– Последний вопрос, доктор. Я прочитала, что мать Эли умерла от передозировки. Вы знали, что она принимает наркотики?
– Естественно, знал, – раздраженно ответил Шац, – за кого вы меня принимаете! Принимала давно и не хотела лечиться. Леонид Аркадьевич ждал, пока… В общем, пока случится то, что случилось. Он не устраивал по этому поводу никаких скандалов. У него было чувство вины перед ней. Ведь он сам дал ей впервые попробовать наркотики. Не видел в этом ничего плохого. Кокаиновая наркомания – редкое явление, – Шац, как и все врачи, делал ударение в слове «наркомания» на последний слог, – и, в отличие от остальных видов, относительно легко излечимая. Но Кристина Федоровна сама не хотела никаких клиник, никакой психотерапии, ничего. Мне кажется, она понимала, что Гав-рилов любит другую женщину и проводит с ней все свободное время. Дома Леонид Аркадьевич старался бывать как можно реже.
– Почему же он не разводился?
– Вина! Вы себе не представляете, как можно манипулировать человеком, внушив ему чувство вины. Кристине Федоровне это удалось. Она вложила мужу в голову, что он виноват в ее наркомании, гомосексуальности сына, плохом характере дочери – во всем. Что жизнь с ним в постоянном страхе – могут убить, похитить, подложить бомбу в машину, – чудовищно тяжела. Стрессы, частые переезды… Леонид Аркадьевич, несмотря на все, что о нем говорят, был хорошим человеком. Он слушал жену и переживал самым искренним образом. А они пользовались этим.
Я нахмурилась. Уже третий человек говорит мне, что Гаврилов терпеливо сносил пожизненное заключение в семье строгого режима.
– В заключении сказано, что Кристина Федоровна умерла от передозировки. Скажите, она вводила наркотики внутривенно?
– Нет, что вы! Она в этом видела голливудскую романтику. Знаете, дорожки на зеркале, свернутая стодолларовая купюра, перстень-бонбоньерка и тому подобная глупость. Через нос. В последнее время у нее участились кровотечения из-за постоянного приема.
– А где Гаврилова брала наркотики? – спросила я, не подумав.
– Милая Александра Александровна, – развел руками Шац, – ну я-то откуда это знаю? Одно могу сказать точно – рецептов на кокаин ей не выписывал, потому как в аптеках он не продается.
– Тогда кому и зачем вы платите деньги? – тон получился чересчур жестким, но ничего не поделать.
– Вы решили, что это я снабжал Кристину Федоровну кокаином?! – брови доктора стремительно взлетели вверх. – Это абсурд. Я семейный врач и не могу так рисковать своей репутацией. К тому же мне это не нужно. Мои услуги и так хорошо оплачиваются.
– Не сомневаюсь, – ответила я, скользнув взглядом по печатке доктора. Массивный золотой перстень, усыпанный крупными бриллиантами. – И все же, кто вас шантажирует?
– Я не знаю! – воскликнул Шац.
– Не знаете, за что платите? – с сомнением переспросила я.
– За что, знаю, – замялся доктор.
– И за что же?
– Послушайте, это…
– Леонид Аронович, – я смягчилась, – поймите, есть серьезные подозрения, что исчезновение Эли и трагические события в ее семье связаны с одним человеком. Имя его я не могу назвать без веских доказательств. Наличие мотива ничего не значит. Если мое расследование увенчается успехом, это спасет другую девочку от опасности, а вас, возможно, избавит от шантажиста. Хранение какого секрета вы оплачиваете?
– Вы думаете о Никите Шерере, не так ли? – усмехнулся Шац.
– Я уже объясняла…
– Вы не правы, – перебил меня доктор. – Шерер здесь ни при чем. Ему просто сказочно повезло.
– Не понимаю, – мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы остаться непроницаемо спокойной.
– Тот секрет, за который я плачу, знала только Эля, – Шац тронул пальцем безделушку «Вечный двигатель», и хромированные детали пришли в бесшумное движение, – маловероятно, чтобы она рассказала об этом кому-нибудь хоть одной живой душе. И менее всего вероятно, что она рассказала об этом Никите.
– Но кто тогда вас шантажирует? Если Эля умерла? – я озадаченно смотрела на доктора.
Тот неожиданно подался вперед и, максимально приблизив ко мне лицо, спросил:
– А вы уверены, что она умерла? Тела ведь не нашли, так?

АМОРАЛЬНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

Из клиники доктора Шаца я вышла в самых растрепанных чувствах. Что за секрет знала только Эля? За этот секрет семейный доктор Гавриловых платит неизвестному шантажисту. Предположение, что Эля, может быть, жива, опрокинуло все мои предыдущие версии. В этом случае все, что мне известно, – всего лишь набор разрозненных фактов, не обязательно связанных между собой.
Подойдя к машине, я заметила, что колесо у вставшего рядом «Мерса» спущено. Ая-яй-яй, жадность не порок, а черта характера. Не захотел кто-то платить импровизированный налог на беспризорность. Пожалел двадцатку. Теперь придется выложить тысяч пять за новое колесо.
Итак, что мы имеем? Вытащив свою потрепанную тетрадку, я отодвинула кресло от руля и записала:
1. Согласно свидетельству Люси, Гаврилов был застрелен в собственном доме.
2. Кристина Федоровна, как говорит семейный врач, была кокаиновой наркоманкой.
3. Эля ненавидела родителей и брата, а ее отец терпеть не мог жену и обоих детей.
Теперь остается только выяснить, при Каких обстоятельствах погиб Александр Гаврилов.
Посмотрев еще на свои записи, я задумалась о втором пункте. За двадцать лет работы на «скорой» я повидала тысячи наркоманов, переборщивших с дозой или намеренно собиравшихся покончить с собой при помощи героина. Подчеркиваю, героина. Ни разу к нам не попадал кокаиновый наркоман в тяжелом состоянии, и не потому, что кокаином злоупотребляют обычно богатые и знаменитые, а простым людям такой порок не по карману. К нам везли всех, вне зависимости от социального положения. Самое страшное, что могло случиться с Кристиной Федоровной Гавриловой – разрыв кровеносных сосудов в носоглотке. При летальном исходе надо затянуть носом не меньше двух граммов кокаина. И то не гарантия. Помню, по телевизору передавали, что молодому человеку стало плохо в самолете. Когда лайнер приземлился, пострадавшего отвезли в больницу. Оказалось, что парень был курьером, который перевозит кокаин в себе – заглатывает перед вылетом маленькие пакетики, а по прибытии они извлекаются при помощи рвотных средств. Один из пакетиков в самолете открылся, там было десять граммов, но молодой человек не умер! Напротив, живой и невредимый предстал перед судом и был расстрелян. По колумбийским законам за контрабанду наркотиков полагается смертная казнь.
Ладно, предположим, что Кристина Марковна была старая и слабая здоровьем, ей хватило двух граммов. Представьте себе две больших чайных ложки сахарной пудры. У наркоманки со стажем, какой была мамаша Гаврилова, уже на середине первой началось бы носовое кровотечение. Организм цепляется за жизнь с первобытной силой, даже когда человек сам этого не хочет. Свернувшаяся кровь забила бы ноздри; лишив женщину возможности отравиться. Может быть, наркодилер подсунул даме героин? По ошибке, перепутал, мало ли что бывает… Найти бы этого торговца и расспросить, чем он в последний раз снабдил постоянную покупательницу.
Набрав номер Лики, я обратила внимание на ссорящуюся супружескую пару восточной наружности. Жгучая брюнетка в расстегнутой шубе из белой норки и плотный высокий «джигит» в дорогой коричневой дубленке. Ругались они весьма экспрессивно, давая друг другу по очереди звонкие оплеухи. Ничего себе, проявление равенства полов! Народ у Казанского с любопытством наблюдал за происходящим.
– Алло, – ответил мне сонный голос.
– Лика, это Александра Александровна, ты случайно не знаешь, кто снабжал Элину маму кокаином?
Лицо дамы в белоснежной норковой шубке показалось мне знакомым.
– Обязательно знаю, – последовал ответ, – Эрнесто. Он всех их снабжает. Можете позвонить ему, у него номер простой. Девятьсот шестьдесят шесть, шесть-шесть, шесть-шесть. Скажите, что от Маргариты Мирзоян, у них вроде была любовь.
– Спасибо, – я отключилась.
Дама и ее кавалер на секунду перестали лупить друг друга по щекам. Тут я вспомнила, где видела эту женщину. Это она брызнула в Бронса перцовкой и потеряла беленькие трусики возле лыжной базы в Кавголово. Я выскочила из машины, прежде чем успела сообразить – зачем?
– Послушайте! – я подбежала к мужчине. – Вы не правы! Ваша жена вам не изменяет!
Мужчина секунду смотрел на меня, как на душевнобольную. Потом схватил меня за руку, притянул к себе и поцеловал, крикнув злополучной дамочке в белой норке:
– Карина, знай, эта женщина – моя любовница! Я разведусь с тобой и женюсь на ней!
Глаза неизвестной мне доселе Карины, если, конечно, не считать эпизода в Кавголово, сверкнули яростным огнем. Я мысленно прокляла дурацкую привычку советского человека вмешиваться в семейные ссоры и в надежде, что дама в белой норке вспомнит меня, натянула жалкую улыбочку и помахала ей рукой.
Карина издала рык разъяренной тигрицы. И в следующую секунду ее маленький, но очень твердый кулачок опустился на мой нос! Я едва устояла на ногах. Признаться, меня удержал только страх рухнуть в грязное месиво из воды, снега и песка.
– Послушайте! – я спряталась за ее мужем и, прикрываясь им, как омоновцы щитами во время футбольного матча, попыталась все объяснить. – Я же хотела помочь! Я понимаю, что никто не поверит, будто вы потеряли трусы, когда на вас прыгнула собака, но…
– Мразь! – Карина не собиралась слушать, она колошматила мужа сумкой, пытаясь попасть в меня.
– Да! Да! – орал в ответ чертов недоделанный «Отелло». – А ты думала, только у тебя могут быть любовники?!
– Эта шлюха изменяег тебе, Вано! Я видела ее с отвратительным, толстым и лысым старикашкой! Его мерзкая собака чуть не сделала меня заикой! Эта… все подстроила!
Тут я разозлилась.
– Да пошли вы со своими трусами!!! – я, выложив всю энергию своего возмущения, толкнула супруга Карины.
Сработал эффект неожиданности, да и скользкая поверхность помогла. Огромная туша, нелепо взмахнув руками, грохнулась на свою верещащую супругу. Пока они барахтались в жиже из талого снега, угрожая убить друг друга, тещу, свекровь и некую Тамару Иоселиани, я быстренько ретировалась. На губах чувствовался соленый вкус.
Черт, эта дура разбила мне нос!
«Сама-то хороша…» – проворчал запоздало проснувшийся здравый смысл.
Вытерев кровь и отдышавшись, набрала номер Эрнесто.
– Да? – ответил недовольный голос со странным акцентом, я такого никогда не слышала.
– Мне дала ваш номер Маргарита Мирзоян…
– За Кузнечным рынком. Оптовый магазин «Лучший кофе», – моментально отрубил Эрнесто. – Буду еще два часа.
Кузнечный рынок занимает переулок между церковью Владимирской Божьей Матери и Инженерно-экономическим университетом. В пятистах метрах от Невского проспекта. Проехав через улицу Марата, я через двадцать минут остановилась прямо напротив симпатичной вывески «Лучший кофе». Колоритный индеец сидит над мешком и курит трубку. Глаза индейца закрыты, а лицевая мускулатура расслаблена. Учитывая, чем торгует Эрнесто под прикрытием жареных зерен арабики, реклама более чем смелая. У меня, во всяком случае, сразу родилась мысль: с чего это индейцу так похорошело?
– Здравствуйте, – меня встретил шкафообразный молодой человек.
Его нижняя челюсть представляла собой нечто среднее между баржевой кормой и куском сала. Я мысленно тут же окрестила его «Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход».
– Вы, наверное, продавец-консультант? – уточнила я, потирая ушибленный Кариной нос. – Мне нужен Эрнесто, я от Маргариты Мирзоян.
– Минуту, – процедил сквозь зубы охранник.
По спине сбежала струйка пота. До сих пор я наркоторговцев видела только в кино. Мне представилось полутемное помещение, где мрачный мачо сидит над открытым стальным кейсом и ковыряет ножичком пластиковые пакеты с кокаином.
– Проходите, – пробасил вернувшийся товарищ.
Меня подстерегло разочарование. Эрнесто не был похож на мачо. Скорее на продавца гвоздик образца семидесятых прошлого века. Волосатые руки, волосатая грудь и лысеющий затылок свидетельствовали об избытке тестостерона. Он сидел в тесной комнатке с узким окном, забитой стеллажами с бумагами. Еще бы нарукавники – и вылитый кассир армянского ресторана.
– Вечеринку собрались устраивать? – кисло спросил он у меня, потирая рукой живот. И ни с того ни с сего добавил:
– Люди веселятся, а меня изжога мучит.
Мне так и хотелось спросить: «А вы где перевозите товар? Не заглатываете часом? Полиэтилен очень вреден для слизистой. Частая перевозка наркотиков приводит к гастриту! Во-первых, из-за пластиковой тары, во-вторых, из-за стресса и, в-третьих, из-за частой рвоты…»
– В общем да, скромную, только для своих, – я кашлянула.
– Кокос? – Эрнесто совсем скривился.
– Да, только хороший, – попросила я. – Не такой, как дали Кристине Федоровне Гавриловой.
Эрнесто вздохнул.
– Как вы меня задолбали! Устал уже объяснять – ничего я не напутал, дал ей хороший товар, да и оставалось у нее столько, что этим не передознешься!
– Но она же умерла! – я скрестила руки на груди и выставила ногу вперед, изображая богатую капризную стерву.
– Повторяю в сотый раз, – Эрнесто положил руку на живот. Бурчание я слышала даже в двух метрах от несчастного. – Кристина брала грамм раз в неделю. Ей муж денег не давал. Она отбирала у прислуги часть того, что экономке выделялось на хозяйство. Понемногу. Иначе Леонид Аркадьевич бы заметил. Граммом передознуться нельзя, даже если она его одной ноздрей за раз втянула! Ясно?
– Может, она хотела покончить с собой и набирала нужную дозу? – высказала я идиотское предположение.
– Она без дорожки встать не могла, – Эрнесто воззрился на меня, как бык на пикадора, – чего она там собирала? Вы ее нос видели? Почти как у вас! Еще краснее и опухший весь. Сразу видно – конченая марафетчица!
Я непроизвольно прикрыла нос ладонью.
– Это не то, что вы думаете!
– Еще скажите, вам его какая-нибудь ревнивая баба расквасила, – саркастически усмехнулся Эрнесто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27