смеситель rossinka
Что вы тут делаете?
Я намерен был ответить на эти вопросы, но не сейчас. Поэтому лишь молча пожал плечами. Он быстро сунул руку в карман.
Я укоризненно покачал головой:
-- Никогда так не делайте. Не суйте руку в карман. Тем более -- быстро. Я-то знаю, что в кармане у вас нет оружия, а другой может не знать. И это плохо кончится.
-- А вы-то откуда знаете? -- спросил Антонюк, несколько обескураженный моим назидательным тоном.
-- Понятия не имею. Знаю, и все. От человека с оружием исходит другое излучение. Если вы понимаете, о чем я говорю. Другой тон. Запах. Цвет. Ну, не знаю. Но что-то исходит. От вас не исходит.
-- Ладно, я больше не буду быстро совать руку в карман.
-- Прекрасно, -- одобрил я. -- Один полезный урок из нашего общения вы уже извлекли. Еще бы парочку, и все было бы в полном порядке.
Антонюк был не робкого десятка, нужно отдать ему должное. Он довольно быстро освоился и резко спросил:
-- Что это значит?
А вот к ответу на этот вопрос я был вполне готов.
Я нацелил в него указательный палец и сказал:
-- Это значит, что вы убиты.
Он отступил в прихожую.
-- Не нужно. Лев Анатольевич. Поздно.
Я бросил на пол патроны от его газовика. Они весело заскакали по буковому паркету. Он посмотрел на них и
перевел взгляд на меня:
-- Убит, значит? Очень интересно. Позвольте полюбопытствовать -- из чего? Из вашего пальца?
Ничего не скажешь, крепкий мужик. Он даже начал мне нравиться. Не каждый сможет взять себя в руки в такой ситуации. Но отпускать ему комплименты не входило в мою задачу. В мою задачу входило совсем другое. Поэтому я извлек из наплечной кобуры "тэтэшник" и передернул затвор,
досылая патрон в казенник. Причем не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Давая ему возможность оценить тусклый блеск вороненой стали, упругое клацанье ухоженного и хорошо смазанного механизма, мое любовное и умелое с ним обращение. После чего встал и приставил ствол к его лбу.
Тут вот он побледнел. Побледнеешь. Я бы и сам побледнел.
-- Вот из чего, -- объяснил я, хотя никаких объяснений не требовалось. -- Один выстрел в лоб. Потом, когда вы упадете, еще один выстрел в голову. У нас, профессионалов, он называется прощальный. Иногда говорят --контрольный. Но я предпочитаю говорить "прощальный". По-моему, это гораздо
правильней. -- Я сел и поинтересовался, поигрывая "тэтэшником": -- У вас еще есть вопросы?
-- Выстрелы услышат. Вы не успеете уйти.
Да что они, сговорились?
-- Это мои проблемы, а не ваши, -- терпеливо объяснил я то, что совсем недавно объяснял Мине. -- Ваши проблемы закончились. Все. И личные. И общественные. Все. Понимаете?
-- Чего вы от меня хотите? -- спросил он.
-- Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.
-- У меня нет ни денег, ни ценностей.
-- Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: "Не верю".
-- Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! -- довольно нервно поправил меня Антонюк.
-- Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать. Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным высшим театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет. Знаете, почему? Для него не существует вопроса: "Быть или не быть?" Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.
Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.
-- Пять тысяч. Берите и уходите.
-- А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
Он вытащил еще пачку.
-- Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
-- Не могу, -- честно признался я. -- Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.
-- Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
-- Столько мне и заплатили.
-- Значит, договорились?
-- А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.
-- А чем?
-- Жизнью.
-- Моей?
-- Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
Он помедлил и хмуро кивнул:
-- Пойдемте!
И направился в кухню.
Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и
положил на стол:
-- Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
-- Ни хрена себе! -- удивился я. -- Они у вас что, скоропортящиеся?
-- Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное -- в деле, в акциях.
-- В каких?
-- Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
-- Вы так хорошо разбираетесь в оружии? -- удивился я. -- Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных "тэтэшников" нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели "213". Потом научились. У венгров хорошо получилось. Китайцы в конце концов тоже справились. У их "ТУ-90" вполне нормальный предохранитель. Почему убили Комарова?
-- Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
-- В какое дело мог сунуться безобидный историк?
-- История, мой молодой друг, не такая уж безобидная штука! Вы пришли рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
-- С интересом послушал бы.
-- Хватит болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять --банковская упаковка. Больше вы ничего не выжмете из меня, даже если разрежете на куски. Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
-- Как же вы объясните исчезновение ста штук?
-- Мне не нужно никому ничего объяснять. Это черный нал. Избирательный фонд.
-- Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
-- Вы и понятия не имеете, насколько не из дешевых! Знаете, сколько стоит минута эфира? А ролик?
-- Нет. Сколько?
-- А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
-- За какой предмет? -- не понял я.
-- За любой! Знамя, лозунг, плакат.
-- Сделать?
-- Поносить! Просто в руках подержать! Каких-нибудь два часа! Совсем обнаглели!
Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении быстро сориентироваться и выбрать верную тактику поведения. Должно быть, именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
-- Интересно с вами разговаривать, -- сказал я. -- Но времени больше нет. Минуты через три здесь будет СОБР. Или ОМОН. Они и так что-то задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки так не делайте. Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
-- Чего я не должен делать? -- хмуро спросил он.
-- То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать сигнал тревоги. Если за вами гонятся, сели на хвост вашей машине, лупят по колесам из "АКМов" -- тогда да. А уж попали в такой расклад, лучше не дергаться. Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не прикончит, так собровцы могут
зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
Он показал. Брелок. Новейшая разработка "Америкэн ВИП секьюрити". Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты объекта с точностью до метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно
давно действует. А для особо важных персон только вводится. У нас, по крайней мере. Сообразили наконец, что машина не дороже жизни. И до города К., выходит, дошло. А что -- богатых людей на душу населения здесь не меньше, чем в Москве. Или даже больше: граница, порт, импорт-экспорт, лимитед-интернейшнл.
Я посмотрел на часы.
-- Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две "Волги" с мигалками.
В густом тумане, среди дубов.
Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
-- Этот-то фейерверк зачем? -- вырвалось у меня. -- Можете мне объяснить?
-- Нет, -- ответил Антонюк. -- А как нужно?
-- Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух "Волгах" -- максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось. А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
-- Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, -- заметил Антонюк.
-- В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.
-- Вы не берете деньги?
-- Нет.
Тут он снова побледнел.
-- Быстрей! -- поторопил я и показал стволом "тэтэшника" на выход.
-- Куда мы? Куда вы меня?
-- Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не "хрущоба". Пять этажей ~ две с половиной минуты даже в хорошем темпе. Да еще застрянут у квартиры. Пока вышибут дверь, пока то да се. Можно было даже особенно не спешить. Но и зря время терять тоже было не резон.
С верхней площадки мы поднялись на чердачный полуэтаж, загодя подобранным ключом я открыл врезной замок обитой оцинкованным железом двери, запер ее за собой и провел Антонюка в дальний конец чердака, подсвечивая ему под ноги и вверх, чтобы он не саданулся головой о балку. Здесь все
повторилось в обратном порядке. Мы спустились на лифте в цокольный этаж, из двери в дверь вошли в бойлерную, пересекли мастерскую сантехников, которая даже в темноте дала о себе знать мощным пиво-водочным перегарным дыхом, и через три минуты вышли на улицу из торцевой двери -- как раз к моему
"пассату". Перед тем как вывести Антонюка из подвала, я высунулся и внимательно огляделся. Тихо. Лишь какой-то прохожий приостановился в стороне, закуривая. Но он не сделал никаких попыток вмешаться в происходящее, чем и избавил меня от лишних телодвижений.
Ничего похожего на оцепление. Ну, подарки.
-- Вот так бы я и ушел, -- сказал я Антонюку, залезая в машину и заводя движок. И добавил: -- Вы бы поспешили домой. А то дверь взломают, а на столе баксы свежемороженые. Мало ли!
Он воспользовался моим советом с такой поспешностью, что едва ли успел заметить номер "пассата", хотя я предусмотрительно включил габариты. Ну, тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
V
А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский
"рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не
перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил, что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех, что есть.
После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания. Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в
иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал, заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению, которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
-- Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
-- Охотно верю, -- ответил я.
-- Мое дело -- предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого пива!
Сервис, бляха-Fliege.
Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что (чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки, отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали
совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем одетыми? Всякое бывает.
Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так случиться, что очень быстро уйду.
Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не
надо. И вам филь данке.
Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с помощью обычных немецких цен и обрадовались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Я намерен был ответить на эти вопросы, но не сейчас. Поэтому лишь молча пожал плечами. Он быстро сунул руку в карман.
Я укоризненно покачал головой:
-- Никогда так не делайте. Не суйте руку в карман. Тем более -- быстро. Я-то знаю, что в кармане у вас нет оружия, а другой может не знать. И это плохо кончится.
-- А вы-то откуда знаете? -- спросил Антонюк, несколько обескураженный моим назидательным тоном.
-- Понятия не имею. Знаю, и все. От человека с оружием исходит другое излучение. Если вы понимаете, о чем я говорю. Другой тон. Запах. Цвет. Ну, не знаю. Но что-то исходит. От вас не исходит.
-- Ладно, я больше не буду быстро совать руку в карман.
-- Прекрасно, -- одобрил я. -- Один полезный урок из нашего общения вы уже извлекли. Еще бы парочку, и все было бы в полном порядке.
Антонюк был не робкого десятка, нужно отдать ему должное. Он довольно быстро освоился и резко спросил:
-- Что это значит?
А вот к ответу на этот вопрос я был вполне готов.
Я нацелил в него указательный палец и сказал:
-- Это значит, что вы убиты.
Он отступил в прихожую.
-- Не нужно. Лев Анатольевич. Поздно.
Я бросил на пол патроны от его газовика. Они весело заскакали по буковому паркету. Он посмотрел на них и
перевел взгляд на меня:
-- Убит, значит? Очень интересно. Позвольте полюбопытствовать -- из чего? Из вашего пальца?
Ничего не скажешь, крепкий мужик. Он даже начал мне нравиться. Не каждый сможет взять себя в руки в такой ситуации. Но отпускать ему комплименты не входило в мою задачу. В мою задачу входило совсем другое. Поэтому я извлек из наплечной кобуры "тэтэшник" и передернул затвор,
досылая патрон в казенник. Причем не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Давая ему возможность оценить тусклый блеск вороненой стали, упругое клацанье ухоженного и хорошо смазанного механизма, мое любовное и умелое с ним обращение. После чего встал и приставил ствол к его лбу.
Тут вот он побледнел. Побледнеешь. Я бы и сам побледнел.
-- Вот из чего, -- объяснил я, хотя никаких объяснений не требовалось. -- Один выстрел в лоб. Потом, когда вы упадете, еще один выстрел в голову. У нас, профессионалов, он называется прощальный. Иногда говорят --контрольный. Но я предпочитаю говорить "прощальный". По-моему, это гораздо
правильней. -- Я сел и поинтересовался, поигрывая "тэтэшником": -- У вас еще есть вопросы?
-- Выстрелы услышат. Вы не успеете уйти.
Да что они, сговорились?
-- Это мои проблемы, а не ваши, -- терпеливо объяснил я то, что совсем недавно объяснял Мине. -- Ваши проблемы закончились. Все. И личные. И общественные. Все. Понимаете?
-- Чего вы от меня хотите? -- спросил он.
-- Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.
-- У меня нет ни денег, ни ценностей.
-- Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: "Не верю".
-- Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! -- довольно нервно поправил меня Антонюк.
-- Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать. Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным высшим театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет. Знаете, почему? Для него не существует вопроса: "Быть или не быть?" Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.
Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.
-- Пять тысяч. Берите и уходите.
-- А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
Он вытащил еще пачку.
-- Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
-- Не могу, -- честно признался я. -- Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.
-- Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
-- Столько мне и заплатили.
-- Значит, договорились?
-- А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.
-- А чем?
-- Жизнью.
-- Моей?
-- Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
Он помедлил и хмуро кивнул:
-- Пойдемте!
И направился в кухню.
Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и
положил на стол:
-- Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
-- Ни хрена себе! -- удивился я. -- Они у вас что, скоропортящиеся?
-- Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное -- в деле, в акциях.
-- В каких?
-- Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
-- Вы так хорошо разбираетесь в оружии? -- удивился я. -- Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных "тэтэшников" нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели "213". Потом научились. У венгров хорошо получилось. Китайцы в конце концов тоже справились. У их "ТУ-90" вполне нормальный предохранитель. Почему убили Комарова?
-- Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
-- В какое дело мог сунуться безобидный историк?
-- История, мой молодой друг, не такая уж безобидная штука! Вы пришли рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
-- С интересом послушал бы.
-- Хватит болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять --банковская упаковка. Больше вы ничего не выжмете из меня, даже если разрежете на куски. Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
-- Как же вы объясните исчезновение ста штук?
-- Мне не нужно никому ничего объяснять. Это черный нал. Избирательный фонд.
-- Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
-- Вы и понятия не имеете, насколько не из дешевых! Знаете, сколько стоит минута эфира? А ролик?
-- Нет. Сколько?
-- А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
-- За какой предмет? -- не понял я.
-- За любой! Знамя, лозунг, плакат.
-- Сделать?
-- Поносить! Просто в руках подержать! Каких-нибудь два часа! Совсем обнаглели!
Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении быстро сориентироваться и выбрать верную тактику поведения. Должно быть, именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
-- Интересно с вами разговаривать, -- сказал я. -- Но времени больше нет. Минуты через три здесь будет СОБР. Или ОМОН. Они и так что-то задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки так не делайте. Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
-- Чего я не должен делать? -- хмуро спросил он.
-- То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать сигнал тревоги. Если за вами гонятся, сели на хвост вашей машине, лупят по колесам из "АКМов" -- тогда да. А уж попали в такой расклад, лучше не дергаться. Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не прикончит, так собровцы могут
зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
Он показал. Брелок. Новейшая разработка "Америкэн ВИП секьюрити". Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты объекта с точностью до метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно
давно действует. А для особо важных персон только вводится. У нас, по крайней мере. Сообразили наконец, что машина не дороже жизни. И до города К., выходит, дошло. А что -- богатых людей на душу населения здесь не меньше, чем в Москве. Или даже больше: граница, порт, импорт-экспорт, лимитед-интернейшнл.
Я посмотрел на часы.
-- Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две "Волги" с мигалками.
В густом тумане, среди дубов.
Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
-- Этот-то фейерверк зачем? -- вырвалось у меня. -- Можете мне объяснить?
-- Нет, -- ответил Антонюк. -- А как нужно?
-- Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух "Волгах" -- максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось. А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
-- Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, -- заметил Антонюк.
-- В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.
-- Вы не берете деньги?
-- Нет.
Тут он снова побледнел.
-- Быстрей! -- поторопил я и показал стволом "тэтэшника" на выход.
-- Куда мы? Куда вы меня?
-- Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не "хрущоба". Пять этажей ~ две с половиной минуты даже в хорошем темпе. Да еще застрянут у квартиры. Пока вышибут дверь, пока то да се. Можно было даже особенно не спешить. Но и зря время терять тоже было не резон.
С верхней площадки мы поднялись на чердачный полуэтаж, загодя подобранным ключом я открыл врезной замок обитой оцинкованным железом двери, запер ее за собой и провел Антонюка в дальний конец чердака, подсвечивая ему под ноги и вверх, чтобы он не саданулся головой о балку. Здесь все
повторилось в обратном порядке. Мы спустились на лифте в цокольный этаж, из двери в дверь вошли в бойлерную, пересекли мастерскую сантехников, которая даже в темноте дала о себе знать мощным пиво-водочным перегарным дыхом, и через три минуты вышли на улицу из торцевой двери -- как раз к моему
"пассату". Перед тем как вывести Антонюка из подвала, я высунулся и внимательно огляделся. Тихо. Лишь какой-то прохожий приостановился в стороне, закуривая. Но он не сделал никаких попыток вмешаться в происходящее, чем и избавил меня от лишних телодвижений.
Ничего похожего на оцепление. Ну, подарки.
-- Вот так бы я и ушел, -- сказал я Антонюку, залезая в машину и заводя движок. И добавил: -- Вы бы поспешили домой. А то дверь взломают, а на столе баксы свежемороженые. Мало ли!
Он воспользовался моим советом с такой поспешностью, что едва ли успел заметить номер "пассата", хотя я предусмотрительно включил габариты. Ну, тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
V
А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский
"рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не
перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил, что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех, что есть.
После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания. Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в
иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал, заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению, которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
-- Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
-- Охотно верю, -- ответил я.
-- Мое дело -- предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого пива!
Сервис, бляха-Fliege.
Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что (чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки, отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали
совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем одетыми? Всякое бывает.
Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так случиться, что очень быстро уйду.
Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не
надо. И вам филь данке.
Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с помощью обычных немецких цен и обрадовались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46