". В связи с этим предположением о возможности "дематериализации" материи, стоит убеждение Одоевского, что вообще современное естествознание покоится на ошибочном использовании отдельных опытов вне их связи с целым. Эмпиризм вообще не знает "целого", которое открывается лишь "инстинктуальной силе" (38). Поэтому Одоевский ожидает "новой науки", которая преодолеет специализацию и охватит природу, как целое, как живое единство. Предтеч этой "новой науки" Одоевский видит в Карусе, Г?те, Ломоносове. "Наука должна стать поэтической", утверждает он, - среди мотивов этого взгляда приводит он то, что без художественного дара не овладеть тайной мира. Как всякие доказательства покоятся не на одних данных рассудка, но требуют и некоторого резонанса чувств, так и при усвоении того, что добыла наука, нужно уметь возбудить тоже некий "симпатический" резонанс, т.е. надо "поэтически" воспринимать построения науки. Вся человеческая речь, при ее огромном богатстве, оказывается недостаточной, если она не возбуждает такого "поэтического" резонанса, идеалом для речи является та сила выражения, которую мы находим в искусстве... Отсюда ясно, что эстетический момент увенчивает все знание, все понимание, - эстетическое восприятие является вершиной точкой построения. Для Одоевского поэтическое чутье, если оно не осложняется другими элементами, вводит нас всегда в истину, - человек никогда не ошибается, когда руководствуется инстинктуальной силой. В эстетике Одоевский высшее место отводит музыке, - но и вое искусства, все, что развивает эстетическую культуру, несет высшие ценности. В искусстве, по мысли Одоевского, действует сила, которую, быть может, имели раньше все, но которая утеряна человечеством благодаря - --------------------------------------(37) Русские ночи. Стр. 43. Прим. (38) Ср. учение Th. Gomperz'а о "тотальной импресии". развитию рассудочности (39). "Мы ищем причаститься в искусстве этой силе", говорит Одоевский: "поэтическая стихия есть самая драгоценная сила души" (40). В этой формуле эстетический гуманизм (как высшее выражение секулярного мировоззрения), впервые выраженный, как мы видели, у Карамзина и Жуковского, достигает своего законченного выражения. Из эстетического начала вытекает, по Одоевскому, и моральная жизнь - л в этом учении о существенном единстве эстетической и моральной сферы (что и является основным тезисом эстетического гуманизма) Одоевский остается близок к шиллеровской идее "Schone Seele". "Нравственность не есть цель поэзии, писал в одном месте Одоевский, но я утверждаю, что поэт есть непременно человек нравственный". Этические воззрения Одоевского связаны с той же "инстинктуальной силой", какая дает в познании высшие достижения. Одоевский признает "инстинктуальное познание добра и зла", и, руководясь им, Одоевский сурово осуждает современность, находящуюся в плену материальных интересов... Сурово осуждает Одоевский и военный характер современных государств, - он резко бичует "военное образование" (41). Но учение Одоевского о современности, входящее в состав его историософских идей, достигает наиболее ясного выражения в его книге "Русские Ночи". 7. По словам самого Одоевского, "эпоха, изображенная в "Русских Ночах", есть тот момент ХIХ-го века, когда шеллингова философия перестала удовлетворять искателей истины, и они разбредись в разные стороны". В книге Одоевского очень много удачных формул по разным философским темам, но мы обратимся лишь к изложению его историософии. Прежде всего надо отметить, что "Русские Ночи" впервые в русской литературе дают критику западной культуры; до этого времени в русской литературе не раз попадались критические замечания о Западе, но Одоевский первый касается в более систематической форме этой темы, столь глубоко волновавшей (и доныне волнующей) русскую мысль. Словами главного героя "Русских Ночей", носящего характерное имя Фауста (42), Одоевский высказывает мысль о "гибели" Запада, о внутреннем распаде его былой силы. - --------------------------------------(39) В русской литературе эти идеи защищал впоследствии Влад. Соловьев (в статьях об эстетике). (40) Во всем этом Одоевский глубже других примыкает к гениальной концепции Шиллера. Ср. в следующей главе учение Гоголя о примате эстетического начала в человеке. (41) Сакулин. Ibid. Стр. 573-4. (42) Русский Фауст очень далек от своего немецкого тезки, лишь страстное искание истины оправдывает одинаковость их имени. Наука, оторвавшись от "всесоединяющей силы ума", разбилась на ряд специальных дисциплин, и постижение "целого" оказалось невозможным. Искусство ослабело, так как поэты, потеряв веру в себя, потеряли творческую силу. Гибнет и религиозное чувство. "Осмелимся же выговорить слово, которое, может быть, теперь многим покажется странным, а через несколько времени слишком простым: Запад гибнет" (43). Но, как в свое время христианство внесло новые силы в дряхлевший мир античности и обновило жизнь, так и ныне спасение Европы возможно лишь в том случае, если на сцену истории выступит новый народ со свежими силами. Таким народом, по мысли Одоевского, является русский народ, ибо "мы поставлены на рубеже двух миров - протекшего и будущего; мы - новы и свежи; мы непричастны преступлениям старой Европы; перед нами разыгрывается ее странная, таинственная драма, разгадка которой, быть может, таится в глубине русского духа" (44). "Но не одно тело спасти должны мы, русские, -но и душу Европы, утверждает Фауст: ибо дело идет о внутреннем преображении самых основ культуры Запада. Обращаясь к русскому народу, автор говорит: "в святом триединстве веры, науки и искусства ты найдешь то спокойствие, о котором молились твои отцы. Девятнадцатый век принадлежит России" (45). Это, собственно, мысли не самого Фауста, а взяты им из некоей рукописи, но вот замечания самого Фауста: "Мысли моих друзей о "Западе преувеличены, но прислушайся к самим западным писателям... прислушайся к крикам отчаяния, которые раздаются в современной литературе (Запада)..., мы видим здесь неизлечимую тоску, господствующую на Западе, надежду без упования, отрицание без всякого утверждения... Я вижу на Западе безмерную трату сил... Запад, погруженный в мир своих стихий, тщательно разрабатывал их; чудна была работа его и породила деда дивные. Запад произвел все, что могли произвести его стихии, но в беспокойной, ускоренной деятельности он дал развитие одной стихии и задушил другие: в результате, потерялось равновесие. Чтобы достигнуть полного, гармонического развития основных общечеловеческих стихий, Западу не хватает своего Петра, который привил бы ему свежие, могучие соки славянского Востока". О России, которая здесь имеется в виду, Одоевский часто говорит в словах, которыми позже будут пользоваться славянофилы, особенно подчеркивает он "всеобъемлющую многосторонность русского духа", "стихию всеобщности или, лучше сказать, - всеобнимаемости" (46). - --------------------------------------(43) Русские ночи. Стр. 341. (44) Ibid. Стр. 344. (45) Ibid, Стр. 346. (46) Последние цитаты взяты из Эпилога к "Русским ночам". 8. Весь этот (второй) период в развитии миросозерцания Одоевского раскрывает с полной силой основные черты его творчества, его личности и, вместе с тем, определяет его значение в развитии русской философской мысли. Одоевский прежде всего продолжает линию гуманизма, который должен был дать русской интеллигенции ту воодушевляющую идеологию, какой, в свое время, была церковно-политическая мечта XVI - XVII-го веков. Уже ХVIII-ый век, как мы видели, занят прежде всего этой задачей: после Татищева, Щербатова, Ломоносова наступает период этического обоснования новой идеологии у Новикова, Радищева. Но этический пафос оказывается недостаточным, - он восполняется эстетическим началом, которое увенчивает эту систему секулярной идеологии (впервые у Карамзина). У Одоевского мы находим не только примат эстетического принципа, но его обоснование (в учении об "инстинктуальной силе", оттесняемой рассудком, но таящей в себе источник эстетического и этического вдохновения). Этот примат эстетического принципа вое же входит в систему подлинного гуманизма, только моральный момент здесь не просто .сближается с эстетическим, но и оказывается с ним тожественные. Недавно было высказано одним критиком (47) сомнение в подлинности гуманизма Одоевского: по его мнению, Одоевский "ограничивается проповедью гуманности в отношении помещиков и крепостных" и "не видит надобности в уничтожении крепостного права". Критик ссылается на то, что в утопии своей (утопия Одоевского имела название "4338-ой год") Одоевский "признает существование богатых и бедных, хозяев н служащих", "отвергает нелепые измышления мечтателей XVIII-ro века" "о возможности равенства между людьми". В этом упреке, совершенно незаслуженном Одоевским, верно лишь то, что до кончины Николая I он не высказывался печатно о необходимости уничтожения крепостного права. Но если вчитаться в его дневник (48), то становится ясно, что Одоевский встретил освобождение крестьян с такой радостью, с таким горячим чувством, как не очень многие тогда в России. До конца своих дней он праздновал 19-ое февраля, как именно день освобождения крестьян. Его постоянной заботой и мыслью было нести свет просвещения и художественного обогащения в народ, - он был горячим - --------------------------------------(47) В. Козмин (в предисловии к "Дневнику В. Ф.Одоевского", напечатанному в "Литературном Наследстве", ? 22-24, Москва, 1935. Стр. 81-83). (48) Часть дневника, напечатанная в "Литерат. Наслед.", охватывает годы 1859-1869. "народником" (49). Не случайно Одоевский издавал несколько лет журнал для народа "Сельское чтение". Надо отметить тут же, что гуманизм Одоевского не был отвлеченной программой, но всегда выражался в реальной помощи всем, кто страдал от неправильностей социального строя. Его горячие, полные искреннего негодования мысли о несправедливости современного строя, помещенные в "Русских Ночах", являются ярким выражением его гуманизма (50). Принадлежа к самым знатным русским родам, Одоевский никогда не забывал о тех, на кого падала тяжесть социального неустройства (51). Одоевскому была присуща многосторонность интересов, создававшая своеобразный энциклопедизм у него (он с одинаковой любовью изучал науки естественные, юридические, исторические, занимался все время искусством); этот энциклопедизм не давал Одоевскому возможности отдаться целиком чему-либо одному. Действительно, дарование его ни в одной сфере не разгорелось ярким пламенем, но самая полнота и многосторонность интересов, неутомимая "любознательность", как он сам говорил о себе, определяли его постоянное стремление к всеохватывающему синтезу, к цельности и внутренней гармонии. Можно без преувеличения отнести эту черту к внутреннему эстетизму его, которому дорого вместить "все", но в единстве и гармонии. В свое время Шеллинг потому и захватил Одоевского, что он давал ему идейную базу для гармонического сочетания его многоразличных стремлений. 'Когда увлечение Шеллингом несколько стихло и Одоевский вошел во вторую базу своего философского развития, в центре его системы оказалась антропология(52). Беглый обзор его идей, приведенный выше, свидетельствует о том, что собственно творчество Одоевского уходило в сторону исследования человека в его составе, в его многогранной жизни. Шеллинг и здесь не забыт, но центр тяжести перемещается в сторону изучения и исследования человека. На этом пути Одоевский ступает на путь самостоятельного творчества и дает много замечательных мыслей, предвосхищающих часто то, что потом говорили славянофилы, Достоевский, отчасти Соловьев. И во всем этом - --------------------------------------(49) О "народничестве", как ярком элементе русской гуманистической идеологии, см. в главе, посвященной Герцену (гл. V). (50) Русские Ночи. Стр. 354-364. (51) Отсылаем читателя к прекрасной биографии Одоевского, написанной Кубасовым, (Русск. Библиограф. Словарь), где эта сторона в личности Одоевского выражена очень полно. (52) Мы считаем центральным для этого периода имение антропологию, а не мистический идеализм, как на этом настаивает Сакулии. Впрочем Сакулин говорит об "антропоцентризме" Одоевского. (Ор. cit., стр. 469). новом пути для Одоевского центральной и всесоединяющей идеей является реальность и сила в человеке его эстетической сферы, в которой ярче всего горит пламя "инстинктуальной силы". Не отвлеченная проблема красоты фиксирует внимание Одоевского, а ее антропологический аспект - проблема эстетического начала в человеке. Наука, моральная сфера, вся современность, - вое это дорого и важно, но последняя тайна знания, объективного мира, тайна человека дана в эстетическом начале, - и только через торжество эстетического начала воцаряется внутренняя гармония в человеке, его цельность. Гуманизм и эстетизм - таковы два фокуса его личности, но они не отделены, а иерархически связаны через последнюю центральность эстетической сферы. Это и есть "эстетический гуманизм", конечно, с тем оттенком мистического натурализма, который придавал всей идеологии этого времени секулярный характер. 9. В третьем периоде творчества Одоевского несколько угасают его теоретическая мысль (53), - он чрезвычайно много и тоже разносторонне работает практически (о чем красноречиво свидетельствуют недавно опубликованные дневники), но по-прежнему он стремится к философскому осмыслению своего жизнечувства. Его все больше увлекает развития естествознания, тот дух пытливости и исследовательской неутомимости, который определил собой успехи наук о природе в XIX-ом веке. Одоевский отходит от идеализма и становится реалистом (элементы чего в нем были всегда сильны), - только теперь реальность прежде всего и больше всего есть то, что открывается нам "в фактах", а не в интуициях. Еще в "Русских Ночах" Фауст высмеивает "фактоманию", а теперь Одоевский особенно дорожит именно накоплением фактов. Это не позитивизм, а именно реализм: отрицания метафизики нет у Одоевского, но он склоняется теперь к тому, что в те же годы Гартман назвал "индуктивной метафизикой".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35