https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_rakoviny/visokie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Дмитрий Николаевич Каралис
Чикагский блюз



Дмитрий Каралис
«Чикагский блюз»
Повествование в рассказах

I. Дача

1

Отец с дядей Жорой вознамерились купить зимний дом в Зеленогорске: с круглыми печками, батареями парового отопления, водопроводом, подвалом, городским телефоном, – и нас повезли на смотрины.
Непривычно было выходить на одну остановку раньше – в соседнем Ушкове нас ждали два типовых домика в садоводстве, разделенных оградой из можжевельника. Домики, как и их владельцы, были близнецами, только выкрасили их в разные цвета – наш в канареечный, а дяди-Жорин в светло-зеленый. Иногда мы даже встречали общих гостей в летних нарядах соответствующего цвета – наша семья желтела, а дяди-Жорина зеленела. И гостям было проще – они легко вспоминали, у кого из братьев-близнецов должны ночевать и чьи жены и дети ходят по участку.
В электричке было жарко, и, сойдя в Зеленогорске, мы сразу же обзавелись мороженым и двинулись в путь под руководством дяди Жоры.
Дом стоял у самой окраины леса.
На таких буржуйских дачах мне раньше бывать не приходилось.
На втором этаже покоился на козлах стол для пинг-понга и зеленел истертым сукном бильярд. Хозяйка сказала, что пинг-понг она может оставить без всякой доплаты, а бильярд увезет – внукам в Кузьмолово.
Над высокой крышей жужжал пропеллером самолетик-флюгер, и я осторожно спросил, оставит ли она самолетик, если мы купим дачу.
– А тебе хочется, чтобы он остался? – загадочно посмотрела на меня хозяйка. Она была не совсем старая, возраста моей бабушки. – Хочется? Да?
Я пожал плечами, но тут же быстро кивнул. Самолетик, рассекая винтом воздух, красиво плыл на фоне белых облаков и верхушек сосен. Тонкий железный штырь почти не был заметен, казалось, что ястребок мчится в теплом летнем воздухе сам по себе.
– Это «Ла-5», – узнал я истребитель со сдвинутой к хвосту кабиной пилота, и отец с дядей Жорой, приложив ладони козырьком, тоже посмотрели наверх.
«Пятнадцать лет, а все как маленький, – прочитал я на лице своей кузины. – Самолетиками интересуется…» Катька, подбоченясь, стояла в новых болгарских джинсах и косилась на двух парней, остановившихся возле калитки прикурить. Один из парней был рослым, явно выше Катьки, и жердина-сестрица, похоже, прикидывала, где он живет и сгодится ли для компании, чтобы ходить на залив и прогуливаться в парке. Ей тоже было пятнадцать, но она была на полголовы выше меня и на физкультуре стояла в своем классе первой.
– Господи, как вы похожи! – восторженно улыбнулась хозяйка и перевела взгляд с отца на дядю Жору. – Прямо одно лицо! И домик словно специально для близнецов построен: два крылечка, два балкона, две верандочки… Соседи вас будут путать…
– С детства путают, – задорно сказал дядя Жора. – Поэтому я всегда хожу с гордо поднятой головой. Все хорошие дела совершил я, все плохое натворил брат. А верандочки ничего…
Это были не верандочки, а верандищи. Не балконы над ними, а балконищи. Мы поднялись наверх, и хозяйка стала рассказывать, как они с мужем-летчиком ставили на одном балконе столы с самоваром для приема гостей, а на второй ходили плясать под гармонь и радиолу. И один капитан, пройдясь со свистом в сольном танце, так лихо крутанул ногой, что центробежная сила выкинула его с балкона, и он совершил мягкую посадку на кусты сирени. Я посмотрел вниз, куда когда-то падал плясун, и не поверил в мягкую посадку: кусты были жидковаты. Но промолчал: со взрослыми лучше не спорить, к тому же мы находились совсем недалеко от самолетика, я поймал его взглядом на фоне легкой белой тучки и не хотел отпускать.
Сверху был хорошо виден участок: кусок леса с высокими соснами и елями, кочки с черничником и круглая беседка с чуть поржавевшей железной крышей. За сетчатым забором начинался густой лес. Возле дома цвели нарциссы с тюльпанами, к сараю вела потрескавшаяся бетонная дорожка. Мне нравилось, что грядок всего две – поросшие бледной зеленью, они плоско лежали под окнами кухни, но тетю Зину и маму это не порадовало.
– Участок почти не разработанный, – поджав губы, задумчиво сказала тетя Зина. На руке у нее висела изящная сумочка, а на шее розовел газовый шарфик. – Даже картошку не посадишь.
– Да, – покивала мама, – и перспектив никаких. Там лес, здесь кусты и клумбы…
– Да ладно вам, – махнул рукой дядя Жора. – Картошка в магазине – десять копеек килограмм. Зато дикая природа и воздух.
– Вот именно, – сказал папа. – Это дача, а не садоводство. Мы идем к коммунизму, а не к хуторскому хозяйству.
– Вы еще не видели, какой здесь подвал. – Дядя Жора звонко хлопнул себя по лбу. – Вагон яблок и вагон картошки влезает. Десять бочек капусты можно засолить и семь бочек грибов…
Мы спустились в подвал с сухим бетонным полом, где стояли две пустые кадки, а в ящике белели ростками остатки картошки, потом вновь поднялись на второй этаж, с которого вдали хорошо проглядывалась стеклянная арка вокзала.
Дядя Жора, чтобы проверить, как работает телефон, позвонил бабушке в город.
– Обязательно посмотрим, – говорил в трубку дядя Жора. – Но без твоего согласия все равно покупать не будем. Да, набираешь девятку и сразу городской номер. А сюда звонить – напрямую. Нет, Зеленогорск межгородом не считается… Приеду, все расскажу.
Конечно, дача в Зеленогорске – это не садоводство в Ушкове. Хоть и рядом, а все по-другому: асфальт, три кинотеатра, парк с аттракционами, залив, «Золотой пляж», прогулочные теплоходы, буфеты, пирожки на вокзале, мороженое на каждом углу, автоматы с газировкой по всему городу…
Купить дачу именно в Зеленогорске придумал дядя Жора. Последний год он каждый день мотался сюда на работу, потому что его назначили директором филиала КБ, что размещалось в двухэтажном здании неподалеку от местной больницы, и дяде Жоре захотелось жить поближе к работе. Причем круглый год. Он получил крупную премию за очередную научную разработку и подбивал отца разом продать дачки и купить дом на две семьи.
Вообще-то, КБ, в которое моего дядю назначили директором, создавали для друга дяди Жоры, академика, жившего после тяжелой болезни в соседнем Комарове. Академик был как бы идейным вдохновителем КБ. Он ездил в инвалидной коляске, и его звали Сергей Сергеевич, но для дяди он был Серега. В пятьдесят втором году они вместе болтались в небе над Сахалином, зацепившись стропами парашютов за хвост транспортного «Дугласа», пока инструктор с загадочной фамилией Дерижопка не срезал их поодиночке десантным ножом.
– Нет, ты посмотри! – дядя Жора тянул за рукав моего папу. – Сарай, гараж, водопровод… А вот место для второго гаража и второго сарая… Пятнадцать соток настоящего леса, грибы прямо под ногами растут, ведро черники за сезон собирается. Правда, Елена Сергеевна?
– Ведерко, – уточняла хозяйка, сдерживая улыбку. – Да, в прошлом году собрала со своего участка пластмассовое ведерко черники. И засолила баночку горькушек…
– Ты видишь! – гордясь прошлогодней урожайностью, восклицал дядя Жора и, взяв жену под руку, повел показывать беседку. – Здесь можно воздвигнуть огромный навес, типа летней кухни, а вот здесь, между сосен, выкопать бассейн метров на десять для будущих внуков – пусть с утра плещутся.
– Кто плещется? – переспрашивала тетя Зина, тревожными глазами выискивая Катьку, сместившуюся поближе к воротам.
– Да внуки! – Дядя Жора шел вперед и окликал отставшего отца: – Сережа, а вот здесь вторая калитка просится, чтобы сразу в лес выходить. Как тебе такая идея?
– Логично, – кивал отец, расчетливо оглядывая каждый уголок участка. – А вот здесь теплый душ с колонкой неплохо бы…
– А по-моему, лучше баньку! Покатался на лыжах, попарился в баньке и тяпнул стопочку под квашеную капусту и соленый груздь! А? Нравится тебе такая идея?
– Нравится – не то слово. – Отец понижал голос, чтобы не слышала хозяйка. – Я в восторге! Иметь такую домину в Зеленогорске – мечта поэта. Но ты знаешь мои проблемы… Даже если мы продадим свою халупу Петровым, мне все равно не хватит тысячи…
– Да ладно тебе, ладно, – дядя Жора похлопывал отца по спине. – Не в этом дело. У меня сейчас есть. Теперь главное – чтобы маме нашей понравилось!
– А что ей может не понравиться? Газетный киоск – на вокзале, полно магазинов, снабжение отличное, своя больница со «скорой помощью»… А воздух? Воздух стоит миллионы!
– Это да! – соглашался дядя Жора. – Плюс городской телефон. Сделаем удлинитель, пусть сидит в шезлонге, ест клубнику и разговаривает с Варварой Степановной по телефону…
– И Варвару Степановну всегда можно пригласить – места хватит.
– Еще бы! Столько комнат! А ты обратил внимание, что наверху стоят вторые рамы для веранд? И батареи на каждой веранде. Там зимой в носках и маечке ходить можно. Сказка, Сережа! А теплый туалет? Как тебе туалет?
– Блеск! Жаль, что он только в одной половине.
– Сделаем и во второй! Я предлагаю, если все получится, разыграть половины дома по жребию. Катька, например, подбросит пятачок, а Кирюха пусть загадывает – орел или решка. Идет?

2

Седьмого июня в двенадцать часов дня Катька подбросила тусклый латунный пятачок, и я выкрикнул решку. Дядьке досталась южная веранда, нам – северная. «Это ничего, – сказал отец, – зато восходы и закаты достались поровну».
Теплый внутренний туалет оказался на половине дяди Жоры, и сразу же после переезда мы сообща создали для нас нечто грандиозное в одной из кладовок с высоким окошком.
Гремело, как Ниагарский водопад! Потом урчало и всхлипывало, когда в бочку, стоявшую на чердаке, закачивалась вода. Из крана над крохотной раковиной стреляло рыжей водой. Бедная кошка Сильва, которой мама поставила ванночку с песком в этой, так сказать, туалетной комнате, входила туда как на минное поле, а выскакивала вприпрыжку. Иногда она покидала грохочущий клозет через открытое окошко, торопливо спрыгнув под куст сирени и тут же ударяясь в бега. Дяди-Жорин спаниель Чарли смотрел на нее сочувственно и на всякий случай перебирался подальше от дома. «Черт его знает, может, там стреляют, – читалось на его озабоченной мордочке. – Лучше отойти, пока не поздно…»
Огромные веранды с ромбиками разноцветных стекол были веселы в любую погоду. Дядя Жора поставил на своей веранде письменный стол с зеленым сукном и сказал, что теперь будет зарабатывать Нобелевскую премию по физике. Главное, чтобы хватило терпения и бумаги.
Дядя Жора говорил, что его идея, как все гениальное, проста. Он собирался придумать прибор, разгадывающий принцип строения любого продукта или живого существа. Так сказать, его формулу. И по этой формуле, заданной другому прибору – синтезатору, воспроизводить желаемое в любых количествах.
– Нужны нам, например, монголы для охраны границы с Китаем. Пожалуйста! Засыпаем в синтезатор компоненты этих пограничников, нажимаем кнопку и задаем количество – два миллиона дружественных монголов ростом метр восемьдесят, весом девяносто килограммов… Ба-бах! Несколько дней работы прибора – и китайская граница на замке! Или, например, колбаса твердого копчения. Ну нет, колбаса – это слишком примитивно… Возьмем лучше соленые огурчики…
– А что, самим-то уже не вырастить? – интересовалась бабушка. – И чем ты этих монгольских парней кормить будешь? Их солеными огурцами не прокормишь…
Она чувствовала себя хорошо и сидела с вязаньем то на нашей веранде, то у дяди Жоры с тетей Зиной. У бабушки была своя комната с двумя окнами и круглой печкой-голландкой, которую я несколько раз протапливал, потому что бабушке хотелось просушить стены – она говорила, что сухая штукатурка вбирает влагу, и если долго не топить, то стены сыреют, несмотря на то что дом выстроен из хорошего деревянного бруса. Бабушка самостоятельно облазила все подвалы, чуланы и чердаки с фонариком и свечкой в руках. Свечку она зажигала, чтобы проверить, откуда и куда дует. В молодости бабушка работала проектировщиком, строила в Китае металлургический завод и геометрию с физикой объясняла нам с Катькой гораздо понятнее, чем папа или дядя Жора.
Папа объяснял занудливо, предварительно перечитав чуть ли не весь раздел учебника, а дядя Жора – с налету, ярко и убедительно, но не всегда понятно. От его веселых сравнений мысли разбегались, а сложить их обратно было не так-то просто. «Ну, поняли, черти полосатые, что такое закон Ома?» – спрашивал дядя Жора, когда мы с Катькой переставали трястись от щекотки, имитирующей электрический ток в цепи, и вытирали слезы. Мы говорили, что поняли, и, выждав немного, шли к бабушке – допонимать по-настоящему.
Участок наши отцы-близнецы не делили. Какой смысл делить кусок леса, в котором держится зеленый сумрак, растет черника, пищат комары и стоит старая беседка с железной крышей. Братья только сделали вторую калитку, отворявшуюся прямо в лес, чтобы было удобнее ходить за лисичками и сыроежками, которые росли за забором.
Мы перебрались на новую дачу и стали пахать, как новенькие трактора: переклеивали в комнатах обои, красили рамы, перила, чинили забор, а дядя Жора за свои деньги нанял двух маляров, которые покрасили весь дом в канареечный цвет, а железную крышу – в салатный. У отца осенью должен был выйти учебник в издательстве, и он обещал отдать свою долю с гонорара.
– Ну что такое деньги! – снисходительно говорил дядя Жора и обнимал отца за плечи. – Ты же знаешь, для меня главное – красота. Скажи лучше, красиво получилось?
– Как тебе сказать… – пожимал плечами отец. – Конечно, лучше, чем было… Но деньги все равно отдам.

3

Когда красили крышу, я попросил маляров снять железный штырь с флюгером-самолетиком и обнаружил, что истребитель сделан из крепкого бука и покрыт лаком. В нем было сантиметров двадцать длины, не больше. На штыре он поворачивался с помощью подшипника. И в центр винта тоже был вставлен маленький бесшумный подшипник, отчего три буковые лопасти при малейшем дуновении ветерка начинали вращаться и сливались в прозрачный круг, как у настоящего самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19


А-П

П-Я