Алеша пододвинул бланки Вдовкину, и тот их внимательно изучил.– Все разумно, – сказал он. – Это не Одесса.Директор нажал кнопку селектора, и пожилая секретарша внесла в кабинет поднос с тремя бокалами шампанского. С приятной улыбкой директор предложил тост:– Ельцин, реформа, банзай!– Гитлер – капут! – добавил Вдовкин. Все трое чокнулись и выпили.Через десять минут сидели в маленьком бистро неподалеку от банка и ели поджаристые копченые сосиски со сладкой бледно-желтой горчицей. Алеша с любопытством листал толстенькую чековую книжку.– Евгений Петрович, как себя чувствуешь в шкуре миллионера?Вдовкин второй раз в это утро проснулся.– Если немедленно не дашь водки, меня вырвет, – предупредил он. – Ты этого добиваешься?Алеша сделал знак официанту:– Заказывай, Женя, теперь можно.Вдовкин сгоряча попросил водки сразу на трех языках: немецком, английском и русском. Это произвело сильное впечатление. Через мгновение официант вернулся с запотевшим графинчиком, при этом вид у него был отрешенный, как у московского омоновца.Вдовкин, блаженно жмурясь, сделал пару крупных глотков, понюхал хлеб и обратил на Алешу страдальческий заслезившийся взгляд:– Разбавленная! Ей-Богу! Совершенно без градусов.Попробуй, если не веришь.– Пора лечиться, Женя. К Довженко тебе пора.– Для тебя что самое страшное? Миллионы потерять?– Я на бабки не молюсь.– А для меня самое страшное – протрезветь.…На другой день мистер Кугельман на подержанной "вольво" отвез их на виллу в Гштаде. Они и моргнуть, кажется, не успели, как пересекли нарядную киношную страну, издавна оборудованную для безмятежного жилья. Третий день Вдовкин и Михайлов были окружены людьми, которые все, как один, беспричинно улыбались и чему-то постоянно радовались. В этом был какой-то подвох, но в чем он заключался, они не могли понять.Либо обитатели маленького северного рая были все поголовно идиотами и не догадывались о том, что им все равно придется умирать, либо им была известна некая заповедная тайна, которой они ни с кем не хотели делиться. Вдовкин запасся в дорогу сумкой, набитой жестянками с пивом, и хмуро высасывал одну за другой на заднем сиденье, пока улыбающийся мистер Кугельман, небрежно управляя машиной, возбужденно повествовал обо всех достопримечательностях, которые попадались ему на глаза. Тоже было непонятно, почему он так горячится. Алеша на переднем сиденье сидел нахохлясь, курил и даже не требовал у Вдовкина перевода. Таким образом экскурсоводческие откровения Кугельмана падали на неблагодарную почву.– На вилле, куда прибыли около полудня, было все, что российский обыватель видел только в любимых латиноамериканских сериалах. Огромный дом с семнадцатью жилыми комнатами и подсобными помещениями, прилегающий к нему парк на полгектара, ухоженный, благоухающий цветочными клумбами; сказочный вид на горы, чудный, бодрящий, сотканный из головокружительных ароматов воздух; незримое веяние благодати, ощущаемое даже в том, как внезапно вспыхивала, хрустела мелкая галька под подошвами, как наивно склонялись навстречу изумрудные ели, как с веселым писком взметнулась ввысь неведомая пичуга, – все должно было повергнуть в восхищенное изумление двух заполошных российских рыночников, и мистер Кугельман явно этого ждал, но не дождался.После того как прошлись по всему дому, по этажам и убедились, что комнаты меблированы богато, но ковры в холлах поистерлись, и на кухнях запустение и пыль, и на втором этаже разбито окно в спальне, Алеша заметил с таким видом, точно удостоверился в большом непоправимом обмане:– Скажи Кугелю, что надо все же цену сбавить. А то получается, переплачиваем.Вдовкин, который пользовался каждой заминкой, чтобы откупорить очередную банку пива, перевел.Мистер Кугельман всплеснул руками и без роздыху молотил языком минут пять, точно в бреду. Алеша не выдержал:– Скажи, чтоб заткнулся. Чего он?Вдовкин утер пенку с усов:– Чего-то мудрит. Говорит, отдают задаром.– Скажи, что с каждой сотни ему лично пять тысяч в лапу.Мистер Кугельман, выслушав перевод, заново завел свою шарманку, рассылая во все стороны такое невероятное количество дружелюбных улыбок и гримас, что Вдовкину стало дурно, и он умчался на одну из кухонь, где приметил точно такой же холодильник, как в отеле.Но этот холодильник оказался зловеще пуст. Вернувшись, он как ни в чем не бывало перевел, не дожидаясь, пока мистер Кугельман окончит фразу.– Обещает постараться. Снесется с хозяевами.Алеша смотрел на подельщика подозрительно:– Ты куда сейчас мотался?– Туалет искал.– Женя, мы же договорились: до обеда ни капли крепкого… Ладно, скажи этому хрену, чтобы готовил купчую и завтра привез в отель.* * *…Вечером ужинали в ресторане. Русскоязычный официант подбежал к ним галопом.– Что посоветуешь, землячок? – спросил Алеша. – Хочу дружку угодить, но это непросто. Он бывший дворянин.– Рекомендуй форель в белом вине, – почтительно согнулся официант. – Также ребрышки барана.– Зер гут, – согласился Алеша.Вдовкин добавил:– Бутылку водки и чего-нибудь солененького.На эстрадный помост выскользнула женщина-змея и под тихий рокот оркестра начала раскручивать свои эротические кольца.– Ты мог бы жить в Швейцарии? – спросил Михайлов.– Это не ко мне вопрос, – устало отозвался Вдовкин. – Я жил и умер в России. Глава 8 Мишу Губина телефонный звонок поднял из любимой осанны "плуг". Он никого не ждал в предвечерний субботний час, но телефон верещал с настойчивостью штопора, впивающегося в пробку.– Алло! – сказал Губин негромко. Голос, возникший в трубке, был ему незнаком, но он догадался, кому он принадлежит. Пышная копна рыжеватых волос, зеленые глаза, тайно-развратные ужимки.– Угадай, Мишенька, кто тебя беспокоит?– Откуда у тебя мой телефон?– А почему я звоню, тебе неинтересно?– Ответь на мой вопрос.Мелодичный смешок, прикуривание сигареты, многозначительная пауза. Она оторвалась от "хвоста" на Пушкинской площади умело, дерзко, без затей. В тот раз объявил Гене Маслову выговор с последним предупреждением.– Это так важно, Миша?– Не только это. Кто ты такая? Чего тебе надо от Насти Михайловой?– Хочу пригласить тебя на свидание.– Приглашай.– Через час в "Подиуме". Тебе подойдет?"Подиум" – небольшое аристократическое заведение в Столешниковом переулке, под грузинской "крышей".– Почему в "Подиуме"?– Там очень вкусное лобио. А где хочешь ты?– Мне все равно. В "Подиуме" так в "Подиуме".Через час буду.Он повесил трубку, пока она еще что-то лепетала. Ее зовут Таня. Но теперь он был уверен, что если ее зовут Таня, то с таким же успехом его самого можно называть Ибрагимом Евграфовичем. "Подиум". Надо заметить, Губину не очень хотелось без нужды "засвечиваться" на чужой территории. Южные кланы давно поделили Россию на торговые зоны и полагали, что это вполне нормально. Как убедительный аргумент в справедливости своих притязаний, они приводили в пример главенствующее положение сицилийской "Коза ностры" в Америке. Итальянцы тоже были там чужаками, но никто не ставил им палки в колеса. А те, кто пытался ставить, включая и президентов, горько потом об этом жалели.В последние год-два ситуация изменилась, но не в Америке, а в России. С одной стороны, пользуясь безвременьем, южане грабили и терроризировали обеспамятевшую страну с какой-то особенной удручающей наглостью, не соблюдая никаких правил, чем непоправимо настроили против себя общественное мнение, никем пока, правда, не организованное в реальную силу противодействия; с другой стороны, взросли и окрепли, как грибы под дождем, собственные отечественные "беспредельщики"; уже вовсю скалила зубы молодая "русская мафия", отчаянная и азартная, готовая изгрызть и переварить даже мраморные пьедесталы вчерашних свергнутых идолов. Пальба, взрывы на улицах Москвы, неопознанные трупы в канализационных люках, за одну ночь поднимающиеся особняки в пригородах, как и многое другое, говорило о том, что арьергардные схватки заканчитаются, но генеральные сражения с большой кровью и потрясением основ были еще впереди. К ним готовились и те, и эти, недосыпая ночей у штабных амбразур.В "Подиум" Миша Губин приехал за десять минут до назначенного времени, но не успел сесть за столик, как увидел пересекающую уютный зальчик рыжеволосую стройную девушку в умопомрачительном мини-наряде.Девушка сияла такой ослепительной улыбкой, словно заново увидела любимого человека, после того как недавно проводила его в могилу.– Чао!– Добрый вечер.– Извини, что опоздала.– Угу.– Я такая голодная, прямо жуть! Можно я закажу для нас обоих?– Конечно.– Сразу условимся: я пригласила, я и плачу. Согласен?– Еще бы.Заказывать вообще не пришлось. Таню тут, видно, хорошо знали. Смуглый красавец с блестящей серьгой в левом ухе мгновенно уставил стол холодными закусками, посредине водрузил графин с малиновой жидкостью.– Что будете пить, господа? Таня, тебе армянский?Таня вопросительно взглянула на кавалера.– Нарзан, если можно, – сказал Губин.– На горячее, как обычно, шашлычок?– Только попостнее, – попросила Таня.Официант ушел.– Я тебе не нравлюсь? – спросила Таня. Ей было не по себе. Миша Губин – прямой, как истукан, с опущенными на стол ладонями – каждым словом, процеженным сквозь зубы, наносил ей оскорбление за оскорблением. Она чудом удерживалась, чтобы не влепить в эту презрительную рожу тарелку с салатом. Чем нестерпимее становилось это желание, тем доверчивее она улыбалась, – Ответь, пожалуйста, Мишенька! Ни чуточки не нравлюсь? А некоторые – льнут.– На кого работаешь? На Елизара?Точность попадания ее ошеломила. Она наполнила рюмки малиновой жидкостью из графина.– Оцени, итальянский гранатовый ликер. Я его обожаю.– Спасибо, не пью.– Совсем не пьешь? Хотя бы понюхай.– Если хочешь ломать комедию, я лучше пойду.– Какую комедию?– Что тебе от меня надо?– Миша, ты не допускаешь, что девушка может просто так влюбиться? С первого взгляда?– Ты? Нет.– Почему?– Послушай внимательно – это для твоей же пользы. Кто ты такая, я догадываюсь. Не знаю только, кто тебя послал и зачем. Но это мне и не нужно знать. Достаточно будет, если я еще разок увижу тебя около Насти. Надеюсь, тебе понятно?Давно она не слышала такой прямой, честной угрозы, и это привело ее в диковинное, неприличное возбуждение. Щеки запылали, глаза полыхнули зеленой мглой. Миша Губин смотрел на нее с изумлением.– Что с тобой? Ты на игле?– Расслабься, Мишенька! Будь попроще. Сейчас покушаем, выпьем, поедем ко мне и хорошенько потрахаемся. Как тебе вариантах?– У тебя бешенство матки?Таня поскорее налила себе коньяку и молча выпила.Ей было стыдно. Она допустила сегодня столько промахов, что впору было собирать манатки и отчаливать на гастроли. Самой главной ошибкой было – звонок этому ублюдку. Разве не понимала, с кем связывается?– Похмелилась? – заботливо спросил Губин. – Тогда быстренько закусывай и айда.– Куда – айда?– К тебе. Или передумала?– Никогда не передумываю.– А со мной бывает, – признался Миша. – Но, конечно, не часто.Из ресторана поехали в Мишиной "тойоте". Сзади, впритык, на светлой Таниной "вольво" следовал Витенька Строгов, ее "бьгаара". Она заранее предупредила, что может так получиться, что понадобится его хата, и забрала у него ключи от квартиры. Витенька рад был услужить ей во всем. Тем более за предоставление жилплощади она доплачивала ему по особой таксе. У Витеньки в голове была только одна извилина, но он был предан и смекалист, как дворовый пес. Ему недолго осталось куковать на белом свете – слишком много он выведал про свою прелестную хозяйку за год беспорочной службы, – и иногда в его ясных, собачьих глазах вспыхивал трепетный огонек предчувствия смерти.В такие минуты Таня награждала преданного слугу искренним материнским поцелуем.По дороге разговаривали мало, только один раз Таня пожаловалась:– Не могу понять, что на меня накатило.– Бабий час, – с готовностью отозвался Миша Губин. – Это бывает. У кошек, к примеру, в марте.Больше вроде и говорить было не о чем. В Бирюлеве возле одной из шестнадцатиэтажных коробок остановились.– Приехали. Вот мой дом.Сзади припарковался Витенька Строгов, с которым Губин произвел короткий контакт. Через приоткрытое стекло предостерег:– Нам не мешай, ладно?– А я что? Мне как прикажут, – осклабился "бычара".В лифте, пока поднимались на девятый этаж, Таня сделала неловкую попытку обняться, но Губин ее отстранил:– Сначала в ванную. Я же не знаю, с кем ты вчера была.В узком коридоре однокомнатной квартиры, захлопнув дверь, Таня наконец-то отвела душу. Крутанувшись на каблуках, с разворота, с такой силой влепила ему оплеуху, что руку вывернула из плеча. Вложила в удар всю ярость, но оказалось, погорячилась напрасно. Оплеуха повисла в воздухе, как сопля, и если бы не Мишина забота, она бы не удержалась на ногах. Он помог ей выпрямиться и чуть-чуть тряхнул для вразумления, отчего ее зубки лязгнули, как костяшки домино.– Не балуйся, малышка – усовестил он. – Мы же не драться приехали.На кухонном столе стояла початая бутылка водки, и Таня дрожащей рукой наплескала себе полстакана. Губин был туг как тут.– Какая же это будет любовь, если ты нажрешься, – усомнился он. Таню неудержимо потянуло на "травку", сигареты лежали в сумочке, но она себя превозмогла.– Сядь, – попросила, – не мельтеши. Давай немного поговорим. Если кто-то тебя боится, то только не я.Ты же понимаешь?– Понимаю, Расскажи, что тебе поручил Елизар?Ты шпик или киллер?Что-то с ней случилось и без "травки", какой-то протек в сознании. Задумчивое Мишино лицо с дьявольской усмешкой было выписано точно на холсте.Она подумала, что если он вдобавок ко всему гипнотизер, то она крепко нарвалась и, скорее всего, ей хана.Из этой ловушки ее уже никакой Витенька Строгов не вытянет, хотя она велела ему через часок пошуршать под дверью.– Не гадай понапрасну, – пробурчала, с трудом одолевая сонную хмарь. – Сама все расскажу, только ты попробуй поверить. Я порченая, сквозной дыркой уродилась, потаскушкой, авантюристкой, но на тебе заторчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47