https://wodolei.ru/catalog/vanni/Roca/
Он послал ей букет роз и спрашивал, можно ли будет положить в фамильный склеп его четки.
— Они грузятся на шхуну, — доложил Фавье генералу. Атаку с севера отменили, и все силы сосредоточили в этом последнем штурме. Фавье считал, что это ошибка. Атака с севера проходила бы между крепостью и берегом залива, блокируя тем самым эвакуацию гарнизона, но Кальве это не волновало.
— На берегу пусть порезвится кавалерия. Пошлите им приказ. Кальве спешился, обнажил саблю, на которую он однажды нанизал двух казаков будто цыплят на вертел. Генерал сбросил с плеч плащ, чтобы его люди могли видеть золотой галун на груди, затем прошагал в голову колонны и поднял свои мускулистые руки. — Дети мои! — барабанщики прекратили стучать.
Голос Кальве достигал последних шеренг колонны.
— Им холоднее, чем вам! Они промокли сильнее вас! Они больше вас напуганы. И вы — французы! За Императора! За Францию! Вперед!
Барабанщики сильнее натянули растянувшуюся от дождя кожу барабанов и палочки снова выбили свою дробь. Французская колонна, возглавляемая и вдохновленная своим храбрым генералом, под барабанную дробь начала выдвигаться вперед, извиваясь как змея.
Один из стрелков-немцев с раненой рукой играл на флейте. Мелодия навеяла на Шарпа меланхолию. Он всегда хотел научиться играть на флейте, но так и не довелось. Эти мысли были так приятны, но он отогнал их, и начал думать о том, успели ли лодки забрать с берега людей Минвера. Он не мог видеть берег, находясь возле бреши, а сходить и посмотреть у него не было времени.
Французская колонна была уже на полпути от крепости. Люди Шарпа знали, что стрелять нельзя, но Шарп понимал, что примерно половина винтовок промокла и не выстрелит даже когда станет можно. Дождь насквозь промочил его мундир, а в сапогах хлюпало. Дьявол бы побрал этот ублюдочный дождь.
Харпер, Фредриксон и дюжина стрелков сидели на корточках почти на вершине бреши, прямо позади cheval-de-frise. Фредриксон посмотрел на Шарпа, который покачал головой.
— Не сейчас. Ждите. — Немецкий флейтист аккуратно убрал флейту в кожаный чехол, спрятал ее в карман и поднял винтовку, замок которой был в несколько слоев обернут промокшей ветошью.
Французские пушки прекратили пальбу. Пушкари, зная, что в такую погоду они недосягаемы для винтовок, вышли наружу, посмотреть на штурм.
Струи дождя сверкали как отполированные клинки. Вода огромными потоками лилась со стен и заполняла ров. На востоке небо внезапно расчертила молния.
Французы уже были в сотне ярдов. В паузах между барабанным боем они кричали "Vive I’Empereur", но этот клич терялся в шуме дождя, с силой колотившего о землю и камни.
Шарп повернул голову назад. Западная стена была готова. Большего он сделать не может. Он должен удерживать французов столько, сколько понадобится, чтобы его люди успели погрузиться на лодки. Он посмотрел снова на дорогу, французские стрелки неуклюже взбирались на гласис. Шарп подумал, послал ли Кальве людей на север, чтобы отрезать пусть к отступлению.
Французы уже проявляли беспокойство. Некоторые, быть может, решили, будто дождь вывел из строя все винтовки, но ветераны знали, что даже в такой дождь несколько винтовок выстрелят. Они начали торопиться, страстно желая, чтобы первый залп прошел выше. Стрелки рассыпались по гласису и прозвучали уже первые выстрелы.
— В атаку! В атаку! — Прокричал Кальве, дойдя до промежутка в гласисе.
И они побежали. Колонна потеряла прежний порядок. Несколько хитрецов укрылись во внешнем рву и делали вид, что стреляют, но большинство хлынули на нагромождение камней, ставшее теперь для них мостом к мести.
Шарп взглянул на Фредриксона.
— Давай! — Люди Фредриксона, срывая лоскуты с замков своих винтовок, расположились так, чтобы стрелять прямо над верхушкой бреши, а со стен каждый приготовился выстрелить либо с колен либо стоя. — Огонь!
Выстрелила примерно половина винтовок, а остальные лишь высекли искру, не сумевшую поджечь промокший порох. Винтовка Шарпа лягнула его в плечо, затем он прокричал приказ людям, стоявшим у края стены.
Куски свинца, сорванного с крыши церквушки, и не нужного теперь для отливки пуль, были сложены на стенах вместе с крупными булыжниками и испорченными гаубичными снарядами. Все это скинули на нападавших. Французские мушкеты оказались также бесполезны, как и винтовки британцев. Если даже какой-нибудь мушкет, бережно укрытый от дождя, и смог выстрелить, бесполезно было и пытаться перезарядить его в такой дождь.
Стрелки встали, начали кидаться камнями, и атака споткнулась. У подножия лежали мертвецы, убитые залпом Фредриксона, но живые, подгоняемые ревом Кальве, перешагнули через трупы. Кусок свинца ударил одного человека в голову, в другого попал гаубичный снаряд.
— Вперед! Вперед! — Кальве был жив. Он не знал, сколько человек погибло, но почувствовал старую радость от драки и его зычный голос гнал людей наверх. Он махнул саблей перед cheval-de-friseи отшатнулся, когда в его голову угодил булыжник. — За Императора! За Императора!
На завал взбиралась масса людей. Офицер, вооруженный дорогущим капсюльным пистолетом, защищенном от дождя, выпалил в стрелка. Тот свалился со стены и его тут же закололи байонетами.
— Толкай! — Кальве пихал cheval-de-frise вперед, освобождая проход. Гаубичный снаряд, брошенный со стены, ударил его в левую руку, парализовав ее, но он уже увидел пространство в на краю шипастого бруса и прыгнул туда. Его правая рука была в порядке, и он указал ей на проход. — Вперед!
Масса людей, подталкиваемая сзади и не имея возможности спрятаться от дождя камней со стен, двинулась через брешь.
Харпер смотрел за ними. Он видел генерала, видел яркий золотой галун и сдернул лоскут со своего семиствольного ружья. Харпер спустил курок и сразу трое французов рухнули к подножию бреши. Кальве, шедший впереди них, остался в живых.
— Огонь! — теперь выстрелили три из шести мушкетонов Фредриксона, плюнув в противника каменными осколками.
Один француз напоролся на воткнутый между камней байонет, и его, несмотря на дикие вопли, свои же товарищи еще глубже насадили на лезвие. Еще нескольких столкнули на cheval-de-fris, лежавшую теперь у внутреннего подножия баррикады. Но остальные выжили и спрыгивали во внутренний двор форта.
— Назад! Назад! — Люди Фредриксона были здесь, чтобы защищать стены, а не саму брешь. Они отступили под натиском волны людей, хлынувших в форт.
Шарп, видя, что брешь потеряна, дунул в свисток.
— Назад! Отступаем! — люди побежали со стен вниз.
У подножия каменной рампы стояла пушка, обращенная к воротам. Её цапфы были сломаны, но она была заряжена последним сухим порохом, кусками железа, камней и ржавых гвоздей. В запальное отверстие засыпали порох и закрыли его промасленной ветошью.
Харпер стоял возле пушки. Рядом с ним, укрытый в нише под стенами, был воткнут факел из пучка скрученной соломы, тряпья и смолы. Харпер взял факел и взмахнул им, чтобы пламя разгорелось посильнее.
— Давай! — приказал Фредриксон, стоявший на середине рампы вместе со своими людьми.
Харпер откинул ветошь и быстро приложил факел к запальному отверстию. Он увидел, как вспыхнул порох и отскочил в сторону.
Пушка выстрелила.
Она свалилась с лафета и отскочила далеко назад, но перед этим выплюнула все содержимое ствола во внутренний двор.
Камни и железные обломки полетели во французов. Брызги крови затмили даже брызги дождя, пушка упала на колесо, треснувшее как спичка, а Харпер взобрался на рампу, крича, чтобы подали его топор.
На внутреннем дворе раздавались вопли людей. Они были ослеплены и буквально выпотрошены выстрелом. Кальве машинально упал наземь и слышал крики ужаса над собой. — В атаку! — поднялся он. — В атаку!
Он видел, как мало защитников форта стоит перед ним, но они все же были. Стрелки, британские элитные войска, и надо взять в плен хотя бы этих. — В атаку!
Французы, вдохновленные малочисленностью защитников и отвагой своего генерала, подчинились. Из дыма выскочили вопящие люди, которых вел Кальве.
— Давай! — У Фредриксона оставались последние семь бочонков извести на вершине рампы. Сержант Росснер взял один бочонок и сбросил вниз. Он подскочил, треснул, и клубы извести, быстро прибиваемые дождем, окутали первые ряды нападавших. Одного француза бочка впечатала в сломанный пушечный лафет, а известь засыпала глаза, он дико закричал.
Фредриксон обернулся назад. Люди Шарпа под укрытием башенки, где хранился трофейный французский порох, удерживали южную стену. Люди Минвера с кажущейся ужасающей медлительностью гребли к "Фуэлле".
С рампы сбросили вторую бочку извести, затем третью. Все больше французов карабкались на стены, но защитники крохами оставшегося сухим пороха пока удерживали их.
— Кидай! — Четвертая бочка с известью ударила одного француза прямо в грудь.
Выпалил пистолет и сержант Росснер вздрогнул — пуля пробила ему руку.
— Уходи! — Фредриксон подтолкнул его к морю. — Уходи туда!
Французы все прибывали, пробиваясь через баррикаду из рухнувшего лафета, обломков бочонков и тел убитых и раненых. Подножие рампы стало смесью мокрой извести и крови.
— Кидай бочку! — упали пятая и шестая бочки с известью.
Шарп подошел к стене. Он видел, как люди Минвера уже карабкаются на борт, но французов надолго уже не удержать. Некоторые пытались взобраться на стены, используя сгоревшие здания как лестницы, и Шарп побежал остановить их. Он опустил палаш один раз, другой и француз рухнул вниз с рассеченным лицом.
— Кидай последнюю! — Седьмую бочку швырнул Харпер. Она не подпрыгнула, а полетела прямо в гущу нападавших. Шлюпки все еще стояли у борта "Фуэллы".
— Обнажить клинки! — приказал Фредриксон.
Воодушевленные тем, что они захватили брешь и на них больше не падают бочки с известью, французы бросились в атаку. Их ожидала тонкая шеренга стрелков с примкнутыми байонетами.
Затем Харпер сломал строй.
С диким криком, несколько раз отразившимся от стен, Харпер побежал вниз по рампе. Он держал огромный сверкающий топор, а в его венах текла кровь тысячи ирландских воинов. Он кричал на гэльском, призывая французов сразиться с ним, но французы не желали.
Харпер был ростом в шесть футов, а его мускулы были как тросы грот-мачты. Первым же ударом он снес с рампы двух французов, затем повернул топор так, будто это была легкая сабелька, махнул снова, кровь окрасила лезвие, и все время вопил на своем древнем языке, и французы начали отступать.
Французский капитан понимал, что рампу надо захватить во что бы то ни стало, он сделал выпад, но удар топора вывалил его внутренности. Харпер кричал французам, чтобы они подходили отведать его топора. Он остановился лишь в нескольких футах от подножия рампы, а дождь смывал кровь с широких лезвий топора. Он посмеивался над французами.
— Сержант! — закричал Шарп. — Патрик!
Шлюпки, наконец, направились к берегу.
— Патрик, — сложив руки рупором прокричал Шарп. — Возвращайся!
Харпер положил топор на плечо. Он повернулся и медленно пошел вверх по рампе, где его ждал Фредриксон. Наверху Харпер обернулся и посмотрел на внутренний двор. Офицер со своим капсюльным пистолетом, зарядил его порохом из сухого рожка, прицелился, но Кальве, в знак только что увиденной им храбрости, покачал головой. Такой человек, думал Кальве, должен быть в императорской гвардии.
— Отступаем! Все из башенки! — в наступившей тишине голос Шарпа прозвучал необычно громко.
Стрелки, защищавшие края западной стены вылезли из своих башенок и побежали к лестницам.
Кальве, видя это, понял, что с врагом покончено.
— В атаку!
— Назад! Назад! Назад! — Шарп отталкивал своих людей. Теперь французы уже захватили форт, но наступил самый сложный момент, тяжелый момент, когда пора закончить сражение и бежать к лодкам.
У стрелков не было времени, чтобы всем спускаться по лестнице, они прыгали со стены на песок. Шарп с обнаженным палашом стоял возле амбразуры. Харпер встал было рядом с ним, но Шарп рявкнул на него, чтобы Харпер тоже уходил.
Французы перебирались через тела мертвых. Они жаждали мести, но обнаружили, что на стене никого нет. Никого, кроме одинокого офицера с обнаженным палашом, повернувшегося навстречу смерти. Они смотрели на него несколько секунд, но этих секунд оказалось достаточно, чтобы его люди добрались до берега.
Шарп повернулся и прыгнул вниз.
Удар о землю выбил из него остатки воздуха. Он упал вперед, винтовка слетела у него с плеча, а лицо ударилось в мокрый песок.
Кто-то ухватил его за воротник и потащил вперед. Это был Харпер.
— Бегом!
Шарп отплевывался от мокрого песка, забившего рот. Он споткнулся о труп француза, лежавший здесь со вчерашнего дня, упал, но встал и побежал дальше. Кивер с него слетел. И тут на севере появилась кавалерия.
Две шлюпки дюйм медленно преодолевали волны залива. Первый стрелок был уже по пояс в воде, идя навстречу шлюпкам.
Корнелиус Киллик из первой шлюпки прокричал приказ, весла одного борта загребли назад, и Шарп увидел, как шлюпка поворачивается боком к берегу.
— Стройся в линию! — закричал Фредриксон.
Шарп побежал на голос, протирая глаза от песка. Тридцать стрелков выстроились в линию на самой кромке песка и воды. Шарп и Харпер встали рядом.
— Первая шеренга на колено! Готовсь! — Фредриксон, будто на поле боя, встретил перед кавалерией в две шеренги, ощетинившись лезвиями. Ведущий всадник, офицер, привстал в седле, махнул саблей, но легкое оружие лязгнуло о байонет.
— Назад! Назад! — прокричал Шарп.
Крошечная линия отступала шаг за шагом прямо в море. Вода поднялась до колена, затем до бедра, затем до пояса.
Всадники тоже бросились в море. Но лошади, боясь холодной воды и острых лезвий, пятились и неохотно шли вглубь.
— Давайте, ублюдки! — кричал Киллик. — Плывите!
— Разойдись! — приказал Шарп. — Плывите. — Сам он остался в арьергарде. Винтовка мешала ему, и он бросил ее в воду.
Всадник махнул саблей, метя в Шарпа, но длинный палаш стрелка сломал французу запястье. Француз зашипел от боли, выронив саблю, затем его лошадь попятилась назад на сухую землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Они грузятся на шхуну, — доложил Фавье генералу. Атаку с севера отменили, и все силы сосредоточили в этом последнем штурме. Фавье считал, что это ошибка. Атака с севера проходила бы между крепостью и берегом залива, блокируя тем самым эвакуацию гарнизона, но Кальве это не волновало.
— На берегу пусть порезвится кавалерия. Пошлите им приказ. Кальве спешился, обнажил саблю, на которую он однажды нанизал двух казаков будто цыплят на вертел. Генерал сбросил с плеч плащ, чтобы его люди могли видеть золотой галун на груди, затем прошагал в голову колонны и поднял свои мускулистые руки. — Дети мои! — барабанщики прекратили стучать.
Голос Кальве достигал последних шеренг колонны.
— Им холоднее, чем вам! Они промокли сильнее вас! Они больше вас напуганы. И вы — французы! За Императора! За Францию! Вперед!
Барабанщики сильнее натянули растянувшуюся от дождя кожу барабанов и палочки снова выбили свою дробь. Французская колонна, возглавляемая и вдохновленная своим храбрым генералом, под барабанную дробь начала выдвигаться вперед, извиваясь как змея.
Один из стрелков-немцев с раненой рукой играл на флейте. Мелодия навеяла на Шарпа меланхолию. Он всегда хотел научиться играть на флейте, но так и не довелось. Эти мысли были так приятны, но он отогнал их, и начал думать о том, успели ли лодки забрать с берега людей Минвера. Он не мог видеть берег, находясь возле бреши, а сходить и посмотреть у него не было времени.
Французская колонна была уже на полпути от крепости. Люди Шарпа знали, что стрелять нельзя, но Шарп понимал, что примерно половина винтовок промокла и не выстрелит даже когда станет можно. Дождь насквозь промочил его мундир, а в сапогах хлюпало. Дьявол бы побрал этот ублюдочный дождь.
Харпер, Фредриксон и дюжина стрелков сидели на корточках почти на вершине бреши, прямо позади cheval-de-frise. Фредриксон посмотрел на Шарпа, который покачал головой.
— Не сейчас. Ждите. — Немецкий флейтист аккуратно убрал флейту в кожаный чехол, спрятал ее в карман и поднял винтовку, замок которой был в несколько слоев обернут промокшей ветошью.
Французские пушки прекратили пальбу. Пушкари, зная, что в такую погоду они недосягаемы для винтовок, вышли наружу, посмотреть на штурм.
Струи дождя сверкали как отполированные клинки. Вода огромными потоками лилась со стен и заполняла ров. На востоке небо внезапно расчертила молния.
Французы уже были в сотне ярдов. В паузах между барабанным боем они кричали "Vive I’Empereur", но этот клич терялся в шуме дождя, с силой колотившего о землю и камни.
Шарп повернул голову назад. Западная стена была готова. Большего он сделать не может. Он должен удерживать французов столько, сколько понадобится, чтобы его люди успели погрузиться на лодки. Он посмотрел снова на дорогу, французские стрелки неуклюже взбирались на гласис. Шарп подумал, послал ли Кальве людей на север, чтобы отрезать пусть к отступлению.
Французы уже проявляли беспокойство. Некоторые, быть может, решили, будто дождь вывел из строя все винтовки, но ветераны знали, что даже в такой дождь несколько винтовок выстрелят. Они начали торопиться, страстно желая, чтобы первый залп прошел выше. Стрелки рассыпались по гласису и прозвучали уже первые выстрелы.
— В атаку! В атаку! — Прокричал Кальве, дойдя до промежутка в гласисе.
И они побежали. Колонна потеряла прежний порядок. Несколько хитрецов укрылись во внешнем рву и делали вид, что стреляют, но большинство хлынули на нагромождение камней, ставшее теперь для них мостом к мести.
Шарп взглянул на Фредриксона.
— Давай! — Люди Фредриксона, срывая лоскуты с замков своих винтовок, расположились так, чтобы стрелять прямо над верхушкой бреши, а со стен каждый приготовился выстрелить либо с колен либо стоя. — Огонь!
Выстрелила примерно половина винтовок, а остальные лишь высекли искру, не сумевшую поджечь промокший порох. Винтовка Шарпа лягнула его в плечо, затем он прокричал приказ людям, стоявшим у края стены.
Куски свинца, сорванного с крыши церквушки, и не нужного теперь для отливки пуль, были сложены на стенах вместе с крупными булыжниками и испорченными гаубичными снарядами. Все это скинули на нападавших. Французские мушкеты оказались также бесполезны, как и винтовки британцев. Если даже какой-нибудь мушкет, бережно укрытый от дождя, и смог выстрелить, бесполезно было и пытаться перезарядить его в такой дождь.
Стрелки встали, начали кидаться камнями, и атака споткнулась. У подножия лежали мертвецы, убитые залпом Фредриксона, но живые, подгоняемые ревом Кальве, перешагнули через трупы. Кусок свинца ударил одного человека в голову, в другого попал гаубичный снаряд.
— Вперед! Вперед! — Кальве был жив. Он не знал, сколько человек погибло, но почувствовал старую радость от драки и его зычный голос гнал людей наверх. Он махнул саблей перед cheval-de-friseи отшатнулся, когда в его голову угодил булыжник. — За Императора! За Императора!
На завал взбиралась масса людей. Офицер, вооруженный дорогущим капсюльным пистолетом, защищенном от дождя, выпалил в стрелка. Тот свалился со стены и его тут же закололи байонетами.
— Толкай! — Кальве пихал cheval-de-frise вперед, освобождая проход. Гаубичный снаряд, брошенный со стены, ударил его в левую руку, парализовав ее, но он уже увидел пространство в на краю шипастого бруса и прыгнул туда. Его правая рука была в порядке, и он указал ей на проход. — Вперед!
Масса людей, подталкиваемая сзади и не имея возможности спрятаться от дождя камней со стен, двинулась через брешь.
Харпер смотрел за ними. Он видел генерала, видел яркий золотой галун и сдернул лоскут со своего семиствольного ружья. Харпер спустил курок и сразу трое французов рухнули к подножию бреши. Кальве, шедший впереди них, остался в живых.
— Огонь! — теперь выстрелили три из шести мушкетонов Фредриксона, плюнув в противника каменными осколками.
Один француз напоролся на воткнутый между камней байонет, и его, несмотря на дикие вопли, свои же товарищи еще глубже насадили на лезвие. Еще нескольких столкнули на cheval-de-fris, лежавшую теперь у внутреннего подножия баррикады. Но остальные выжили и спрыгивали во внутренний двор форта.
— Назад! Назад! — Люди Фредриксона были здесь, чтобы защищать стены, а не саму брешь. Они отступили под натиском волны людей, хлынувших в форт.
Шарп, видя, что брешь потеряна, дунул в свисток.
— Назад! Отступаем! — люди побежали со стен вниз.
У подножия каменной рампы стояла пушка, обращенная к воротам. Её цапфы были сломаны, но она была заряжена последним сухим порохом, кусками железа, камней и ржавых гвоздей. В запальное отверстие засыпали порох и закрыли его промасленной ветошью.
Харпер стоял возле пушки. Рядом с ним, укрытый в нише под стенами, был воткнут факел из пучка скрученной соломы, тряпья и смолы. Харпер взял факел и взмахнул им, чтобы пламя разгорелось посильнее.
— Давай! — приказал Фредриксон, стоявший на середине рампы вместе со своими людьми.
Харпер откинул ветошь и быстро приложил факел к запальному отверстию. Он увидел, как вспыхнул порох и отскочил в сторону.
Пушка выстрелила.
Она свалилась с лафета и отскочила далеко назад, но перед этим выплюнула все содержимое ствола во внутренний двор.
Камни и железные обломки полетели во французов. Брызги крови затмили даже брызги дождя, пушка упала на колесо, треснувшее как спичка, а Харпер взобрался на рампу, крича, чтобы подали его топор.
На внутреннем дворе раздавались вопли людей. Они были ослеплены и буквально выпотрошены выстрелом. Кальве машинально упал наземь и слышал крики ужаса над собой. — В атаку! — поднялся он. — В атаку!
Он видел, как мало защитников форта стоит перед ним, но они все же были. Стрелки, британские элитные войска, и надо взять в плен хотя бы этих. — В атаку!
Французы, вдохновленные малочисленностью защитников и отвагой своего генерала, подчинились. Из дыма выскочили вопящие люди, которых вел Кальве.
— Давай! — У Фредриксона оставались последние семь бочонков извести на вершине рампы. Сержант Росснер взял один бочонок и сбросил вниз. Он подскочил, треснул, и клубы извести, быстро прибиваемые дождем, окутали первые ряды нападавших. Одного француза бочка впечатала в сломанный пушечный лафет, а известь засыпала глаза, он дико закричал.
Фредриксон обернулся назад. Люди Шарпа под укрытием башенки, где хранился трофейный французский порох, удерживали южную стену. Люди Минвера с кажущейся ужасающей медлительностью гребли к "Фуэлле".
С рампы сбросили вторую бочку извести, затем третью. Все больше французов карабкались на стены, но защитники крохами оставшегося сухим пороха пока удерживали их.
— Кидай! — Четвертая бочка с известью ударила одного француза прямо в грудь.
Выпалил пистолет и сержант Росснер вздрогнул — пуля пробила ему руку.
— Уходи! — Фредриксон подтолкнул его к морю. — Уходи туда!
Французы все прибывали, пробиваясь через баррикаду из рухнувшего лафета, обломков бочонков и тел убитых и раненых. Подножие рампы стало смесью мокрой извести и крови.
— Кидай бочку! — упали пятая и шестая бочки с известью.
Шарп подошел к стене. Он видел, как люди Минвера уже карабкаются на борт, но французов надолго уже не удержать. Некоторые пытались взобраться на стены, используя сгоревшие здания как лестницы, и Шарп побежал остановить их. Он опустил палаш один раз, другой и француз рухнул вниз с рассеченным лицом.
— Кидай последнюю! — Седьмую бочку швырнул Харпер. Она не подпрыгнула, а полетела прямо в гущу нападавших. Шлюпки все еще стояли у борта "Фуэллы".
— Обнажить клинки! — приказал Фредриксон.
Воодушевленные тем, что они захватили брешь и на них больше не падают бочки с известью, французы бросились в атаку. Их ожидала тонкая шеренга стрелков с примкнутыми байонетами.
Затем Харпер сломал строй.
С диким криком, несколько раз отразившимся от стен, Харпер побежал вниз по рампе. Он держал огромный сверкающий топор, а в его венах текла кровь тысячи ирландских воинов. Он кричал на гэльском, призывая французов сразиться с ним, но французы не желали.
Харпер был ростом в шесть футов, а его мускулы были как тросы грот-мачты. Первым же ударом он снес с рампы двух французов, затем повернул топор так, будто это была легкая сабелька, махнул снова, кровь окрасила лезвие, и все время вопил на своем древнем языке, и французы начали отступать.
Французский капитан понимал, что рампу надо захватить во что бы то ни стало, он сделал выпад, но удар топора вывалил его внутренности. Харпер кричал французам, чтобы они подходили отведать его топора. Он остановился лишь в нескольких футах от подножия рампы, а дождь смывал кровь с широких лезвий топора. Он посмеивался над французами.
— Сержант! — закричал Шарп. — Патрик!
Шлюпки, наконец, направились к берегу.
— Патрик, — сложив руки рупором прокричал Шарп. — Возвращайся!
Харпер положил топор на плечо. Он повернулся и медленно пошел вверх по рампе, где его ждал Фредриксон. Наверху Харпер обернулся и посмотрел на внутренний двор. Офицер со своим капсюльным пистолетом, зарядил его порохом из сухого рожка, прицелился, но Кальве, в знак только что увиденной им храбрости, покачал головой. Такой человек, думал Кальве, должен быть в императорской гвардии.
— Отступаем! Все из башенки! — в наступившей тишине голос Шарпа прозвучал необычно громко.
Стрелки, защищавшие края западной стены вылезли из своих башенок и побежали к лестницам.
Кальве, видя это, понял, что с врагом покончено.
— В атаку!
— Назад! Назад! Назад! — Шарп отталкивал своих людей. Теперь французы уже захватили форт, но наступил самый сложный момент, тяжелый момент, когда пора закончить сражение и бежать к лодкам.
У стрелков не было времени, чтобы всем спускаться по лестнице, они прыгали со стены на песок. Шарп с обнаженным палашом стоял возле амбразуры. Харпер встал было рядом с ним, но Шарп рявкнул на него, чтобы Харпер тоже уходил.
Французы перебирались через тела мертвых. Они жаждали мести, но обнаружили, что на стене никого нет. Никого, кроме одинокого офицера с обнаженным палашом, повернувшегося навстречу смерти. Они смотрели на него несколько секунд, но этих секунд оказалось достаточно, чтобы его люди добрались до берега.
Шарп повернулся и прыгнул вниз.
Удар о землю выбил из него остатки воздуха. Он упал вперед, винтовка слетела у него с плеча, а лицо ударилось в мокрый песок.
Кто-то ухватил его за воротник и потащил вперед. Это был Харпер.
— Бегом!
Шарп отплевывался от мокрого песка, забившего рот. Он споткнулся о труп француза, лежавший здесь со вчерашнего дня, упал, но встал и побежал дальше. Кивер с него слетел. И тут на севере появилась кавалерия.
Две шлюпки дюйм медленно преодолевали волны залива. Первый стрелок был уже по пояс в воде, идя навстречу шлюпкам.
Корнелиус Киллик из первой шлюпки прокричал приказ, весла одного борта загребли назад, и Шарп увидел, как шлюпка поворачивается боком к берегу.
— Стройся в линию! — закричал Фредриксон.
Шарп побежал на голос, протирая глаза от песка. Тридцать стрелков выстроились в линию на самой кромке песка и воды. Шарп и Харпер встали рядом.
— Первая шеренга на колено! Готовсь! — Фредриксон, будто на поле боя, встретил перед кавалерией в две шеренги, ощетинившись лезвиями. Ведущий всадник, офицер, привстал в седле, махнул саблей, но легкое оружие лязгнуло о байонет.
— Назад! Назад! — прокричал Шарп.
Крошечная линия отступала шаг за шагом прямо в море. Вода поднялась до колена, затем до бедра, затем до пояса.
Всадники тоже бросились в море. Но лошади, боясь холодной воды и острых лезвий, пятились и неохотно шли вглубь.
— Давайте, ублюдки! — кричал Киллик. — Плывите!
— Разойдись! — приказал Шарп. — Плывите. — Сам он остался в арьергарде. Винтовка мешала ему, и он бросил ее в воду.
Всадник махнул саблей, метя в Шарпа, но длинный палаш стрелка сломал французу запястье. Француз зашипел от боли, выронив саблю, затем его лошадь попятилась назад на сухую землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37