https://wodolei.ru/catalog/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В конце недели в конденсаторах
оказывалось по нескольку ведер льда.
15 ноября погода снова переменилась, и термометр опустился до -24F (-31С). То была
самая низкая температура, какую только приходилось наблюдать до сих пор
. Такую стужу легко выносить при тихой погоде, но за последнее время свире
пствовал ветер, который резал лицо словно острыми ножами.
Доктору было крайне досадно, что он таким образом очутился в плену, ибо от
холодного ветра снег окреп, образовался твердый наст и можно было бы пре
дпринять далекую экскурсию.
Заметим, однако, что всякое усиленное движение на таком морозе влечет за
собой одышку. Человек не может выполнить в подобных условиях и четвертой
доли своего обычного труда. Пользоваться железными инструментами такж
е нельзя, ибо, если схватить их голой рукой, испытываешь ощущение ожога, и
клочки кожи остаются на неосторожно взятом предмете.
Итак, экипаж оказался запертым на бриге. Зимовщики прогуливались каждый
день по два часа на крытой палубе, где матросам разрешалось курить; в кубр
ике курить не полагалось.
Как только огонь в печи ослабевал, тотчас же на стенах и в пазах палубы выс
тупал снег; все металлические предметы Ч дверные ручки, болты, гвозди Ч
покрывались инеем.
Мгновенность этого явления удивляла доктора. Выдыхаемые людьми водяны
е пары сгущались в воздухе и, переходя из газообразного состояния в твер
дое, падали на них хлопьями снега. В нескольких шагах от печи стоял уже мор
оз, поэтому матросы обычно сидели у самого огня, прижавшись друг к другу.

Однако доктор советовал им постепенно приучаться к суровой температур
е, которая к тому же могла еще понизиться. Он советовал матросам мало-пома
лу подвергать свой кожный покров укусам холода и подавал пример всей ком
анде. Но лень или оцепенение приковывали каждого к привычному месту, кот
орого никто не хотел оставить, предпочитая всему сон, даже в нездоровом т
епле.
По млению доктора, переход из теплой комнаты на мороз ничуть не опасен: эт
ого не следует делать, только когда человек вспотел. В подтверждение ска
занного доктор приводил немало примеров, но советы его почти всегда проп
адали даром.
Что касается Джона Гаттераса, то, по-видимому, он был нечувствителен к хол
оду. Он молча прогуливался по палубе, не ускоряя и не замедляя шагов. Неуже
ли мороз не влиял на его крепкий организм? Или он обладал в высокой степен
и той жизненной энергией, которую тщетно искал у своих матросов? Быть мож
ет, он был настолько поглощен своей навязчивой идеей, что становился нев
осприимчивым к внешним явлениям? Экипаж с удивлением наблюдал, как капит
ан спокойно переносит двадцатичетырехградусный мороз; нередко Гаттера
с отлучался с брига на несколько часов, но по возвращении его лицо ничуть
не бывало обморожено.
Ч Удивительный человек, Ч сказал однажды доктор Джонсону, Ч он просто
изумляет меня! Он словно носит в себе раскаленную печь! Это одна из самых
могучих натур, какие только мне приходилось наблюдать.
Ч В самом деле, Ч отвечал Джонсон, Ч он ходит на открытом воздухе, одеты
й не теплее, чем в июне месяце.
Ч Одежда не имеет тут особенного значения, Ч заметил доктор. Ч И в само
м деле, какой толк от теплой одежды тому, кто сам не производит теплоты? Эт
о все равно, что согревать кусок льда, закутав его в шерстяное одеяло. Но Г
аттерас в этом не нуждается. Такова уж его натура, и я не удивился бы, если б
ы он излучал такое же тепло, как раскаленные угли.
Джонсон, которому было поручено каждое утро расчищать прорубь, заметил,
что лед достиг уже более десяти футов в толщину.
Почти каждую ночь доктор мог наблюдать великолепное северное сияние. С ч
етырех часов вечера на севере небосклон начинал чуть заметно светлеть, п
ринимая палевые тона. Часам к восьми окраска сгущалась, и над горизонтом
проступала золотистая кайма, опиравшаяся краями о ледяные поля. Постепе
нно сияние всплывало все выше, двигаясь по направлению к магнитному мери
диану. Темноватые полосы пересекали лучезарный фон. Затем светящаяся зо
на начинала выбрасывать во все стороны разноцветные лучи, которые то раз
горались, то меркли. Нередко в самый разгар северного сияния возникали о
дна над другой несколько лучезарных дуг, тонувших в волнах красных, желт
ых, зеленых лучей. Ослепительное, несравненное зрелище! Но вот дуги начин
али сближаться, образуя лучистые венцы, сиявшие неземным великолепием. М
ало-помалу они сливались, зарево меркло, лучи бледнели, краски гасли, и чу
десное сияние, неприметно расплываясь, таяло на юге в померкших облаках.

Невозможно себе представить все очарование этой феерии, которая развер
тывается в высоких широтах, в каких-нибудь восьми градусах от полюса. Сев
ерное сияние, иногда наблюдаемое в умеренном поясе, не может дать даже пр
иблизительного представления об этом грандиозном явлении природы. Мож
но подумать, что провидение, сжалившись над безотрадным севером, уделило
ему самое изумительное из своих чудес.
Нередко на небе появлялись ложные луны, усиливая блеск ночного светила.
Иной раз вокруг луны образовывались кольца, и она ослепительно сияла в ц
ентре светозарных кругов.
26 ноября было большое волнение, и вода била фонтанами из проруби. Толстый
слой льда колыхался от морской зыби, и зловещий треск льдин говорил о под
водной борьбе. К счастью, бриг прочно сидел во льду, только цепи его сильно
гремели. Впрочем, в предупреждение несчастной случайности Гаттерас при
казал закрепить их.
С каждым днем мороз все крепчал; небо заволоклось густым туманом; ветер я
ростно разметывал снежные сугробы. Трудно было определить, летел ли снег
с неба, или поднимался с ледяных полей. Все кругом слилось в бушующей беле
сой мгле.
Экипаж занимался различными работами; главная из них состояла в пригото
влении тюленьего жира и сала, которые мгновенно превращались в глыбы льд
а. Этот лед рубили топорами на куски, твердостью не уступавшие мрамору; та
ким образом, собрали около двенадцати тонн сала и жира. Надобности в таре
не было, да и бочонки все равно лопнули бы под давлением жидкости при резк
их изменениях температуры.
28 ноября термометр упал до -32F (-36С). Угля оставалось всего на десять дней, и вс
е с ужасом ждали минуты, когда запас топлива иссякнет.
В целях экономии Гаттерас приказал прекратить топку печи в кают-компани
и, и с этого дня Шандон, доктор и сам капитан должны были находиться в кубр
ике вместе с экипажем. Гаттерасу пришлось таким образом чаще быть с матр
осами, которые бросали на него хмурые, а порою и свирепые взгляды. Он слыша
л их жалобы, упреки и даже угрозы, но не подвергал их взысканию. Казалось, о
н был глух. Он не требовал места у огня и, молча, скрестив руки на груди, сиде
л где-нибудь в углу.
Несмотря на советы доктора, Пэн и его друзья не делали никаких упражнени
й: целые дни просиживали они, облокотясь на печь, или лежали, закутавшись в
одеяла, на своих койках. Здоровье их стало быстро сдавать; они и не думали
бороться с пагубным климатом, и неудивительно, что на бриге вскоре появи
лась цинга.
Доктор давно уже начал каждое утро выдавать экипажу лимонный сок и кальц
иевые пилюли. Но эти испытанные средства оказывали лишь слабое действие
, болезнь развивалась, и вскоре у многих стали проявляться ее страшные пр
изнаки.
Тяжело было видеть несчастных, которые корчились от боли. Ноги у них чудо
вищно распухли и покрылись иссиня-черными пятнами; десны кровоточили, и
з распухших губ вырывались нечленораздельные звуки; переродившаяся, ут
ратившая фибрин кровь уже не могла поддерживать жизнь в конечностях.
Клифтон первый заболел этим ужасным недугом, вслед за ним слегли Гриппер
, Брентон и Стронг. Матросы, которых еще не коснулась болезнь, не могли не в
идеть страданий своих товарищей, потому что другого теплого помещения, к
роме кубрика, не было. Приходилось жить всем вместе, и вскоре кубрик превр
атился в лазарет, так как из восемнадцати человек экипажа тринадцать вск
оре заболели цингой. Пэну, по-видимому, суждено было избежать болезни; эти
м он был обязан своей на редкость крепкой натуре. У Шандона проявились бы
ло первые признаки цинги, но тем дело и кончилось. Благодаря прогулкам по
мощнику капитана удалось сохранить здоровье.
Доктор самоотверженно ухаживал за больными; но у него сжималось сердце п
ри виде страданий, которых он не мог облегчить. Он изо всех сил старался об
одрить упавших духом матросов. Слова утешения, философские рассуждения
и веселые шутки развлекали больных, скрашивая томительное однообразие
зимних дней; он читал им вслух; память у Клоубонни была удивительная, и у н
его всегда был наготове запас занимательных рассказов: его охотно слуша
ли и здоровые, собираясь вокруг печи. Но стоны больных, их жалобы, крики от
чаяния порой прерывали его речь, и не докончив рассказа, он возвращался к
роли заботливого, преданного врача.
Впрочем, сам доктор был здоров и даже не похудел. Его тучность заменяла ем
у самую теплую одежду. По словам Клоубонни, он был очень доволен, что одет
подобно моржам или китам, которые благодаря толстому слою подкожного жи
ра легко переносят арктическую стужу.
А Гаттерас, казалось, не испытывал ни физических, ни моральных мучений. Ст
радания экипажа, видимо, мало его трогали. Но, быть может, он только умело с
крывал свои чувства. Внимательный наблюдатель мог бы иной раз подметить
, что в его железной груди бьется горячее сердце.
Доктор постоянно изучал Гаттераса, анализировал его характер, но так и н
е мог разгадать эту удивительную натуру, этот сверхъестественный темпе
рамент.
Между тем температура еще понизилась: место прогулок опустело; одни лишь
гренландские собаки бродили по палубе, жалобно завывая.
У печи постоянно сидел дневальный, поддерживавший в ней огонь. Нельзя бы
ло допустить, чтобы огонь погас: едва он ослабевал, стужа проникала в поме
щение, стены покрывались инеем, испарения мгновенно сгущались и падали с
нежинками на злополучных обитателей брига.
Среди таких невыразимых страданий наступило 8 декабря; утром доктор, по с
воему обыкновению, пошел взглянуть на термометр, находившийся на палубе
, и увидел, что ртуть в чашечке замерзла.
Ч Сорок четыре градуса мороза! Ч ужаснулся доктор.
И в этот день в печь бросили последнюю горсть угля!

27. РОЖДЕСТВЕНСКИЕ МОРОЗЫ

Наступили дни отчаяния. Мысль о смерти, о смерти от холода предстала во вс
ем своем ужасе; последняя горсть угля горела со зловещим треском; огонь г
отов был погаснуть, температура в помещении заметно понизилась. Но Джонс
он пошел за новым топливом, которое добыли из тюленьих туш. Он бросил куск
и жира в печь, прибавил пакли, пропитанной жиром, и довольно быстро восста
новил в кубрике прежнее тепло. Запах горелого сала был отвратителен, но п
риходилось его терпеть. Джонсон сознавал, что новое топливо оставляет же
лать лучшего и, конечно, не имело бы успеха в богатых домах Ливерпуля.
Ч А между тем, Ч сказал он, Ч этот неприятный запах может иметь благие р
езультаты.
Ч Какие же именно? Ч спросил плотник.
Ч Он приманит к нам медведей, которые очень падки на такие запахи.
Ч А на что нам медведи? Ч спросил Бэлл.
Ч Ты знаешь, Бэлл, что нам больше не приходится рассчитывать на тюленей!
Ч ответил Джонсон. Ч Они скрылись, и притом надолго, и если медведи не до
ставят нам топлива, то я не знаю, что с нами станется.
Ч Ты прав, Джонсон, дело наше плохо… Совсем дрянь! И если нам не удастся до
быть этого топлива… то уж я не знаю, как и быть…
Ч Одно только и остается!…
Ч Что же такое? Ч спросил Бэлл.
Ч Да, Бэлл, в крайнем случае… Впрочем, капитан никогда… Но, быть может, при
дется прибегнуть к этому средству.
Джонсон печально покачал головой и погрузился в размышления, которых Бэ
лл не хотел прерывать. Он знал, что этих кусков жира, добытых с таким трудо
м, хватит не больше чем на восемь дней, даже при самой строгой экономии.
Боцман не ошибся. Несколько медведей, привлеченных запахом горелого жир
а, были замечены невдалеке от «Форварда». Здоровые матросы пустились за
ними в погоню; но медведи бегают на редкость быстро и одарены чутьем, благ
одаря которому избегают всех охотничьих уловок. Не было возможности к ни
м приблизиться, и пули, пущенные самыми искусными стрелками, пропали дар
ом.
Экипажу брига грозила опасность замерзнуть; люди не выдержали бы и сорок
а восьми часов, если бы температура, царившая в ледяных просторах, проник
ла в кубрик. Каждый с ужасом видел, что топливо подходит к концу.
Наконец, 20 декабря, в три часа пополудни, огонь в топке погас; матросы, стояв
шие вокруг печи, угрюмо поглядывали Друг на друга. Один лишь Гаттерас неп
одвижно сидел в своем углу; доктор, по своему обыкновению, взволнованно ш
агал по кубрику; он положительно не знал, что предпринять.
Температура в помещении мгновенно понизилась до -7F (-22С).
Но если доктор стал в тупик, если он не знал, что теперь делать, то другим эт
о было хорошо известно. Шандон, холодный и решительный, Пэн, с горящими яро
стью глазами, и два-три матроса, которые могли еще двигаться, подошли к Га
ттерасу.
Ч Капитан! Ч сказал Шандон.
Гаттерас, погруженный в раздумье, не слышал его.
Ч Капитан! Ч повторил Шандон, касаясь рукой его плеча.
Гаттерас выпрямился.
Ч Что такое? Ч спросил он.
Ч Капитан, у нас больше нет топлива!
Ч Так что же? Ч отозвался Гаттерас.
Ч Если вам угодно, чтобы мы замерзли, Ч со злой иронией произнес Шандон,
Ч то мы покорнейше просим вас уведомить нас об этом!
Ч Мне угодно, Ч сурово ответил Гаттерас, Ч чтобы каждый исполнил свой
долг до конца.
Ч Есть нечто выше долга, капитан, Ч возразил Шандон, Ч это Ч право чело
века на самосохранение. Повторяю, все топливо вышло, и если такое положен
ие вещей продлится два дня, то ни один из нас не останется в живых!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56


А-П

П-Я