Затем одарила зеркало недовольной гримасой и прошла на сцену. Пора и помучиться.
Девушки называли это помещение «клеткой». Площадка приблизительно двадцать на двадцать шагов, залитая ослепительным светом цветных прожекторов. Свет мог неожиданно сгуститься до фиолетового или густого красного, цвета тлеющих углей или же, наоборот, серебристо-белого. По периметру клетки – небольшие окошки, сквозь которые угадывались смутные фигуры мужчин, стоявших или сидевших в темных кабинках. Они смотрели на девушек тусклыми, ничего не выражающими глазами. Да и к чему эмоции, когда рука каждого ритмично поигрывала в собственном паху, с трудом оттягивая миг короткого удовольствия.
Вторник пантерой выскочила вперед, оттеснив других танцовщиц. Слабая вспышка внимания – невидимые зрители на мгновение сфокусировали на ней свое второе "я": новая девица! Прикрыв глаза и соблазнительно облизывая губы, перебирая пальцами пряди волос, она поворачивалась то к одному, то к другому окну, чтобы зрители могли рассмотреть ее высокую грудь, тугой гладкий живот, мелькавшие под повязкой ягодицы. Рассмотреть и оценить. Похоже, действительно оценили.
То тут, то там сквозь мутный блеск черного стекла ей удавалось разглядеть чей-то рот в еле слышном крике; ладонь, прижатую к окну; вытаращенные глаза в момент абсолютного наслаждения. Все, как обычно. Извиваясь, она профессионально поглаживала себя, старательно изображая приближение экстаза.
Тонкие пальцы, задержавшись на кружеве бюстгальтера, дрожали. Сама невинность. Господа, я здесь случайно, я в первый раз… Она меняла роли, подстраиваясь под ритм и настроение клиентов. Закон заведения гласит: угоди каждому так, как он хочет! И она угождала.
Прямо перед ней было одно из окон. За ним маячила знакомая сутулая фигура. ФРАНЦУЗ. Он бывал в клубе два или три раза в неделю, всегда в одной и той же темной бейсбольной кепке и в темных очках. Женщинам из «клетки» он неизменно приносил один и тот же «подарок» – лист бумаги, исчирканный иностранными словами. Пандемия утверждала, что слова написаны по-французски, но никому из девушек никогда не удавалось разобрать содержания странных записок. Да, в общем, они и не пытались, было не до того: дотанцевать и домой – спать, спать, спать. В одиночестве. Правда, кто-то из новеньких еще мечтал о залетном принце. Вдруг найдется такой, весь в белом, не похожий на остальных. Придет, увидит, заберет. Впрочем, разве встречаются принцы с расстегнутыми ширинками? История об этом умалчивает.
– Все одинаковые, – фыркнула однажды Бриттани, когда Пандемия полюбопытствовала насчет Француза. – Чертов извращенец. Хочешь совет? Держись от него подальше. Не заигрывай. Такие игрушки иногда обходятся очень дорого.
Сейчас Француз находился в кабинке напротив Вторник и снова прижимал к стеклу исписанный от руки тетрадный листок.
Вторник одарила его улыбкой, похожей на презрительную усмешку. Как припечатала. Танцуя и поддразнивая, она приблизилась к его окну. Специально для тебя, малыш! Пальцы скользнули по набедренной повязке, слегка приподняв се край, затем поползли вверх, вдоль упругого живота, туда, где ее пышная грудь едва ли не выпрыгивала из тесного лифчика. Она поднесла руки к застежке бюстгальтера, будто бы расстегивая ее. И, откинув голову назад, на мгновение зажмурилась: на, получай!
Но когда вновь открыла глаза, он уже ушел.
ГЛАВА 2
За сценой в раздевалке Бриттани закончила яркий макияж и скользнула в «клетку». Ее очередь
Пандемия застегнула фланелевую юбку, влезла в бесформенный шерстяной свитер и зашнуровала разбитые кроссовки. Теперь она напоминала дамочку средних лет и среднего достатка. В таком виде проще идти по ночным улицам. Шанс, что от тебя потребуют денег или ласк, существенно снижается. Не время показывать свою красоту, да и не место.
Бросив взгляд на часы, она тихо ругнулась. Десять минут второго. А она обещала няне, что вернется никак не позже половины первого. Да где там! После телефонного разговора пришлось утрясать финансовые проблемы. Сэмми никак не хотел отдавать ту сумму, которую ей положено. Ссылался на опоздание, некачественную работу. Впрочем, можно сослаться на что угодно, если тебе не нравится человек. Пандемия Сэмми не нравилась. Почему, бог знает. Не нравилась, и все тут. Отсюда все ее беды с «коготком». А куда еще податься, когда на руках больной ребенок? И не только ребенок…
– Ну, я полетела, а то, чувствую, няни мне больше не видать, – крикнула она подругам по секс-каторге, сгребая в кучу рюкзак и куртку с капюшоном. – До встречи, девочки.
В этот момент Сэмми просунул голову в дверь. Белое облачко перхоти порхало на пол.
– Эй! Ты! – он ткнул большим пальцем в Пандемию. – К тебе клиент.
Она раздраженно вжикнула «молнией» куртки.
– Я ухожу. Извини.
– Двести баксов за десять минут.
Девицы, сидевшие на диванах, как по команде повернулись и поглядели сначала на Сэмми, а потом на Пандемию. Неслыханная сумма для убогого заведения. Да еще чтобы Сэм предложил ее той, кого терпеть не может. Такого раньше не случалось.
Пандемия быстро прикинула. Двести баксов. Несколько дней отдыха. Время только для себя и дочери. Возможность все обдумать спокойно. Принять решение. Двести баксов…
Помедлила и:
– Ладно, черт с ним! Только я позвоню няне…
И начала раздеваться.
***
В частной кабинке – чувственная темнота. Запах мускуса, пота и спермы. Запах желания. Запах страха. Всего в нескольких дюймах от мужского лица – квадратное окошко, оно запотевает, когда его смрадное дыхание пеленой ложится на грязное стекло. Там, в клетке, извивается женщина.
Это не танец, это работа. Стриптиз на заказ.
Считай до трех, Француз!
Раз – и я готова показать тебе свое тело.
Два – и звук расходящейся молнии.
Три – о! – что ты хочешь, Француз? Что ты хочешь? Скажи мне.
– Ты хочешь посмотреть на меня? – Ее пальцы ласкают грудь. – Я знаю, ты хочешь посмотреть на меня.
Он молчит.
– Скажи мне, чего ты хочешь? – шепчет женщина, и хриплый нежный голос бритвой проникает ему в мозг.
Сосуды напряжены, еще немного – и лопнут, превратившись в густое кровяное конфетти. Он точно знает – тогда станет легко, очень легко. Тогда он познает ИСТИНУ. Он познает ТАЙНУ.
Она капризно надувает губы и, точно маленькая девочка, придвигается ближе к стеклу.
– Скажи мне.
Шаг назад. Сердце глухо стучит, и каждый удар причиняет невыносимую боль. Он судорожно сглатывает комок, который медленно скатывается вниз – к пульсирующему сгустку.
Шаг вперед. Ближе, еще ближе, рука против воли скользит к паху. Может быть, сейчас это произойдет, и тогда все будет хорошо. Очень хорошо. Сейчас узнаешь…
– Я хочу видеть, как ты танцуешь. Я хочу видеть, как ты танцуешь в кровавом приливе…
– Ты хочешь увидеть меня, не правда ли? – женщина не слышит, что он говорит. Стекло надежно хранит ее безупречное тело и абсолютный слух. Пока…
Он снова дышит на стекло. Ее тело покрывается черным зловонным налетом, вспыхивает багровым светом – это распускаются цветы зла. Ее зрачки проваливаются в черные ямы глазниц, губы, разлагаясь, обнажают белые кости. Господи, только ты умеешь создать столь безупречную красоту! Этот череп совершенен.
По обожженной коже сочится кровь. Вены набухают и взрываются на запястьях огненным фонтаном. Когда она приподнимает руками грудь и чуть наклоняется вперед, – возьми меня! – позади нее, на стене, вспыхивает багровое сияние. И признаки тления отступают. На время. Теперь она снова молода и желанна.
Она танцует для него – здесь и сейчас. Это не работа. Это уже для души. Для тебя – соло. Иди ко мне!
Но мужчина более не видит и не слышит ее. Его глаза устремлены на стену позади – туда, где мутное мерцание превращается в узкий ручеек крови, стекающий на пол. Кровь целует каблуки туфель, подбираясь все выше и выше.
– Ты хочешь увидеть мое тело, – томно вздыхает она, и кровь черной струей забрызгивает голую лодыжку. – Я знаю, что оно тебе нравится. Правда?
Его дыхание учащается, руки дрожат, не в силах справиться с ритмом плоти. Получилось, почти получилось! Сделай чудо, открой тайну. Он придвигается к окну, что-то жалобно шепчет. Голос срывается от волнения, и слова исчезают в узкой темноте.
Женщина начинает двигаться все быстрее, в такт его дыханию. Она ласкает свою шею, соски, живот. Ручейки крови стекают с кончиков ее пальцев, ползут по телу, от пупка на бедра, теряясь в завитках светлых волос. Кажется, что стены дышат, содрогаясь в новых приступах боли. Кровь все течет и течет, затопляя комнату. Пустота цвета крови…
– Я знаю, тебе нравится. Не бойся, я помогу тебе. Хочешь?
…черная пелена, его руки влажны от крови, с ее волос, когда она изгибает спину и встряхивает головой, летят алые капли. Мужчина закрывает глаза и из последних сил шепчет:
– Это – смерть вторая…
Кровь продолжает течь: густой, красный водопад бурлит вокруг стройных женских ног. Наваждение исчезает. Чуда не произошло. Все по-старому.
Он смотрит на нее, его голос становится громче, Француз упирается руками в стекло…
– …и скверных, и любодеев, – бормочет он, хотя она не может его слышать.
– Я знаю, тебе нравится, – женщина наклоняет голову, опускает пушистые ресницы, пряча глаза, а затем бросает на него взгляд сквозь пелену дыма и пламени. – Я знаю, тебе нравится…
Стон. Терпеть боль невыносимо. Горячий пепел окутывает сознание. Человек бросается к стеклу, но не успевает…
Стены извергают пламя. Оно с ревом устремляется вниз в комнату, сжигая все – так, как если бы кровь была сухим трухлявым деревом; бумагой, пропитанной бензином; прядью волос над пламенем свечи. Озеро крови густеет, замирает, а затем взрывается золотыми, черными и алыми искрами. Жар слепит глаза. Языки огня извиваются огромными щупальцами, окружая женщину, которая движется внутри. Огонь, иди за мной!
Она танцует, даже когда ее кожа трескается, закручивается и опадает, словно черная обугленная кора. Капли жира брызжут на стекло, губы деформируются. Он видит, как светлые волосы обращаются в золу, пальцы выворачиваются, будто ивовые прутья. Костяшки трещат, превращаясь в удушливый дым.
И когда смрад горящей плоти заполняет его ноздри, когда последние слова женщины, точно эхо, продолжают звучать в ушах, – он видит пламя, пожирающее комнату.
И тогда по пепельной щеке скользит слеза. Единственная.
– Я знаю, тебе это нравится.
ГЛАВА 3
Пандемия бережно сложила две стодолларовые купюры и запрятала туда, куда женщины обычно прячут самое сокровенное. Надежно не надежно, но забираться придется долго. Сто одежек и все без застежек.
Раздевалка давно опустела. Три часа ночи, Все уже разошлись. Ей вроде бы тоже нужно идти, но к чему торопиться? Сюзанна давно спит. Ключ под ковриком. Няня, устроив скандал, виртуально хлопнула дверью. Ну и пусть. Теперь у нее появился небольшой, но шанс. Есть несколько дней для того, чтобы сделать передышку. И побыть с Сузи, ребенок и так видит мамочку урывками.
Как объяснить дочери, почему они бегут из города в город, заметая за собой следы, словно воры или преступники. За последний год Сюзанна побывала уже в четырех штатах. Только они устраивались, налаживая свою непутевую жизнь, Пандемия вновь срывалась с едва насиженного места. Отели, автостоп, грязные закусочные и вонючие сортиры на автозаправках. Или прямо в кукурузном поле. Дети кукурузы..
Частенько ей приходилось расплачиваться собой, пока Сузи спала на заднем сиденьи. Больше всего на свете Пандемия боялась, что девочка проснется и увидит весь этот кошмар. Мать с покрасневшим от напряжения лицом, пыхтящего мужика. Услышит противный скрип кожаных сидений и стоны. Но Сузи крепко спала. В такие минуты она никогда не просыпалась. Маленький союзник в общей беде. Пандемия отдавалась с мстительным удовольствием. Нате! Не жалко. Получите.
На Сиэтл она рассчитывала не зря. В таком городе можно затеряться. Взять другое имя, придумать себе легенду, замести следы. Так, чтобы он никогда их не нашел. Но он всегда находил – похудевший, озлобленный, появлялся в скромной квартире. И уже через день все летело в тартарары. Соседи отворачивались, а Сюзанна снова не понимала, почему ребята, игравшие с ней вчера, сегодня шарахались от нее, как от чумы. Пандемия глотала слезы и прижимала к себе маленькое всхлипывающее тельце, не зная, как сказать – это только начало, начало конца.
Но сейчас у нее появилась надежда. Уже три месяца о нем ни слуху ни духу. Говорят, от этого умирают быстро. Очень быстро. Он и так долго держался. Может быть, теперь он оставит ее в покое. Ее и дочь. Они заслужили это. Из Сиэтла уезжать не хотелось. Этот город как никакой другой напоминал Пандемии ее родной город. Место, где она провела самые счастливые дни. Кто же знал, что первая влюбленность приведет к омуту кошмара, поселив в душе страх и вину. Кто же знал, что, после всех надежд и чаяний, вершиной карьеры окажется «Рубиновый кого-ток».
Сюда она попала случайно. Зашла и предложила свои услуги. Ей было все равно – какие. Только бы за деньги. Отчаяние обычно придает убедительность. В таком состоянии люди готовы на все. Она – тоже. Теперь она действительно готова на все. Ей нечего терять, даже Сузи. В «коготке» ее ощупали, потом отправили в «клетку». Взяли. Ей повезло, что она блондинка. Даже джентльмены предпочитают блондинок, что уж говорить о классе пониже. Единственный раз она задумалась, когда Сэмми приказал выбрать псевдоним. И тут, вспомнив все, чему ее когда-то учили, выпалила: «Пандемия». Сэмми дернулся, но ничего не сказал. Один черт!
… Пандемия глотнула холодный кофе. Поморщилась. Вытащила сигарету, но потом отложила. Взглянула на себя в зеркало. Красота быстротечна. Молодость мимолетна. Но почему-то люди ценят в женщине лишь это. А если ты к тому же еще и глупа как пробка, твоя стоимость существенно возрастает. Кому лужен ум в постели? Правильно, никому. Поэтому шлюшки вроде Тиффани или Янтарь Ли гораздо счастливее. Они востребованы. Она – нет.
В комнату заглянула уборщица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22