и большинство читателей заранее не ожидает ничего иного и от моей критики. Но
эти пролегомены приведут их к пониманию того, что критика чистого разума есть
совершенно новая наука, которой прежде ни у кого и в мыслях не было, что даже самая
идея ее была неизвестна и что из всего данного до сих пор она не могла использовать
ничего, кроме разве намека, заключающегося в сомнениях Юма; но и Юм не подозревал,
что возможна подобная настоящая наука: он лишь сумел для безопасности посадить свой
корабль на мель скептицизма, где этот корабль мог бы остаться и сгнить, тогда как у меня
дело идет о том, чтобы дать этому кораблю кормчего, который на основе верных
принципов кораблевождения, почерпнутых из познания земного шара, снабженный самой
подробной морской картой и компасом, мог бы уверенно привести корабль к цели.
То обстоятельство, что к новой науке, совершенно изолированной и единственной в своем
роде, подходят с предвзятым мнением, будто можно судить о ней с помощью своих уже
прежде приобретенных мнимых познаний, в реальности которых именно и нужно прежде
всего усомниться,- приводит к тому, что из-за сходства терминов видят повсюду лишь то,
что уже прежде было известно; все должно казаться крайне извращенным, бессмысленным
и нелепым, потому что за основание берутся не мысли автора, а всего лишь собственный
образ мыслей, сделавшийся от долгой привычки второй натурой. Но обширность
сочинения, зависящая от самой науки, а не от изложения, неизбежная при этом сухость и
школьная пунктуальность суть свойства хотя весьма полезные для самого дела, но для
книги во всяком случае невыгодные.
Не всякому, правда, дано писать так тонко и вместе с тем так привлекательно, как Давид
Юм, или столь основательно и притом столь изящно, как Моисей Мендельсон, однако я
мог бы (по крайней мере льщу себя этой надеждой) придать популярность своему
изложению, если бы дело шло у меня только о том, чтобы набросать план и предоставить
его исполнение другим, и если бы я не болел душой за науку, столь долго меня
занимавшую; ведь в сущности нужно было много упорства и даже немало
самоотвержения, чтобы приманке немедленного благосклонного приема предпочесть
расчет на хотя и позднее, но прочное одобрение.
Составлять план - часто это претенциозное (iippige), тщеславное умственное занятие,
посредством которого принимают важный вид творческого гения, требуя того, чего сами
не могут исполнить, порицая то, что не умеют исправить, и предлагая то, что сами не
{5}
знают, где найти; хотя, правда, для дельного плана общей критики разума нужно уже
больше, чем думают, если не сделать из него, как обычно, простой декламации благих
намерений. Но чистый разум есть такая обособленная в внутри себя самой столь связная
сфера, что нельзя тронуть ни одной ее части, не коснувшись всех прочих, и нельзя ничего
достигнуть, не определив сначала для каждой части ее места и ее влияния на другие;
действительно, так как нет ничего вне чистого разума, что бы могло изнутри исправлять
наше суждение, то значимость и применение каждой части зависят от того отношения, в
котором она находится к прочим частям в самом разуме; и как в строении органического
тела, так и тут назначение каждого отдельного члена может быть выведено только из
полного понятия целого. Поэтому о такой критике можно сказать, что она никогда не
достоверна, если не завершена полностью и до малейших элементов чистого разума, и что
относительно сферы этой способности нужно определять и решать или все, или ничего.
Но если один лишь план, предшествуя критике чистого разума, был бы непонятен,
недостоверен и бесполезен, то тем полезнее, напротив, он будет, если последует за этой
критикой. В самом деле, он дает возможность обозреть все в целом, проверить в
отдельности главные пункты этой науки и изложить их лучше, чем при первой разработке
сочинения.
Для настоящего сочинения был составлен план уже после окончания труда; он был
построен по аналитическому методу, тогда как самый труд должен был быть написан
непременно по синтетическому способу, для того чтобы наука представила все свои
сочленения как организацию совершенно особой познавательной способности в ее
естественной связи. Кто считает неясным и этот план, предваряющий в качестве
пролегоменов всякую будущую метафизику, тот пусть подумает о том, что вовсе нет
необходимости каждому заниматься метафизикой, что бывают таланты, которые весьма
успевают в основательных и даже глубоких науках, более близких к созерцанию, но
которым не удаются исследования посредством чисто отвлеченных понятий, и что в таком
случае следует посвящать свои дарования другим предметам; но кто хочет судить о
метафизике или сам составить метафизическую систему, тот непременно должен
удовлетворить требованиям, изложенным в этой книге,- пусть он примет мое решение или
же основательно его опровергнет и заменит его другим, потому что просто отклонить его
он не может. И наконец, пресловутая неясность (жалобами на которую обычно
прикрывают свою собственную леность или тупоумие) имеет и свою пользу, так как все,
кто относительно прочих наук хранят осторожное молчание, в вопросах метафизики
говорят мастерски и дают смелые решения, потому что их невежество не отличается здесь
явно от познаний других, но отличается от тех настоящих критических принципов, о
которых можно сказать:
ienavum, fucos, pecus a praesepibus arcent.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫХ ЧЕРТАХ ВСЯКОГО
МЕТАФИЗИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯБ
1. Об источниках метафизики
Когда желают представить какое-нибудь познание как науку, прежде всего необходимо
иметь возможность в точности определить то характерное, что отличает его от всякого
другого познания и что, следовательно, составляет его особенность; в противном случае
границы всех наук сольются и ни одну из них нельзя будет основательно трактовать
исходя из ее природы.
Идея возможной науки и ее области основывается прежде всего именно на таких
отличительных чертах, в чем бы они ни состояли: в различии ли объекта, или источников
познания, или вида познания, или же в различии некоторых, если не всех, этих моментов
вместе.
{6}
Во-первых, что касается источников метафизического познания, то уже по самой сути его
понятия они не могут быть эмпирическими. Следовательно, принципы этого познания (к
которым принадлежат не только основоположения метафизики, но и ее основные
понятия) никогда не должны быть взяты из опыта, так как оно должно быть познанием не
физическим, а метафизическим, т. е. лежащим за пределами опыта. Таким образом, в
основе его не будет лежать ни внешний опыт, служащий источником физики в
собственном смысле, ни внутренний опыт, составляющий основание эмпирической
психологии. Оно есть, следовательно, априорное познание, или познание из чистого
рассудка и чистого разума.
Но этим оно ничуть не отличалось бы от чистой математики; поэтому оно должно будет
называться чистым философским познанием; что же касается значения этого выражения,
то я ссылаюсь на "Критику чистого разума" (стр. 712 и сл.), где о различии между этими
двумя видами применения разума сказано ясно и вполне удовлетворительно.- Об
источниках метафизического познания этого достаточно.
2. О том виде познания, который один только может называться метафизическим
a) О различии между синтетическими и аналитическими суждениями вообще.
Метафизическое познание должно содержать только априорные суждения: этого требует
отличительная особенность его источников. Но откуда бы суждения ни брали свое начало
и какую бы логическую форму они ни имели, они различаются по содержанию, в силу чего
описывают или лишь поясняющими и не прибавляют ничего к содержанию познания, или
расширяющими и умножают данное познание; первые можно назвать аналитическими,
вторые - синтетическими суждениями.
Аналитические суждения высказывают в предикате только то, что уже действительно
мыслилось в понятии субъекта, хотя не столь ясно и не с таким же сознанием. Когда я
говорю: все тела протяженны, я нисколько не расширяю своего понятия о теле, а только
разлагаю его, так как протяженность действительно мыслилась относительно этого
понятия еще до суждения, хотя и не была ясно высказана; это суждение, таким образом,
аналитическое. Положение некоторые тела имеют тяжесть содержит в предикате нечто
такое, что в общем понятии о теле действительно еще не мыслится; следовательно, это
положение умножает мое познание, кое-что прибавляя к моему понятию, и поэтому оно
должно называться синтетическим суждением.
b) Общий принцип всех аналитических суждений- закон противоречия.
Все аналитические суждения целиком основываются на законе противоречия и по своей
природе суть априорные познания, все равно, каковы понятия, служащие им материей,-
эмпирические или нет. В самом деле, так как предикат утвердительного аналитического
суждения уже заранее мыслится в понятии субъекта, то нельзя относительно его отрицать,
не впадая в противоречие; точно так же противоположное этому предикату необходимо
отрицается относительно субъекта в аналитическом, но отрицательном суждении, и
притом также согласно закону противоречия. Таковы, например, положения: всякое тело
протяженно, никакое тело не непротяженно (просто).
По этой же причине все аналитические положения суть априорные суждения, хотя бы их
понятия и были эмпирическими, например золото есть желтый металл; действительно,
чтобы знать это, я не нуждаюсь ни в каком дальнейшем опыте, кроме моего понятия о
золоте, содержащего в себе то, что это тело желто и есть металл; ведь именно это и
составляло мое понятие, и мне нужно было только расчленить его, не разыскивая ничего
другого.
с) Синтетические суждения нуждаются в ином принципе, нежели закон противоречия.
{7}
Есть апостериорные синтетические суждения, имеющие эмпирическое происхождение; но
есть и такие, которые достоверны a priori и проистекают из чистого рассудка и разума. Но и
те и другие сходятся между собой в том, что они не могут возникнуть на основе одного
лишь основоположения анализа, а именно закона противоречия; они требуют еще
совершенно иного принципа, хотя из каждого основоположения, каково бы оно ни было,
они должны выводиться согласно закону противоречия, так как ничто не должно
противоречить этому основоположению, хотя и не все может быть из него выведено. Я
сначала разделю синтетические суждения на классы:
1. Суждения опыта всегда синтетические, потому было бы нелепо аналитическое
суждение основывать на опыте, ведь для составления такого суждения, [По мне вовсе не
нужно выходить за пределы моего понятия, и, следовательно, я не нуждаюсь в каком-либо
свидетельстве опыта.] что тело протяженно - это есть положение, устанавливаемое a priori,
а не суждение опыта. В самом деле, прежде чем я приступаю к опыту, все условия для
своего суждения я имею уже в понятии, из которого мне достаточно только по закону
противоречия вывести предикат и тем самым также осознать необходимость суждения
чему опыт не мог бы научить меня.
2. Все математические суждения синтетические. Это положение, кажется, совершенно
ускользало до сих пор от наблюдения аналитиков человеского разума, более того, оно
прямо противоречит все" их предположениям, хотя оно неоспоримо достоверно и весьма
важно по своим следствиям. Считая, что все выводы математиков делаются по закону
противореча (чего требует природа всякой аподиктической достоверности), люди убедили
себя в том, будто и основоположения математики познаются из закона противоречия, в
чем они очень ошиблись, потому что синтетическое положение, конечно может быть
понято по закону противоречия, но никогда не само по себе, а только в том случае, если
предполагается другое синтетическое положение, из которого оно может быть выведено.
Прежде всего нужно заметить что собственно математические положения всегда
априорные суждения, а не эмпирические, так как они содержат в себе необходимость,
которая не может быть взята из опыта. если же со мной не согласны, то я ограничиваю
мое положение сферой чистой математики, само понятие которой требует, чтобы она
содержала не эмпирическое, а только чистое априорное познание. Сначала можно
подумать, что положение 7 + 5 = 12 есть чисто аналитическое положение, вытекающее из
понятия суммы семи и пяти по закону противоречия. Но при ближайшем рассмотрели?
оказывается, что понятие суммы 7 и 5 не содержит ничего, кроме соединения этих двух
чисел в одно, чем вовсе не мыслится, какое именно это число, охватывающее оба данных.
Оттого что я мыслю только соединение семи и пяти, отнюдь еще не мыслится понятий
двенадцати, и, сколько бы я ни расчленял свое понятие такой возможной суммы, я никогда
не найду в нем двенадцати. Нужно выйти за пределы этих понятий, прибегая к помощи
созерцания, соответствующего одному из обоих чисел, скажем, своих пяти пальцев или
пяти точек (как это делает Зегнер с своей арифметике), и затем последовательно
прибавлять единицы данных в созерцании пяти к понятию семи. Таким образом, этим
положением 7 + 5 = 12 наше понятие действительно расширяется и к первому понятию
прибавляется новое, которое в нем вовсе не мыслилось; другими словами, арифметическое
положение всегда синтетическое, в чем можно окончательно убедиться, если взять
несколько большие числа: ведь здесь уже совершенно ясно, что, как бы мы ни
поворачивали наше понятие, мы никогда не могли бы, не прибегая к помощи созерцания,
найти сумму посредством одного лишь расчленения наших понятий.
Точно так же ни одно основоположение чистой геометрии не аналитическое. Что прямая
линия есть кратчайшая между двумя точками, это - синтетическое положение, так как мое
понятие прямого не содержит ничего о величине, а содержит только качество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19