[7]
Секки Анджело (1818-1878), член ордена иезуитов, астрофизик, с 1849 г.
директор обсерватории в Риме, известен как исследователь спектров звезд,
Солнца, Луны, планет и комет, дал первую классификацию звездных спектров.
Изобрел прибор для определения относительной прозрачности воды, носящий его
имя - "диск Секки".
[8]
Монастыри и церковные школы были на Руси в средние века центрами "книжности",
где велось летописание, создавались философские - преимущественно этические -
учения, разрабатывались политические доктрины. В конце XVII - начале XVIII в.
из среды церковнослужителей выдвинулись такие видные философы и деятели
просвещения, как первый в России дипломированный доктор философии Палладий
Роговский (1655-1705) и ректор Киево-Могилянской академии, впоследствии
сподвижник Петра I и вице-президент Синода Феофан Прокопович (1681-1736). В
своих трудах они пытались опираться на данные современной им науки, но были
далеки от занятий естествознанием.
[9]
В XVIII в. дворянство действительно не выдвинуло из своей среды видных
ученых-естествоиспытателей. В естественнонаучных исследованиях принимали
участие всего несколько представителей крупного поместного дворянства, причем,
как правило, это были и видные государственные деятели. А. П. Бестужев-Рюмин
(1693-1766) завел собственную химическую лабораторию, в которой наблюдал
главным образом светочувствительность солей железа. Он изобрел названные его
именем "бестужевские капли" (см.: Раскин Н. М. Химическая лаборатория М. В.
Ломоносова. М.; Л., 1962, с. 31). Дипломат Дмитрий Алексеевич Голицын
(1734-1803) опубликовал ряд работ по минералогии и по изучению электричества,
был почетным членом Петербургской Академии наук, членом Бельгийской, Шведской,
Берлинской академий. Вице-президент Берг-коллегии Аполлос Аполлосович
Мусин-Пушкин (1760-1805) серьезно занимался физической химией и химической
технологией; изучал методы кристаллизации различных химических соединений.
Особую известность приобрели его работы по исследованию платины. Он
опубликовал в отечественных и зарубежных изданиях больше сорока работ; был
почетным членом Петербургской Академии наук, Лондонского королевского
общества, Стокгольмской и Туринской академий (см.: Раскин М. Н, Аполлос
Аполлосович Мусин-Пушкин. Л., Наука, 1981). Из небогатого дворянского рода
происходил академик С. Е. Гурьев (1766-1813), математик, сыгравший заметную
роль в становлении математического образования в России.
[10]
В высказанном здесь положении об отсутствии "преемственности и традиций" в
русской науке звучит явное и, возможно, намеренное преувеличение. Чтобы
понять, чем могла быть вызвана такая оценка, следует вспомнить реальную
обстановку, сложившуюся в научной жизни России в тот период, когда В. И.
Вернадский писал эти строки: исследовательские коллективы, складывавшиеся
годами, разрушались по произволу властей буквально росчерком пера; над учеными
висела постоянная угроза репрессий; вмешательство правительственной
администрации во внутреннюю жизнь научных учреждений, организаций высших
учебных заведений нарушало стабильность их работы и ставило под грозу ее
преемственность, тормозило формирование и развитие молодых отечественных
научных школ. Об отсутствии элементарных условий, обеспечивающих
преемственность и устойчивые традиции" в научно-исследовательской работе, с
тревогой и горечью писали в то время и в тех же самых выражениях, что и В. И.
Вернадский, П. Н. Лебедев, Н. К. Кольцов, М. А. Мензбир и другие ученые. Не
исключено, что в данном случае это своего рода полемический прием, намеренно
заострявший внимание читателей-современников на событиях "злобе" дня. Не
случайно В. И. Вернадский непосредственно связывал то, что он называл
"отсутствием традиций и преемственности", с "изменчивой государственной
политикой" царской России и непрекращающейся "борьбой правительства c
обществом" (см. наст. издание). В то же самое время Вернадский как в этой
работе, так и в других постоянно подчеркивал непрерывность и поступательный
характер развития науки в России, указывал на наличие прочных гуманистических
и материалистических традиций, в частности традиций, заложенных М. . В.
Ломоносовым (см. серию статей о М. В. Ломоносове наст. издания).
[11]
См. комментарий 5.
[12]
За последние десятилетия историки науки выявили много новых материалов о
развитии науки в Прибалтике в XVIII в.: о деятельности Вильнюсской
обсерватории, основанной в 1753 г., об академии "Петрина" в Митаве (ныне г.
Елгава), о работе таких просветителей и ученых, как видный деятель культуры
Латвии Г. Ф. Стендер (1714-1795), математик и астроном М. Почебут-Одляницкий
(1728-1810), механик Э. И. Бинеман (1755-1806) и др. К. об этом: Из истории
естествознания и техники Прибалтики: Сборник статей. Рига, вып. I, 1968; вып.
II, 1970; вып. V, 1976; Роль Вильнюсского университета в развитии науки.
Вильнюс, 1979; История Тартуского университета, 1632-1982. Таллин: Периодика,
1982.
[13]
В. И. Вернадский имеет в виду умонастроение, распространившееся в 1860-х годах
среди радикально настроенной демократической российской интеллигенции,
преимущественно среди молодежи. Оно было рождено резкой непримиримостью с
существовавшей социальной действительностью и выражалось в отрицании
господствовавших идеологии и религии, жизненных устоев и ценностей дворянского
общества, его культурных и эстетических принципов. Термин "нигилизм", или
"отрицательное направление", родился в процессе развернувшейся в те годы
идейной и литературной борьбы. Ярким выразителем этого идейного течения,
охватившего широкие слои разночинной молодежи, был журнал "Русское слово"
(1859-1866), в котором ведущую роль играл публицист и литературный критик,
революционный демократ Д. И. Писарев. В статьях Писарева начала 60-х годов
большое место занимали борьба за демократизацию культуры, пропаганда
материализма и естественнонаучных знаний. Он подчеркивал, что развитие
естествознания - "самая первостепенная потребность нашего общества", ибо
"положительная наука" является основной движущей силой общественного
прогресса, а научный труд в его статьях выступал как форма служения народу.
Пропаганда Д. И. Писарева увлекала не одно поколение молодежи. Влияние его
идей на развитие отечественной науки 1860-1880-х годов отмечали многие видные
естествоиспытатели, на себе испытавшие их воздействие, например И. М. Сеченов,
И. П. Павлов, К. А. Тимирязев, А. Н. Бах и др. И. П. Павлов, в частности,
писал: "Под влиянием литературы 60-х гг., особенно Писарева, наши умственные
интересы обратились к естествознанию" (Павлов И. Л. Полное собрание трудов.
М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949, т. V, с. 341). Выступления представителей
"отрицательного направления", в том числе Д. И. Писарева, не были свободны от
крайностей: им были свойственны некоторая вульгаризация материалистических
идей, преувеличение принципа утилитарности науки и особенно искусства. Накал
полемической борьбы нередко приводил их к отрицанию эстетической ценности
творчества великих мастеров литературы и искусства прошлого, таких, как А. С.
Пушкин или Рафаэль, и к проповеди "разрушения эстетики".
Ученые-естествоиспытатели, восприняв все лучшее, что было в творчестве
Писарева, и прежде всего его яркий материализм и стремление поставить
достижения науки на службу народу, в зрелые годы отходили от крайностей
"нигилизма и писаревщины", хотя и оставались верны демократическим идеалам
молодости. См.: Варустин Л. Э. Журнал "Русское к во". Л.: 1966; Козьмин В. П.
Литература и история. М.: Худож. лит., 19 с. 225-327; Новиков А. И. Нигилизм и
нигилисты. Л.: Лениздат, 19 с. 34-117.
[14]
В данном случае В. И. Вернадский имел в виду содержательную сторону науки -
"общеобязательность и непреложность" результатов научного творчества.
Подчеркивая объективный характер научных истин, он в то же время указывал, что
именно "жизнь данного народа" на том или ином этапе его исторического пути
"определяет оттенки и формы научного творчества" - темпы, направление и
особенности развития науки в стране. Он пишет: "...развитие научной мысли
находится в неразрывной связи с народным бытом и общественными установлениями
- ее развитие идет в сложной гуще исторической жизни...".
Вернадский в своих работах не раз употреблял и термин "русская наука", I в
виду "научную работу в русском обществе", специфику определявших ее
общественно-исторических условий, а также ее социальные последствия для Росс В
1915 г. он был одним из инициаторов академического издания "Русская наука",
целью которого, по словам В. И. Вернадского, было "подвести итоги глубокому
историческому процессу - росту, углублению и расширению научной мысли в среде
нашего народа" (см. статью "Работы по истории знаний" в наст. издании).
В этом разделе своей работы Вернадский затронул вопросы о характере научных
истин, особенностях научного творчества, о социальной обусловленности и
относительной самостоятельности науки, которые он впервые поставил еще в
1902-1903 гг. в труде "Очерки по истории современного научного мировоззрения"
(см.: Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука, 1981,
главы I-Ill). Впоследствии он не раз возвращался к этим проблемам и особенно
подробно рассмотрел их в 1930-х гг. в книге "Научная мысль как планетное
явление". См: Вернадский В. И. Размышления натуралиста. М.: Наука, 1977, кн.
II.
[15]
"Нил, архиепископ Иркутский; Палладий" - вписано рукой Вернадского в оттиск
работы, по которой готовилась к печати вводная глава.
Нил - архиепископ Иркутский и Ярославский (Николай Федорович Исакович,
1799-1874), написал "Путевые записки о путешествии по Сибири" (Ярославль,
1874), собрал богатую коллекцию минералов, которую передал по завещанию
Петербургскому университету. Вернадский в 1898 г. посвятил этой коллекции
специальную статью "О коллекции архиепископа Нила" (Северный край, 17 декабря,
16).
Палладий - в истории русской церкви известно несколько лиц, носивших это имя.
Наиболее вероятным представляется, что В. И. Вернадский имел в виду
современника архиепископа Нила - архимандрита Палладия (Кафарова Петра
Ивановича, 1817-1878), который приобрел известность как китаевед, географ и
этнограф. Несколько раз с религиозной миссией посещал Китай, в 1870-1871 гг.
по поручению Русского географического общества совершил этнографическую и
археологическую экспедицию в Уссурийский край. Помимо историко-филологических
работ, оставил географические и этнографические описания: "Дорожные заметки от
Пекина до Благовещенска" (Записки имп. Русского географического общества,
1871, т. IV) и "Исторический очерк Уссурийского края" (Записки имп. Русского
географического общества, 1879, т. VIII). Среди библиографических заметок В.
И. Вернадского, касающихся истории отечественной науки, имеется упоминание и
об указанных работах П. И. Кафарова.
Не исключено, однако, что В. И. Вернадский мог иметь в виду Палладия
Роговского (1655-1705) - игумена московского Заиконоспасского монастыря,
первого в России дипломированного доктора философии.
Комментарии М. С. Бастраковой и Ю. X. Копелевич.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
[16]
В. И. Вернадский имеет в виду вторую главу "Очерков", которая впоследствии
была утеряна. Сохранился краткий план этой главы. Приводим его.
"ГЛАВА II. Естествознание и математика перед началом научной работы в России.
1. Века подготовительной работы. - 2. Семнадцатый век - первый век научного
творчества. - 3. Распространение и форма научной работы в конце XVII в. - 4.
Точные науки и описательное естествознание в конце XVII в. - 5. Значение
прикладной науки."
[17]
О научной деятельности в Польше в XVII в. См. комментарии 5 к гл. I.
[18]
О научной работе, которая велась в XVII - начале XVIII в. на территория
областей Европы, находившихся тогда под властью Турции, известно немного.
Можно назвать труды Дмитрия Кантемира, составившего "Историческое,
географическое и политическое описание Молдавии".
[19]
Сведения о северных и северо-восточных районах Азии появились в сибирскиx
"чертежах" в 60-70-х годах XVII в. Лишь на рубеже XVII-XVIII вв. они начали
проникать и в Европу. Издания, по которым европейский читатель того времени
мог составить некоторое представление о Сибири и тем более о ее
северо-восточных окраинах, были чрезвычайно редки. Можно назвать книгу
голландца Николая Корнелия Витсена "Северная и восточная Татария", изданную в
Амстердаме в 1692 г. К книге Н. Витсена была приложена карта Сибири,
составленная на основании русских "чертежей" и описаний 60-70-х годов. Н.
Витсен в 1660-х годах побывал в Москве, завязал, а затем постоянно поддерживал
контакты с государственными деятелями Русского государства, в том числе с
чиновниками Сибирского и Посольского приказов. Советские исследователи
допускают, что в его распоряжении находилась копия "чертежа" Сибири,
выполненного в 1667 г. по распоряжению тобольского воеводы П. И. Годунова, на
котором уже были показаны реки Амур и Камчатка. См.: Андреев А. И. Очерки по
источниковедению Сибири. Вып. I. XVII в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.
[20]
Герберштейн Сигизмунд (1486-1566), барон, дипломат и путешественник, посетил
Москву в 1517 и 1525-1526 гг. в качестве посла германского императора
Максимилиана I к великому князю Василию III. В 1549 г. издал в Вене на
латинском языке книгу "Записки о Московитских делах", которая включала большой
картографический, географический и этнографический материал, описание обычаев
и придворных нравов. Книга неоднократно переиздавалась на разных языках, в том
числе и на русском. См.: Сигизмунд Герберштейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28