Выбор порадовал, здесь
ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
79
проявляя свою жизнь для себя и для других, не иначе, как выводя на позорище временные отдельные порождения моего средобежного могущества, которое везде и остается основанием последних, составляющих совокупность или сумму моего бытия исторического». «Пускай мысль делает различия между внешним и внутренним, в практике мы действительно и существуем и знаем про себя столько, сколько удается нам показать то, что мы есть и чем мы могли бы быть». «Раскрывшееся сознание моей жизни,исторически подает мне и способы распознавать свое лицо с другими отдельными лицами. Я и самого себя и всякого другого принимаю за особенное, определенное существо, и приветствую в нем брата». В связи с этим подчеркиванием деятельности, «практической стороны духа», в «Картине человека» Галича ярко выдвигаются проблемы личностно-мотиваци-онного плана — побуждения, склонности, страсти и т. д. Связанное «с историческим бытием» народа духовное развитие личности, по Галичу, наиболее существенно сказывается в нравственных чувствованиях и поступках человека. Отсюда специальное место в его системе занимает критическая этика, вызвавшая крайнее недовольство официальной науки николаевской России.
Решающее значение для развития передовой русской психологии XIX в. имели психологические воззрения великих русских философов-материалистов — А. И. Герцена., В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова и в особенности Н. Г. Чернышевского. <...>
Идея Герцена о «деянии» как существеннейшем факторе духовного развития человека сохраняет все свое принципиальное значение и по сегодняшний день, так же как острую актуальность сохраняет по отношению и к современной психологии его общее требование «одействотворения» науки.
Белинский во второй период своего творческого развития также высказал требование передовой общественной мысли — дать психологию личности, а не лишь отдельных способностей. <...>.'
В противоположность дуалистическим идеалистическим теориям, противопоставляющим психическое и физическое, Добролюбов отстаивает их единство.
«Смотря на человека как на одно целое, нераздельное существо, — пишет Добролюбов, — мы устраняем и те бесчисленные противоречия, какие находят схоластики между телесной и душевной деятельностью... теперь уж никто не сомневается в том, что все старания провести разграничительную черту между духовными и телесными отправлениями напрасны и что наука человеческая этого достигнуть не может. Без вещественного обнаружения мы не можем узнать о существовании внутренней деятельности, а вещественное обнаружение происходит в теле». <...> .
Философские идеи Чернышевского, его материализм и психофизиологический монизм находят себе блестящее конкретное претворение у И. М. Сеченова. <...> Его знаменитые «Рефлексы головного мозга» (появившиеся в 1863 г. в виде журнальных статей в «Медицинском вестнике», а в 1866 г. вышедшие отдельной книгой) определили новые пути физиологии головного мозга, оказав, как известно, значительное влияние на И. П. Павлова.
Сеченов заложил в России также основы психофизиологии органов чувств и наметил в ней, в частности в теории зрения, связи его с осязанием и т. д., новые, оригинальные пути. Однако было бы совершенно неправильно рассматривать Сеченова только как физиолога, который в качестве такового своими-физиологическими трудами оказал более или менее значительное влияние на психологию.
80
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И. М. Сеченов был и крупнейшим русским психологом, и можно с определенностью утверждать, что не только Сеченов-физиолог оказал влияние на Сеченова-психолога, но и обратно: занятия Сеченова с ранней молодости психологией оказали прямое и притом очень значительное влияние на его физиологические исследования, в частности те, которые определили его концепцию рефлексов головного мозга. Он сам об этом прямо свидетельствует (см. его работу: Автобиографические записки. М., 1907).
В своей психологической концепции Сеченов выдвинул изучение психических процессов в закономерностях их протекания как основной предмет психологии и особенно подчеркнул значение генетического метода. В своей борьбе против традиционной идеалистической психологии сознания Сеченов (в замечательной статье «Кому и как разрабатывать психологию») поставил перед научной мыслью задачу, которая сохраняет свое значение и по сегодняшний день. Основную ошибку психологов-идеалистов Сеченов видел в том, что они являются, как он выражается, «обособителями психического», т. е. в том, что они вырывают психическое из связи природных явлений, в которые они в действительности включены, и, превращая психическое в обособленное, замкнутое в себе существование, внешне противопоставляют тело и душу. В своих •«Рефлексах головного мозга», о которых И. П. Павлов говорил как о «гениальном взлете сеченовской мысли», ив других своих психологических работах, с которыми «Рефлексы головного мозга» связаны органической общностью единой концепции, Сеченов пытался разрешить эту задачу — преодоления обособления психического — теми средствами, которые в то время были в его распоряжении. Он отвергает отожествление психического с сознательным и рассматривает «сознательный элемент» как средний член единого — рефлекторного — процесса, который начинается в предметной действительности внешним импульсом и кончается поступком. Преодоление «обособления» психического — это, по существу, та самая задача, которую сейчас новыми, открывшимися ей в настоящее время средствами, решает советская психология.
Своими идеями и исследованиями Сеченов оказал прямое влияние на развитие в России экспериментально-психологических исследований, сближавших русскую психологию с передовым русским естествознанием. Идеями Сеченова в значительной степени определялось формирование русской экспериментальной психологии.в 80-х—90-х гг. прошлого столетия. <...>
В тот же период, когда развертывается деятельность Чернышевского и Сеченова, вскрывающего физиологические предпосылки психологии, — в 60-х гг. — А. А. Потебня выдвигает в русской науке положение о единстве сознания и языка и ставит перед историей языка задачу «показать на деле участие слова в образовании последовательного ряда систем, обнимающих отношение личности к природе»'. Применяя исторический принцип не только к внешним языковым формам, но и к внутреннему строю языков, Потебня делает первую и единственную в своем роде блестящую попытку на огромном историческом материале наметить основные этапы развития языкового сознания русского народа. На тонком анализе обширного языкового материала Потебня стремится вскрыть историческое становление и смену разных форм, мышления — мифологического, научного («прозаического») и поэтического* Для Потебни, в отличие от
' Потебня А. А. Мысль и язык. М,, 1862. С. 21.
ГЛАВА III. ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
81
Г. В. Ф. Гегеля, поэтическое мышление является не низшей ступенью мышления, а, своеобразной и специфической по отношению к «прозаическому» и научному мышлению, но не менее существенной, чем последнее, формой познания. Потебня подчеркивает также роль слова и в развитии самосознания. <...>
В психологии, разрабатываемой в середине прошлого столетия, находят также отражение тенденции эмпирической психологии. В центре этого течения, •ориентирующегося по преимуществу на английскую эмпирическую психологию, , — принцип ассоцианизма. Впервые влияние эмпиризма сказалось еще в работе О. М. Новицкого «Руководство к опытной психологии» (1840), но в определенное течение это направление оформляется лишь в 60-х—70-х гг. Его основным представителем является М. М. Троицкий («Наука о духе»). Он пытается свести всю духовную жизнь к ассоциациям. В своей «Немецкой психологии в текущем столетии» (1867) он подвергает критике немецкую метафизическую идеалистическую психологию. В. А. Снегирев («Психология», 1873) также признает закон ассоциации основным законом психической жизни и примыкает к английской эмпирической психологии, но позиция его эклектична: свой ассоцианизм он пытается примирить с самыми различными психологическими направлениями и точками зрения.
Проводниками идеалистических тенденций в психологии в этот период выступают такие люди, как К. Д. Кавелин и Н. Н. Страхов. Они вступают в борьбу против материалистического направления физиологической психологии (механистические представители которой склонны были, правда, свести психологию к физиологии). <...>
Особое место в психологической литературе этого периода занимает основное произведение одного из крупнейших представителей русской педагогической мысли — «Человек как предмет воспитания» (1868 — 1869) К. Д. Ушинского.
Ушинский, широко используя в своем труде материал, накопленный мировой психологической наукой его времени, сумел подчинить весь этот материал установкам, глубоко характерным для самобытных путей как его собственной, так и вообще передовой русской общественной мысли. Первая, важнейшая из этих установок связана с «антропологическим» подходом к изучению психологии. Этот подход к проблемам психологии означал рассмотрение всех сторон психики человека в целостно-личностном, а не узкофункциональном плане; психические процессы выступают не как лишь «механизмы» (в качестве каковых их по преимуществу стала трактовать экспериментальная функциональная психология на Западе), а в качестве деятельности человека, благодаря чему они могли получить у Ушинского подлинно содержательную характеристику. Вторая существенная установка, специфическая для Ушинского, заключалась в том, что антропология у него выступала как антропология педагогическая.~Эт:о значит, что человек рассматривался им не как биологическая особь с предопределенными его организацией неизменными свойствами, а как предмет воспитания, в ходе которого он формируется и развивается; его развитие включено в процесс его воспитания. В ходе этого последнего* подрастающий человек выступает как субъект, а не только как объект воспитательной деятельности учителя. Ушинский с исключительной четкостью и последовательностью проводит через все свои психологические и педагогические построения особенно дорогую ему мысль о труде, о целеустремленной деятельности как основном начале формирования и характера и ума. <...>
82
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Если в работах И, М. Сеченова была выдвинута роль физиологических основ и материалистических установок в разработке психологии, то в труде Ушин-ского, вышедшем почти одновременно с работами Сеченова, впервые выступила роль педагогической практики для системы психологических знаний. <...>
Если 30-е гг. были отмечены нами как^ время появления первых светских работ по психологии, то 60-е гг. должны быть выделены как эпоха, когда создаются предпосылки для подлинно научной ее разработки. Этот период отмечен большим ростом психологической литературы, публикация которой в 60-х гг. резко повышается. <...>
Экспериментальная психология начала развиваться в России в 80-х—90-х гг. прошлого столетия, когда возник ряд экспериментальных психологических лабораторий: В. М. Бехтерева (в Казани), В. Ф. Чижа (в Юрьеве), А. А. Токарско-го (в Москве), а также А. О. Ковалевского, В. М. Сикорского и др.; в последующие годы развертывают свою работу лаборатории Н. А. Бернштейна, Г. И. Рос-солимоидр. <...>
Важную роль в развитии мировой экспериментальной психологии играли лучшие представители русской психологической науки. Это относится прежде всего к одному из крупнейших и наиболее передовых представителей экспериментальной психологии в России Н. Н. Ланге, автору прекрасного курса «Психология». Его «Психологические исследования», вьппедшие в 4893 г., посвящены экспериментальному изучению: одно — перцепции, а другое — произвольного внимания.
Эти исследования привлекли к себе широкое внимание в мировой Психологической науке; из них первое — о перцепции — было опубликовано в отчете Лондонского международного конгресса экспериментальной психологии; исследование о внимании вызвало специальные отклики со стороны крупнейших психологов различных стран — В. Вундта, У. Джемса, Г. Мюнстерберга и др.
Н. Н. Ланге же создал одну из первых в России лабораторий экспериментальной психологии при Одесском университете. Вслед за тем такие же лаборатории были организованы в Петербурге (А. П. Нечаев) и Киеве, потом (в 1911) в Москве создан был первый в России Институт экспериментальной психологии при Московском университете1. Возглавивший этот институт Г. И. Челпанов выпустил в 1915 г. первое русское общее руководство по экспериментальной психологии («Введение в экспериментальную психологию»).
За этот же период — конец XIX и начало XX в. — в русской психологической литературе появился ряд экспериментальных работ, посвященных специальным психологическим проблемам: работы Н. Я. Грота об эмоциях (с основными положениями которого, высказанными в опубликованной во Франции статье, перекликаются некоторые тезисы одного из крупнейших французских психологов — Т. Рибо), В. М. Сикорского (его исследования об умственной работоспособности нашли многочисленных последователей в Западной Европе), А. Ф. Лазурского, одна из основных работ которого о классификации личности была издана Э. Мейманом (в выходившей под его редакцией серии «Padago-gishe Monographien») и оставила заметный след в последующих зарубежных теориях по психологии личности.
Теперешний НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР. (Примеч. сост.)
ГЛАВА III. ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
83
Оставаясь на позициях опытного научного исследования, Лазурский ищет для изучения сложных проявлений личности новые методические пути. Стремясь сочетать преимущества эксперимента с систематическим наблюдением, он намечает свою оригинальную методику «естественного эксперимента».
Наряду с общей психологией начинают развиваться и другие отрасли психологического знания — патопсихология (Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
79
проявляя свою жизнь для себя и для других, не иначе, как выводя на позорище временные отдельные порождения моего средобежного могущества, которое везде и остается основанием последних, составляющих совокупность или сумму моего бытия исторического». «Пускай мысль делает различия между внешним и внутренним, в практике мы действительно и существуем и знаем про себя столько, сколько удается нам показать то, что мы есть и чем мы могли бы быть». «Раскрывшееся сознание моей жизни,исторически подает мне и способы распознавать свое лицо с другими отдельными лицами. Я и самого себя и всякого другого принимаю за особенное, определенное существо, и приветствую в нем брата». В связи с этим подчеркиванием деятельности, «практической стороны духа», в «Картине человека» Галича ярко выдвигаются проблемы личностно-мотиваци-онного плана — побуждения, склонности, страсти и т. д. Связанное «с историческим бытием» народа духовное развитие личности, по Галичу, наиболее существенно сказывается в нравственных чувствованиях и поступках человека. Отсюда специальное место в его системе занимает критическая этика, вызвавшая крайнее недовольство официальной науки николаевской России.
Решающее значение для развития передовой русской психологии XIX в. имели психологические воззрения великих русских философов-материалистов — А. И. Герцена., В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова и в особенности Н. Г. Чернышевского. <...>
Идея Герцена о «деянии» как существеннейшем факторе духовного развития человека сохраняет все свое принципиальное значение и по сегодняшний день, так же как острую актуальность сохраняет по отношению и к современной психологии его общее требование «одействотворения» науки.
Белинский во второй период своего творческого развития также высказал требование передовой общественной мысли — дать психологию личности, а не лишь отдельных способностей. <...>.'
В противоположность дуалистическим идеалистическим теориям, противопоставляющим психическое и физическое, Добролюбов отстаивает их единство.
«Смотря на человека как на одно целое, нераздельное существо, — пишет Добролюбов, — мы устраняем и те бесчисленные противоречия, какие находят схоластики между телесной и душевной деятельностью... теперь уж никто не сомневается в том, что все старания провести разграничительную черту между духовными и телесными отправлениями напрасны и что наука человеческая этого достигнуть не может. Без вещественного обнаружения мы не можем узнать о существовании внутренней деятельности, а вещественное обнаружение происходит в теле». <...> .
Философские идеи Чернышевского, его материализм и психофизиологический монизм находят себе блестящее конкретное претворение у И. М. Сеченова. <...> Его знаменитые «Рефлексы головного мозга» (появившиеся в 1863 г. в виде журнальных статей в «Медицинском вестнике», а в 1866 г. вышедшие отдельной книгой) определили новые пути физиологии головного мозга, оказав, как известно, значительное влияние на И. П. Павлова.
Сеченов заложил в России также основы психофизиологии органов чувств и наметил в ней, в частности в теории зрения, связи его с осязанием и т. д., новые, оригинальные пути. Однако было бы совершенно неправильно рассматривать Сеченова только как физиолога, который в качестве такового своими-физиологическими трудами оказал более или менее значительное влияние на психологию.
80
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И. М. Сеченов был и крупнейшим русским психологом, и можно с определенностью утверждать, что не только Сеченов-физиолог оказал влияние на Сеченова-психолога, но и обратно: занятия Сеченова с ранней молодости психологией оказали прямое и притом очень значительное влияние на его физиологические исследования, в частности те, которые определили его концепцию рефлексов головного мозга. Он сам об этом прямо свидетельствует (см. его работу: Автобиографические записки. М., 1907).
В своей психологической концепции Сеченов выдвинул изучение психических процессов в закономерностях их протекания как основной предмет психологии и особенно подчеркнул значение генетического метода. В своей борьбе против традиционной идеалистической психологии сознания Сеченов (в замечательной статье «Кому и как разрабатывать психологию») поставил перед научной мыслью задачу, которая сохраняет свое значение и по сегодняшний день. Основную ошибку психологов-идеалистов Сеченов видел в том, что они являются, как он выражается, «обособителями психического», т. е. в том, что они вырывают психическое из связи природных явлений, в которые они в действительности включены, и, превращая психическое в обособленное, замкнутое в себе существование, внешне противопоставляют тело и душу. В своих •«Рефлексах головного мозга», о которых И. П. Павлов говорил как о «гениальном взлете сеченовской мысли», ив других своих психологических работах, с которыми «Рефлексы головного мозга» связаны органической общностью единой концепции, Сеченов пытался разрешить эту задачу — преодоления обособления психического — теми средствами, которые в то время были в его распоряжении. Он отвергает отожествление психического с сознательным и рассматривает «сознательный элемент» как средний член единого — рефлекторного — процесса, который начинается в предметной действительности внешним импульсом и кончается поступком. Преодоление «обособления» психического — это, по существу, та самая задача, которую сейчас новыми, открывшимися ей в настоящее время средствами, решает советская психология.
Своими идеями и исследованиями Сеченов оказал прямое влияние на развитие в России экспериментально-психологических исследований, сближавших русскую психологию с передовым русским естествознанием. Идеями Сеченова в значительной степени определялось формирование русской экспериментальной психологии.в 80-х—90-х гг. прошлого столетия. <...>
В тот же период, когда развертывается деятельность Чернышевского и Сеченова, вскрывающего физиологические предпосылки психологии, — в 60-х гг. — А. А. Потебня выдвигает в русской науке положение о единстве сознания и языка и ставит перед историей языка задачу «показать на деле участие слова в образовании последовательного ряда систем, обнимающих отношение личности к природе»'. Применяя исторический принцип не только к внешним языковым формам, но и к внутреннему строю языков, Потебня делает первую и единственную в своем роде блестящую попытку на огромном историческом материале наметить основные этапы развития языкового сознания русского народа. На тонком анализе обширного языкового материала Потебня стремится вскрыть историческое становление и смену разных форм, мышления — мифологического, научного («прозаического») и поэтического* Для Потебни, в отличие от
' Потебня А. А. Мысль и язык. М,, 1862. С. 21.
ГЛАВА III. ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
81
Г. В. Ф. Гегеля, поэтическое мышление является не низшей ступенью мышления, а, своеобразной и специфической по отношению к «прозаическому» и научному мышлению, но не менее существенной, чем последнее, формой познания. Потебня подчеркивает также роль слова и в развитии самосознания. <...>
В психологии, разрабатываемой в середине прошлого столетия, находят также отражение тенденции эмпирической психологии. В центре этого течения, •ориентирующегося по преимуществу на английскую эмпирическую психологию, , — принцип ассоцианизма. Впервые влияние эмпиризма сказалось еще в работе О. М. Новицкого «Руководство к опытной психологии» (1840), но в определенное течение это направление оформляется лишь в 60-х—70-х гг. Его основным представителем является М. М. Троицкий («Наука о духе»). Он пытается свести всю духовную жизнь к ассоциациям. В своей «Немецкой психологии в текущем столетии» (1867) он подвергает критике немецкую метафизическую идеалистическую психологию. В. А. Снегирев («Психология», 1873) также признает закон ассоциации основным законом психической жизни и примыкает к английской эмпирической психологии, но позиция его эклектична: свой ассоцианизм он пытается примирить с самыми различными психологическими направлениями и точками зрения.
Проводниками идеалистических тенденций в психологии в этот период выступают такие люди, как К. Д. Кавелин и Н. Н. Страхов. Они вступают в борьбу против материалистического направления физиологической психологии (механистические представители которой склонны были, правда, свести психологию к физиологии). <...>
Особое место в психологической литературе этого периода занимает основное произведение одного из крупнейших представителей русской педагогической мысли — «Человек как предмет воспитания» (1868 — 1869) К. Д. Ушинского.
Ушинский, широко используя в своем труде материал, накопленный мировой психологической наукой его времени, сумел подчинить весь этот материал установкам, глубоко характерным для самобытных путей как его собственной, так и вообще передовой русской общественной мысли. Первая, важнейшая из этих установок связана с «антропологическим» подходом к изучению психологии. Этот подход к проблемам психологии означал рассмотрение всех сторон психики человека в целостно-личностном, а не узкофункциональном плане; психические процессы выступают не как лишь «механизмы» (в качестве каковых их по преимуществу стала трактовать экспериментальная функциональная психология на Западе), а в качестве деятельности человека, благодаря чему они могли получить у Ушинского подлинно содержательную характеристику. Вторая существенная установка, специфическая для Ушинского, заключалась в том, что антропология у него выступала как антропология педагогическая.~Эт:о значит, что человек рассматривался им не как биологическая особь с предопределенными его организацией неизменными свойствами, а как предмет воспитания, в ходе которого он формируется и развивается; его развитие включено в процесс его воспитания. В ходе этого последнего* подрастающий человек выступает как субъект, а не только как объект воспитательной деятельности учителя. Ушинский с исключительной четкостью и последовательностью проводит через все свои психологические и педагогические построения особенно дорогую ему мысль о труде, о целеустремленной деятельности как основном начале формирования и характера и ума. <...>
82
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Если в работах И, М. Сеченова была выдвинута роль физиологических основ и материалистических установок в разработке психологии, то в труде Ушин-ского, вышедшем почти одновременно с работами Сеченова, впервые выступила роль педагогической практики для системы психологических знаний. <...>
Если 30-е гг. были отмечены нами как^ время появления первых светских работ по психологии, то 60-е гг. должны быть выделены как эпоха, когда создаются предпосылки для подлинно научной ее разработки. Этот период отмечен большим ростом психологической литературы, публикация которой в 60-х гг. резко повышается. <...>
Экспериментальная психология начала развиваться в России в 80-х—90-х гг. прошлого столетия, когда возник ряд экспериментальных психологических лабораторий: В. М. Бехтерева (в Казани), В. Ф. Чижа (в Юрьеве), А. А. Токарско-го (в Москве), а также А. О. Ковалевского, В. М. Сикорского и др.; в последующие годы развертывают свою работу лаборатории Н. А. Бернштейна, Г. И. Рос-солимоидр. <...>
Важную роль в развитии мировой экспериментальной психологии играли лучшие представители русской психологической науки. Это относится прежде всего к одному из крупнейших и наиболее передовых представителей экспериментальной психологии в России Н. Н. Ланге, автору прекрасного курса «Психология». Его «Психологические исследования», вьппедшие в 4893 г., посвящены экспериментальному изучению: одно — перцепции, а другое — произвольного внимания.
Эти исследования привлекли к себе широкое внимание в мировой Психологической науке; из них первое — о перцепции — было опубликовано в отчете Лондонского международного конгресса экспериментальной психологии; исследование о внимании вызвало специальные отклики со стороны крупнейших психологов различных стран — В. Вундта, У. Джемса, Г. Мюнстерберга и др.
Н. Н. Ланге же создал одну из первых в России лабораторий экспериментальной психологии при Одесском университете. Вслед за тем такие же лаборатории были организованы в Петербурге (А. П. Нечаев) и Киеве, потом (в 1911) в Москве создан был первый в России Институт экспериментальной психологии при Московском университете1. Возглавивший этот институт Г. И. Челпанов выпустил в 1915 г. первое русское общее руководство по экспериментальной психологии («Введение в экспериментальную психологию»).
За этот же период — конец XIX и начало XX в. — в русской психологической литературе появился ряд экспериментальных работ, посвященных специальным психологическим проблемам: работы Н. Я. Грота об эмоциях (с основными положениями которого, высказанными в опубликованной во Франции статье, перекликаются некоторые тезисы одного из крупнейших французских психологов — Т. Рибо), В. М. Сикорского (его исследования об умственной работоспособности нашли многочисленных последователей в Западной Европе), А. Ф. Лазурского, одна из основных работ которого о классификации личности была издана Э. Мейманом (в выходившей под его редакцией серии «Padago-gishe Monographien») и оставила заметный след в последующих зарубежных теориях по психологии личности.
Теперешний НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР. (Примеч. сост.)
ГЛАВА III. ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
83
Оставаясь на позициях опытного научного исследования, Лазурский ищет для изучения сложных проявлений личности новые методические пути. Стремясь сочетать преимущества эксперимента с систематическим наблюдением, он намечает свою оригинальную методику «естественного эксперимента».
Наряду с общей психологией начинают развиваться и другие отрасли психологического знания — патопсихология (Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26