Август Юхан Стриндберг
Соната призраков



Август Стриндберг
Соната призраков
ОР. 3


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Старик, директор Хуммель.
Студент Аркенхольц.
Молочница (виденье).
Привратница.
Покойник, консул.
Дама в черном – дочь Покойника и Привратницы.
Полковник.
Мумия, жена Полковника.
Дочь его – дочь Старика.
Знатный господин, по имени барон Сканскорг, жених привратнициной дочери.
Юхансон, слуга Хуммеля.
Бенгтсон, слуга Полковника.
Невеста, прежняя невеста Хуммеля, седая старуха.


Первый этаж и бельэтаж современного дома, дом виден с угла, в первом этаже круглая гостиная, в бельэтаже – балкон и флагшток. В открытом окне гостиной, когда раздвигаются шторы, видна белая мраморная статуя молодой женщины, среди пальм, в ярких солнечных лучах. В окне налево – гиацинты в горшках (голубые, белые, алые). На балконных перилах – синее шелковое одеяло и две белые подушки. Окно бельэтажа налево завешено белой простынею. Ясное летнее утро. Перед домом на переднем плане – зеленая скамейка. Направо на переднем плане – фонтан, налево – афишная тумба. Налево в глубине – открытая дверь парадного, видна белая мраморная лестница с перилами красного дерева с бронзой; по обе стороны парадного в кадках стоят лавры. Круглая гостиная выходит в переулок, ведущий как бы в глубину сцены. Налево от парадного в первом этаже – окно с зеркалом-рефлектором. Когда поднимается занавес, слышно, как звонят сразу в нескольких церквах. Двери парадного открыты; на лестнице неподвижно стоит Дама в черном. Привратница подметает крыльцо, драит дверные ручки, поливает лавры. В кресле-каталке возле афишной тумбы сидит Старик и читает газету; он седой, бородатый, в очках. Из-за угла появляется Молочница, в проволочной корзине у нее бутылки; она без пальто, в коричневых туфлях, черных чулках, белом беретике; снимает беретик и вешает на фонтан; утирает пот– со лба, черпает ковшом воду, пьет несколько глотков, моет руки, поправляет прическу, глядясь в воду фонтана. Слышно, как где-то на пароходе бьют склянки да органные басы в ближней церкви то и дело нарушают тишину. После минутной паузы, когда девушка уже привела себя в порядок, слева входит Студент, невыспавшийся, небритый. Направляется прямо к фонтану.
Студент. Можно мне ковш?
Молочница тянет ковш к себе.
Ну, ты скоро?
Молочница смотрит на него с ужасом.
Старик (про себя). С кем это он говорит? Никого не вижу! С ума он, что ли, сошел? (Рассматривает их с величайшим изумлением.)
Студент. Что ты так глядишь на меня? Жуткое зрелище? Да, я не спал сегодня, и ты решила, кажется, что я всю ночь кутил…
Молочница все так же на него смотрит.
Пуншем назюзюкался, а? Пахнет от меня пуншем?
Молочница все так же смотрит.
Ну да, небритый, сам знаю… Дай-ка мне, девушка, глоток воды, ей-богу, я заслужил! (Пауза.) Ну что ж! Придется живописать, как всю ночь я перевязывал раненых и спасал страждущих. В самом деле, вчера вечером я видел, как обрушился дом… вот.
Молочница полощет ковш и дает Студенту напиться.
Благодарю!
Молочница стоит неподвижно.
(Медленно.) Не окажешь ли ты мне великую услугу? (Пауза.) Понимаешь ли, у меня болят глаза, сама видишь, они красные, а я прикасался к раненым и к трупам; и мне не стоит дотрагиваться до глаз… Будь добра, достань у меня из кармана чистый носовой платок, смочи его холодной водой и промой мои бедные глаза. Хочешь? Хочешь быть милосердной самарянкой?
Молочница, помешкав, исполняет ею просьбу.
Спасибо, дружок! (Вынимает бумажник. Девушка отстраняет его рукой.) Прости мне мою глупость. Я просто с ног валюсь, так спать хочется…
Старик (Студенту). Прошу прощенья, что позволяю себе к вам адресоваться, но я услышал, вы вчера были на месте катастрофы… А я тут как раз читаю в газете…
Студент. Уже и в газете есть?
Старик. Во всех подробностях; и портретец помещен. Сожалеют только, что имя отважного студента узнать не удалось…
Студент (заглядывает в газету). Вот как? Да, это я!
Старик. Но с кем это вы только что беседовали?
Студент. А сами-то вы не видели?
Пауза.
Старик. Осмелюсь полюбопытствовать… не могу ли я узнать ваше достославное имя?
Студент. К чему? Не люблю гласности… сегодня превозносят, завтра клеймят – нынче научились унижать так виртуозно… да и за наградой я не гонюсь…
Старик. Богаты, стало быть?
Студент. Какое там, напротив! Беден, как церковная крыса.
Старик. Знаете ли… мне, кажется, знаком ваш голос… У меня был в юности друг, он произносил «охно» вместо «окно», и в жизни я не встречал больше никого, кто произносил бы это слово таким манером… Он единственный. И вот теперь вы. Скажите, не родственник ли вы купцу Аркенхольцу?
Студент. Это мой отец.
Старик. Пути провидения неисповедимы… Я видел вас, когда вы были совсем еще ребенком, и при весьма печальных обстоятельствах.
Студент. Да, говорят, я родился, как раз, когда обанкротился отец.
Старик. Совершенно верно!
Студент. Могу ли я спросить, с кем имею честь?…
Старик. Я директор Хуммель…
Студент. Вот как… Припоминаю…
Старик. При вас часто произносили мое имя?
Студент. Да!
Старик. И, быть может, с некоторой неприязнью?
Студент молчит.
Так я и знал! И разумеется, вам говорили, будто это я разорил вашего отца? Все, разорившиеся на глупых махинациях, непременно воображают, будто их разорил тот, кого им не удалось провести. (Пауза.) На самом же деле отец ваш ограбил меня на семнадцать тысяч крон, которые и составляли в те времена все мое достояние.
Студент. Удивительно, как можно одну и ту же историю рассказывать на совершенно разные лады.
Старик. Не думаете же вы, что я лгу?
Студент. Что же мне думать? Отец лгать не мог!
Старик. Разумеется, отцы никогда не лгут… Но я сам отец в свою очередь, и, следственно…
Студент. Говорите ясней.
Старик. Я вызволил вашего отца из беды, он же мне сполна отплатил смертельной ненавистью… и домашних своих приучил поносить меня.
Студент. Но, возможно, вы сами навлекли его неблагодарность, отравив свою помощь каким-то униженьем.
Старик. Помощь всегда унизительна, сударь мой.
Студент. Что, собственно, вам от меня угодно?
Старик. Я не требую с вас денег; но вы можете со мной расквитаться, если согласитесь оказывать мне мелкие услуги. Вы видите – я калека, одни считают, что я сам виноват, другие склонны винить моих родителей, я же полагаю – виною тут коварство жизни: едва избегнешь одних ее силков, и тотчас попадешься в другие. Меж тем я не могу бегать по лестницам, дергать дверные звонки, и я взываю к вам – помогите!
Студент. Чем я могу вам помочь?
Старик. Для начала – подкатите-ка мое кресло к тумбе, мне надо прочесть афиши; хочу посмотреть, что сегодня дают…
Студент (катит кресло). А слуги у вас нет?
Старик. Есть, да я его послал с поручением… Скоро он вернется… Вы, сударь, медик?
Студент. Нет, я занимаюсь языками, но сам, впрочем, не знаю, что из меня выйдет.
Старик. Хе-хе! Ну, а в математике вы сильны?
Студент. Пожалуй.
Старик. Превосходно! А хотели бы получить место?
Студент. Отчего бы нет.
Старик. Так-с (читает афиши). Утром дают «Валькирию» «Валькирия» – опера немецкого композитора Рихарда Вагнера (1813 – 1883), часть тетралогии «Кольцо нибелунга».

… Значит, полковник с дочерью будут, а коль скоро он всегда сидит с краю в шестом ряду, вас я усажу подле… Не угодно ли вам зайти вон в ту телефонную будку и заказать один билет в шестом ряду, кресло номер восемьдесят два?
Студент. Значит, мне днем идти в оперу?
Старик. Да! Слушайтесь меня, и вам будет хорошо! Я хочу, чтобы вы были богаты, счастливы, окружены почетом. Ваш вчерашний дебют в роли отважного спасителя сегодня же сделает вас знаменитостью, и ваше имя уже кой-чего стоит.
Студент (идет к телефонной будке). Забавно…
Старик. Вы спортсмен?
Студент. Да, к несчастью.
Старик. Оно обернется счастьем! Извольте же заказать билет. (Читает газету.)
Дама в черном сходит на тротуар и беседует с привратницей; старик вслушивается, но публике их разговор не слышен.
Студент выходит из будки.
Старик. Заказали?
Студент. Да.
Старик. Вы видите этот дом?
Студент. Я уж его раньше приметил… Я тут вчера проходил, когда в окнах сверкало солнце, и, вообразив, как там все красиво и роскошно, я сказал приятелю: занимать бы такую квартиру в четвертом этаже, да иметь хорошенькую молоденькую жену, двоих славных ребятишек, да двадцать тысяч крон дохода в придачу…
Старик. Так и сказали? Так и сказали? Подумать только! Я тоже люблю этот дом…
Студент. Вы интересуетесь домами?
Старик. М-м… Пожалуй. Но не так, как вы думаете.
Студент. И вы знаете жильцов?
Старик. Знаю их всех. В мои годы знаешь уже всех, знаешь всех отцов и дедов и со всеми оказываешься в родстве. Мне ведь уже восемьдесят стукнуло, но никто меня не знает как следует. А меня занимают людские судьбы…
В круглой гостиной раздвигаются шторы. Полковник, в штатском, выглядывает в окно; посмотрев на термометр, отступает в глубь комнаты и останавливается перед мраморной статуей.
А вот и полковник, с которым вы сегодня будете сидеть рядом…
Студент. Это и есть полковник? Ничего не пойму, просто сказка какая-то.
Старик. Вся моя жизнь словно книга сказок, голубчик. И хотя сказки в ней разные, все они связаны между собой и главный мотив повторяется.
Студент. А чья это там статуя?
Старик. Разумеется, его жены.
Студент. Значит, она была прекрасна?
Старик. М-м… Да!
Студент. Нет, говорите уж все как есть!
Старик. Мы не вправе никого судить, мой мальчик! И если я вам сейчас стану рассказывать, как она от него ушла, как он ее бил, как она вернулась, снова вышла за него замуж и как теперь она сидит в доме, словно мумия, и молится на собственное изображение – вы ведь, чего доброго, меня за помешанного сочтете.
Студент. Ничего не пойму!
Старик. Понять мудрено! Далее – окно с гиацинтами. Там живет его дочь… сейчас она где-то скачет верхом, но скоро она вернется.
Студент. А кто та дама в черном, что говорит с привратницей?
Старик. Ах, все это ужасно сложно и связано с покойником – там наверху, за белой простыней…
Студент. Кто же он был?
Старик. Он был человек, вот как мы с вами, но больше всего было в нем тщеславия… Если бы вы родились в сорочке, вы бы скоро могли увидеть, как он выйдет из парадного, чтобы полюбоваться на приспущенный консульский флаг, – он был, собственно, консул и обожал короны, львов, кокарды, цветные ленты.
Студент. Вы говорите – в сорочке. Помнится, говорили, я так и родился.
Старик. О? Неужто?… Да-да… Я об этом догадывался по цвету ваших глаз… но вы, стало быть, видите то, чего другие не видят, вы замечали?
Студент. Уж не знаю, что видят другие, но я, бывает… но об этом не стоит.
Старик. Так я и знал! Но мне-то вы можете довериться… ведь я… я превосходно понимаю.
Студент. Вот вчера, например… меня потянуло в один тихий закоулок, и вскоре там рухнул дом… Я подошел и остановился перед зданием, которого не видывал прежде… Вдруг я заметил на стене трещину, услышал, как что-то грохнуло; я бросился вперед и подхватил ребенка, который шел вдоль стены… И тут же дом рухнул… я был невредим, но на руках у меня не было никакого ребенка…
Старик. Н-да, скажу я вам… Но я полагал… Объясните мне, однако: почему вы только что размахивали руками подле фонтана? И почему разговаривали с самим собой?
Студент. Разве вы не видели? Я разговаривал с молочницей!
Старик (в ужасе). С молочницей?
Студент. Разумеется. Она еще дала мне напиться.
Старик. Да. Вот оно что! Что ж – я не вижу, зато я способен на кое-что другое…
Подле окна с зеркалом-рефлектором садится седая женщина.
Поглядите на ту старуху в окне. Видите? Чудесно Она была когда-то моей невестой, шестьдесят лет назад. Мне тогда было двадцать. Не бойтесь, она меня не узнаёт! Мы видимся каждый день, но мне это решительно безразлично, хоть мы поклялись друг другу в вечной верности. Вечной!
Студент. Как же вы были безрассудны! Мы со своими подружками ни о чем таком не говорим.
Старик. Прости нам, юноша, наше недомыслие! Но можете ли вы поверить, что старуха эта была юной и прекрасной?
Студент. Как-то незаметно. Впрочем, взор ее прекрасен, хоть глаз я не разгляжу!
Привратница выходит с корзиной и разбрасывает еловые ветки.
Старик. Привратничиха! Ага! Дама в темном – ее дочь от покойника, вот муж и получил место привратника… Но у темной дамы есть жених, он знатен и надеется разбогатеть; собственно, он сейчас разводится со своей женой, и она дарит ему каменный дом на радостях, что от него избавилась. Знатный жених этот – покойнику зять, и там, на балконе, видите, проветривается его постель… Признаться, все это так запутано!
Студент. Неимоверно запутано!
Старик. Да, предельно запутано, хоть на первый взгляд кажется совершенно просто.
Студент. Но кто же был этот покойник?
Старик. Вы уже спрашивали, я вам ответил; если б вы заглянули за угол, на черный ход, вы бы заметили толпу бедняков, которым он помогал… когда ему вдруг приходила такая блажь.
Студент. Значит, он был великодушный человек?
Старик. Да… порой.
Студент. Не всегда?
Старик. Нет! Так уж созданы люди! Знаете, сударь, подтолкните-ка мою коляску на солнышко; я ужасно продрог; когда не двигаешься, кровь стынет в жилах. Я знаю, я скоро умру, но предварительно мне надо еще кое-что устроить. Дайте руку – чувствуете, какой я холодный?
Студент. Неимоверно! (Отшатывается.)
Старик. Не бросайте меня, я устал, я одинок, но не всегда я был таким. Я бесконечно долго жил – бесконечно. Я причинял людям горе, они причиняли горе мне. Мы в расчете. Но пока я не умер, я хочу видеть вас счастливым… Наши судьбы связаны воедино судьбой вашего отца и еще кое-чем…
Студент. Да отпустите же вы мою руку, слышите? Вы все силы у меня отнимаете, вы меня заморозите, наконец! Чего вам от меня надо?
Старик. Терпенье! Сейчас вы все увидите и поймете… Вот идет фрекен…
Студент. Дочь полковника?
Старик. Да! Дочь! Смотрите на нее! Случалось ли вам видеть такое совершенство?
Студент. Она – как та мраморная статуя…
Старик.
1 2 3 4