— Мистер Харлигерли! — позвал я его.— Мистер Джорлинг?..— Почему вашему капитану может не понравиться идея взять меня на шхуну?— А потому, что он вообще не берет на борт пассажиров и до сих пор неизменно отвергал предложения такого рода.— Так в чем же причина, я вас спрашиваю?— Да в том, что он не любит, когда хоть что-то сковывает его действия. Вдруг ему вздумается свернуть в сторону, на север или на юг, на закат или на восход? Неужели он должен пускаться в объяснения? Он никогда не покидает южных морей, мистер Джорлинг, а ведь мы болтаемся вместе с ним по волнам уже много лет, порхая между Австралией и Америкой, от Хобарта до Кергелен, от Тристан-да-Кунья до Фолклендов, останавливаясь лишь для того, чтобы сбыть груз, и забираясь порой в антарктические воды. Сами понимаете, что в таких условиях пассажир может превратиться в обузу. Да и найдется ли человек, которому захочется оказаться на шхуне, несущейся туда, куда влекут ее ветра?Я уже подумывал, не пытается ли боцман выдать свою шхуну за корабль-загадку, шныряющий по морям, доверившись судьбе, и пренебрегающий заходами в порты, — что-то вроде бродячего призрака высоких широт, подчиняющегося прихоти обуреваемого фантазиями капитана. Поэтому я поспешил спустить его на бренную землю:— Как бы то ни было, «Халбрейн» отойдет от Кергеленов через четыре-пять дней?— Верно.— И пойдет курсом на запад, по направлению к Тристан-да-Кунья?— Возможно.— Что ж, боцман, такой маршрут меня вполне устраивает. Коль скоро вы предлагаете мне свое посредничество, то возьмитесь уговорить капитана взять меня пассажиром.— Считайте, что уже уговорил.— Вот и чудесно, Харлигерли. Вам не придется в этом раскаиваться.— Эх, мистер Джорлинг, — проговорил живописный моряк, тряся головой, словно он только что выбрался из воды, — мне никогда не приходится в чем-либо раскаиваться, и я хорошо знаю, что, оказав вам услугу, буду должным образом вознагражден.Теперь же, если позволите, я вас оставлю, не дожидаясь возвращения своего приятеля Аткинса, и вернусь на судно.И, опорожнив одним глотком последнюю чашку с виски — я даже испугался, не проглотит ли он ее вместе с горячительным напитком, — Харлигерли одарил меня напоследок покровительственной улыбкой. Затем, с трудом удерживая массивное туловище на кривых ногах и извергая из топки своей чудовищной трубки ядовитый дым, он заковылял на северо-восток от «Зеленого баклана».Оставшись сидеть, я предался противоречивым размышлениям. Кто же он такой на самом деле, этот капитан Лен Гай?Почтенный Аткинс превозносил его как непревзойденного моряка и превосходного человека. Пока ничто не позволяло мне усомниться ни в одном, ни в другом, хотя, если судить по рассказу боцмана, капитан был вдобавок и большим оригиналом. Ни разу до этого мне не приходило в голову, что осуществление моего нехитрого намерения уплыть с архипелага на «Халбрейн» может оказаться сопряженным с какими-либо трудностями, коль скоро я был готов на любую плату и на моряцкое существование. С чего бы Лену Гаю отказывать мне? Разве мыслимо допустить, что он не захочет брать на себя обязательство плыть в заранее оговоренное место, потому, что посреди океана ему вдруг взбредет на ум отклониться от маршрута?.. Уж не занимается ли он контрабандой или даже работорговлей? Вполне обоснованное предположение хотя мой славный хозяин и ручался за «Халбрейн» и ее капитана собственной головой. Из слов Фенимора Аткинса выходило, что перед нами — честный корабль, ведомый честнейшим капитаном. Это что-то да значило, если только Аткинс не находился во власти иллюзий, ибо он знал капитана Лена Гая всего лишь постольку, поскольку видел его раз в год во время заходов на Кергелены, где все его занятия оставались всецело в рамках закона и не могли породить ни малейших подозрений.С другой стороны, я не исключал и того, что боцман, желая придать своему посредничеству больший вес, просто попытался предстать в моих глазах незаменимым человеком, а капитан Лен Гай, напротив, будет только рад заиметь на борту такого удобного пассажира, каким я себе представлялся, готового не постоять за ценой!..Спустя час я повстречал в порту хозяина гостиницы и поведал ему о своих сомнениях.— Ах уж этот Харлигерли! — вскричал он. — Вечно он так! Послушать его, так капитан Лен Гай не высморкается, не спроси совета у своего боцмана. Видите ли, мистер Джорлинг, этот боцман — любопытный субъект: не злокозненный, не глупый, но по части вытягивания у простаков долларов да гиней ему просто нет равных. Горе вашему кошельку, если вы угодите ему в лапы! Лучше крепко застегните все ваши карманы, и наружные, и внутренние, и держите ухо востро!— Благодарю за совет, Аткинс! Скажите-ка, вы уже переговорили с капитаном Леном Гаем?— Еще нет, мистер Джорлинг. Времени у нас достаточно. «Халбрейн» едва вошла в гавань и еще не успела развернуться на якоре во время отлива…— Пусть так, но вы понимаете, что мне хотелось бы узнать свою участь как можно быстрее…— Немного терпения!— Я спешу узнать, на что мне рассчитывать.— Но вам нет нужды тревожиться, мистер Джорлинг! Все уладится само по себе. И потом разве на «Халбрейн» свет сошелся клином? В сезон путины в гавани Рождества соберется больше судов, чем рассыпано домишек вокруг «Зеленого баклана». Положитесь на меня, я обеспечу ваше отплытие!Итак, мне пришлось довольствоваться одними словами: клятвами боцмана и уверениями почтенного Аткинса. Не доверяя их обещаниям, я решил обратиться к самому капитану Лену Гаю и поведать ему о своих чаяниях. Оставалось только встретить его. Таковая возможность представилась мне только на следующий день. До этого я прогуливался по набережной, разглядывая шхуну и восхищаясь ее изяществом и прочностью. Последнее качество имело особую ценность в этих морях, где льды достигают порой пятидесятой широты.Дело было во второй половине дня. Приблизившись к капитану Лену Гаю, я понял, что он с радостью уклонился бы от встречи. Крохотное население гавани Рождества, состоявшее из рыбаков, не пополнялось годами. Лишь изредка кто-то уплывал на рыбацком судне, каких, повторюсь, в те времена бывало в этих водах немало, а кто-то сходил на берег ему на смену. Чаще же капитана поджидали на берегу одни и те же лица, и он знал, должно быть, каждого. Спустя несколько недель, когда одно судно за другим стало бы выпускать на берег свои экипажи, создавая необычное оживление, длящееся, впрочем, не дольше, чем здешний короткий теплый сезон, капитану пришлось бы задуматься, кто же стоит перед ним. Однако сейчас, в августе, пускай и необычно мягком, «Халбрейн» была здесь единственным кораблем.По-видимому, капитан ни минуты не сомневался, что перед ним чужак. Вид его свидетельствовал либо о том, что он не собирается идти мне навстречу, либо о том, что ни Харлигерли, ни Аткинс еще не осмелились просить за меня. Выбрав второе объяснение, я должен был бы заключить, что, обходя меня за версту, он просто поступает согласно своему необщительному характеру.Как бы то ни было, я не смог совладать с нетерпением. Если этот неприступный человек ответит мне отказом — что ж, так тому и быть. В конце концов я даже не был его соотечественником. На Кергеленах не было ни американского консула Консул — должностное лицо, являющееся постоянным представителем государства в каком-либо пункте (городе) другой страны, защищающее правовые и экономические интересы своего государства и его граждан.

, ни торгового агента, кому я мог бы пожаловаться на неудачу. Мне нужно было выяснить, что меня ждет; если бы я нарвался на твердое «нет», то стал бы ждать другого, более гостеприимного судна, тем более что задержка все равно составила бы не более двух-трех недель.В тот момент, когда я совсем уже собрался подойти к капитану, к нему присоединился его помощник. Капитан воспользовался этим, чтобы устремиться в противоположном мне направлении, сделав помощнику знак следовать за ним. Мне оставалось лишь наблюдать, как они уходят в глубь порта и исчезают там за скалой.«Ну и черт с ним!» — пронеслось у меня в голове. У меня были все основания догадываться, что на моем пути вырастут преграды. Но пока партия была всего лишь отложена. Завтра, с утра пораньше, я поднимусь на борт «Халбрейн». Хочется этого капитану Лену Гаю или нет, но ему придется меня выслушать и дать ответ — или «нет», или «да».К тому же Лен Гай мог прийти в «Зеленый баклан» поужинать, ибо именно там всегда обедали и ужинали моряки. После нескольких месяцев в море любому захочется сменить меню, состоящее обычно из галет и солонины. Более того, этого требует забота о здоровье, и, хотя во время стоянки экипажу подают свежую пищу, офицеры предпочитают питаться в таверне. Я не сомневался, что мой друг Аткинс должным образом подготовился к приему капитана, помощника и боцмана со шхуны.Дожидаясь их появления, я долго не садился за стол. Однако и тут меня поджидало разочарование: ни капитан Лен Гай, ни кто-либо другой со шхуны не почтил этим вечером своим посещением «Зеленый баклан». Мне пришлось ужинать одному, как я делал это ежевечерне вот уже два месяца, ибо, как легко себе представить, клиентура почтенного Аткинса не обновлялась на протяжении всего холодного сезона.В семь тридцать вечера, покончив с ужином, я вышел в потемки, намереваясь прогуляться вдоль домов. На набережной не было ни души. Единственными источниками света, да и то весьма тусклого, были окна гостиницы. Экипаж «Халбрейн» в полном составе удалился на ночь к себе на шхуну. На приливной волне покачивались привязанные к борту шлюпки.Шхуна напомнила мне казарму, ибо только в казарме можно заставить служивых улечься в постели с заходом солнца. Подобные правила должны были быть весьма не по душе болтуну и выпивохе Харлигерли, с радостью посвятившему бы все время стоянки прогулке по кабачкам, будь их на острове числом поболее. Однако и он появлялся в окрестностях «Зеленого баклана» не чаще, чем капитан шхуны.Я продежурил у шхуны до девяти часов вечера, упорно вышагивая взад-вперед. Корабль погружался во тьму. В воде бухты осталось лишь одно отражение — носового сигнального огня, раскачивающегося на штаге фок-мачты.Я возвратился в гостиницу и нашел там Фенимора Аткинса, пыхтящего в дверях трубкой.— Аткинс, — сказал я ему, — держу пари, что капитан Лен Гай разлюбил ваше заведение!— Он иногда заглядывает сюда по воскресеньям, а сегодня только суббота, мистер Джорлинг.— Вы с ним не говорили?— Говорил…— ответил хозяин тоном, в котором слышалось смущение.— Вы сообщили ему, что один из ваших знакомых хотел бы уплыть отсюда на «Халбрейн»?— Сообщил.— Каким же был его ответ?— Не таким, какого хотелось бы вам или мне, мистер Джорлинг…— Он отказал?— Похоже на то. Во всяком случае, вот что он мне ответил: «Аткинс, моя шхуна не берет пассажиров. Никогда прежде не брал их на борт, не стану делать этого и впредь». Глава III. КАПИТАН ЛЕН ГАЙ Спал я плохо. Мне то и дело «снилось, будто я вижу сон», если воспользоваться выражением Эдгара По, — то есть я просыпался при первом же подозрении, что мне что-то снится. Проснувшись, я исполнился дурных чувств по отношению к капитану Лену Гаю. Идея покинуть Кергелены на его шхуне «Халбрейн» слишком прочно засела у меня в голове. Почтенный Аткинс добился своего, без устали восхваляя это судно, неизменно открывающее в гавани Рождества летний сезон. Я считал дни, да что там дни — часы и уже видел себя стоящим на палубе этой прекрасной шхуны, оставляющей позади постылый архипелаг и держащей курс на запад, к американскому берегу. У хозяина гостиницы не вызывала ни малейшего сомнения готовность капитана Лена Гая оказать мне услугу, ибо не враг же он собственным интересам! Трудно представить себе, чтобы торговое судно отказалось взять пассажира, если это не связано с изменением маршрута, раз пассажир сулит щедрую плату. Кто бы мог подумать!..Теперь понятно, почему я задыхался от ярости при одной мысли об этом нелюбезном субъекте. Я чувствовал, как разливается по моему телу желчь, как напряжены мои нервы. На моем пути выросла преграда, и я, как разгоряченный конь, взвивался на дыбы…Я провел беспокойную ночь, не в силах унять гнев, и лишь к рассвету отчасти пришел в себя. Я решил объясниться с капитаном Леном Гаем, чтобы послушать его доводы. Возможно, размышлял я, такой разговор ничего не даст, но я по крайней мере облегчу душу.Почтенный Аткинс уже имел с капитаном беседу, приведшую к известному результату. Что касается услужливого боцмана Харлигерли, то я не знал пока, сдержал ли он обещание, ибо он больше не попадался мне на глаза. Но вряд ли он оказался более удачливым парламентером, чем владелец «Зеленого баклана».В восемь часов утра я вышел на берег. Погода стояла прескверная — «собачья», как выражаются французы: с запада мело снегом вперемежку с дождем, а облака плыли так низко, что, казалось, вот-вот обволокут землю. Было трудно себе представить, чтобы капитан Лен Гай вздумал ступить в такое утро на берег.На набережной и впрямь не было ни души. Несколько рыбачьих баркасов оставили гавань еще до шторма и сейчас наверняка прятались в укромных заводях, где их не могли настигнуть ни океанские валы, ни ураганный ветер. Чтобы добраться до «Халбрейн», мне потребовалась бы шлюпка, однако никакой боцман не осмелился бы взять на себя ответственность выслать ее за мной. Помимо всего прочего, рассуждал я, на палубе своей шхуны капитан чувствует себя хозяином положения, и если я собираюсь упрямиться, не желая принимать его отказ, то лучше делать это на нейтральной территории. Лучше уж я буду высматривать его, сидя у окошка своей конуры, и как только его шлюпка устремится к берегу, выйду ему навстречу. Тогда он не сможет уклониться от объяснений!Вернувшись в «Зеленый баклан», я занял позицию у запотевшего окна и, то и дело вытирая стекло, замер, убеждая себя, что хорошо хотя бы то, что я спрятался от порывов ветра, которому оставалось только бессильно завывать в дымоходе и ворошить пепел в очаге.
1 2 3 4 5 6 7