Немного позже мы увидели Тайни высоко на дереве акации — он высматривал добычу. Гепарды явно проголодались, а поблизости я не заметила никакой дичи, не считая жирафа, так что я решила дать им козу. Дикие гепарды обычно убивают добычу через день, и я учитывала это «расписание», когда приходилось кормить оставшихся без добычи гепардов. Потом я смотрела, как гепарды поедают козу, и меня рассмешило то, что Тайни и Сомба препирались из-за кусочка мяса в полном неведении, что Биг-Бой тем временем съел подчистую все остальное мясо. Поглощенный борьбой с Сомбой, Тайни вдруг издал какой-то новый резкий вопль, который, казалось, отпугнул Сомбу; потом он успокоился и принялся за еду. Через несколько секунд оба они мирно жевали один и тот же кусок мяса, почти соприкасаясь носами. Подобрав все мясо до последнего волоконца, гепарды ушли к сухому руслу и исчезли в зарослях — больше мы их в этот день не видели.На другое утро, 29 декабря, мы подошли к ним, когда они не спуская глаз смотрели на антилопу геренук. Сомба, прижимаясь к земле, стала подползать к антилопе, но подняла двух буйволов, и они, конечно, испортили ей всю охоту. Тогда гепарды медленно побрели к руслу, и тут на Тайни напало такое возбуждение, что он чуть ли не набросился на Биг-Боя. Тем временем подошли буйволы — подняв мощные головы, они принюхивались к нашему запаху, оставаясь в какой-нибудь сотне ярдов от нас. Но их присутствие не помешало Тайни упорно преследовать Биг-Боя, пока они не скатились в воду, подняв целую тучу брызг. Я не выдержала и громко расхохоталась, но тут же пожалела об этом: никогда я не видела двух более озадаченных гепардов — стоило посмотреть, как они отряхивались и понуро брели обратно к берегу! Разумеется, эта процедура охладила пыл Тайни. Чтобы дать гепардам время опомниться и вновь обрести чувство собственного достоинства, я ушла в машину и стала писать письма, а они легли отдохнуть и переждать жару под кустик невдалеке от меня.Около пяти часов Тайни снова забеспокоился, и теперь я успела заснять на пленку, как братья вскакивают друг на друга. Оба они совершенно меня не замечали, хотя все это происходило прямо у моих ног, а Сомба тем временем сидела рядом со мной и смотрела на них с невозмутимым спокойствием.Как только братья успокоились, Биг-Бой пошел прочь. Жара еще не спала, но он уходил с таким решительным видом, что Тайни и Сомбе волей-неволей пришлось идти следом — не оставаться же в одиночестве.Несмотря на то что только вчера они получили от меня козу, они явно проголодались и отправились на охоту. Биг-Бой был, конечно, предводителем, но всю черную работу он предоставил Сомбе: она карабкалась на каждое дерево, с которого можно было увидеть добычу, и вообще следила за окружающим гораздо внимательнее, чем братья. Обычно Тайни активно участвовал в охоте, но на этот раз ему было слишком жарко и он просто-напросто отлынивал.Так мы шли примерно час, и тут гепарды, пыхтя и отдуваясь, бросились на землю в тени развесистого куста на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, а я села совсем близко к Тайни. Вот он поднялся среди волнующейся травы, словно врезанный в яркую синеву неба, сгущенную сиянием вечернего солнца, — трудно было вообразить себе что-либо прекраснее! Но для меня это было нечто большее, чем великолепное дикое животное среди величественной африканской равнины.Мне показалось, что мы перенеслись в те далекие времена, когда человека и зверя еще соединял дружеский союз, когда они доверяли друг другу. Как мне хотелось прижать к себе Тайни — и чтобы этот миг длился бесконечно… Но я знала, что через несколько дней все это волшебство должно быть разрушено и мне нужно заранее подготовить Тайни к той жизни, в которой он не должен доверять другим людям — тогда он не попадет в беду. И теперь я старалась растянуть эти драгоценные минуты, с болью думая о том, что скоро, слишком скоро они превратятся всего лишь в дорогое воспоминание.К счастью, гепарды, которым не дано было узнать эту боль, снова продолжили охоту. Они зашли на территорию боран гораздо дальше, чем когда-либо раньше, и наконец обнаружили нескольких зебр, с которыми был жеребенок. Биг-Бой и Сомба мигом взобрались на дерево, а Тайни вскарабкался на раздвоенный сук, и все они стали следить за зебрами.Но они слишком долго составляли план охоты, так что в конце концов решили ее отменить и устроились отдыхать под деревом. Я почувствовала облегчение — жеребенок все же был слишком крупным для гепардов.Я смотрела на них. Они были невероятно хороши в мягком сиянии заходящего солнца. Стало быстро смеркаться, и нам пришлось поспешить домой.Рано утром мы приехали к терминалии, и я тут же увидела в бинокль двух львов — они шли вдоль сухого русла в ту сторону, где мы вчера оставили гепардов. И хотя я боялась, что гепарды сбежали, услышав львиное рычание, мы все же шаг за шагом прочесали всю местность, где видели их в последний раз, но совершенно безрезультатно.На другой день мы восемь часов кряду под палящим солнцем бродили по равнине, похожей на гепардовый рай — она была вся испещрена следами дукеров, — но снова не нашли никаких признаков присутствия гепардов.На следующий день мы с рассвета до заката обследовали новую территорию, включая полосу растительности, которая вела к реке Бисанади. Там заросли превратились в такую чащобу, что Локалю то и дело приходилось взбираться на деревья, чтобы определить, где мы находимся. Проходил самый последний день, когда мне еще разрешалось встречаться с гепардами, и я готова была на все, чтобы только отыскать их. Конечно, рассудок подсказывал мне, что это даже к лучшему, что они ушли от нас в азарте охоты, а не надеялись до последней минуты, что я их накормлю. Но все равно мне было бы очень тяжело уезжать отсюда, так и не повидав своих малышей в последний раз.Однако я по крайней мере имела право утешать себя тем, что дети Пиппы теперь смогут жить совершенно свободной жизнью среди дикой природы, что я оставляю их в прекрасном состоянии и они вполне подготовлены к любым неожиданностям. Стоит ли говорить, что по собственной воле я не рассталась бы с ними хотя бы до тех пор, пока не узнала, понесла ли Сомба (ей было сейчас семнадцать месяцев) и будут ли братья кормить ее во время беременности и потом, когда у нее будут маленькие; мне хотелось узнать, когда эта тройка распадется и как они сумеют поделить охотничьи угодья — какие новые территории им придется освоить, чтобы не сталкиваться со старшими детьми Пиппы, и что произойдет, если они повстречаются.Но несмотря на то, что я объясняла администрации заповедника, какие неиспользованные уникальные возможности мне представляются, чтобы изучать неизвестные до сих пор особенности поведения гепардов, на все мои просьбы продлить пребывание в заповеднике был один ответ — категорический отказ. Что ж, я сделала все, что могла, и мне оставалось только приезжать в заповедник время от времени и надеяться, что когда-нибудь в будущем я снова увижу детей Пиппы. Директор разрешил мне во время этих посещений разбивать лагерь на старом месте и обещал, что позволит Локалю сопровождать меня при условии, что я буду платить ему жалованье сверх причитающейся ему зарплаты старшего надсмотрщика за белыми носорогами — ибо теперь он был возведен в эту должность. В довершение всего директор сказал мне, что с меня не будут брать входную плату, как с остальных туристов, когда бы я ни приехала в Меру; на этом мы и расстались. Это было 2 января 1970 года. Грустные посещения заповедника Меру Мне удалось снова приехать в Меру только 23 марта — я перенесла третью операцию, и больная рука очень медленно заживала.К этому времени уже должны были начаться недолгие, но очень сильные дожди. Я решила не обращать внимания на плохой прогноз погоды и поехала вместе со Стенли в Меру. Мы добирались туда целый день. И хотя я знала, что после моего отъезда в январе лагерь предали огню, было нелегко выдержать, когда, уже вечером, мы подъехали к тому месту, где четыре с половиной года был мой дом, и увидели, что все уничтожено и только пепел остался на опустошенной земле. Стенли и Локаль от души радовались встрече, и я была им благодарна за то, что их веселая болтовня нарушила окружавшее нас печальное безмолвие.Мы раскинули палатки, и мужчины пошли к себе, а я отправилась на могилу Пиппы. Это все, что осталось от нашего счастливого дома… На рассвете меня разбудило птичье щебетание. Здесь нас не разделяли стены, как в комфортабельном доме на озере Наиваша, и я чувствовала, что снова сливаюсь в единое целое с птицами, торжественно встречающими восходящее солнце.Не успел Стенли принести мне утренний чай, как объявились все мои друзья: они тоже хотели получить свой обычный завтрак. Ткачики и голуби с нетерпением ждали проса; блестящие скворцы — шкурки от бекона; прилетел даже нелепый скворец-уродец — когда он был совсем еще маленький, его загнали на самое дно «иерархии клевания», зато теперь он влетел прямо в палатку и примостился у моих ног. Я захватила с собой достаточно припасов, так что птицам не пришлось разочароваться, хотя, по правде говоря, я не ожидала, что друзья встретят меня с прежним доверием.Потом я поторопилась осмотреть окрестности лагеря. Раньше возле лагеря было всего несколько отдельных пятен, поросших жесткой травой.Но с тех пор целых два года растительность не поджигали, и здесь разрослись такие джунгли, что пастись в этих местах, не опасаясь хищников, могли только слоны, буйволы да жирафы. Мне было вполне понятно, почему никто из детей Пиппы не возвращается сюда после ее гибели. Если не выжечь эту чащу как можно скорее, все захватят деревья и кустарники, и небольшим животным здесь вовсе нечего будет делать.Тяжелые тучи уже громоздились со всех сторон: нельзя терять ни минуты, если мы хотим отыскать гепардов. Мы выехали и по дороге повстречали жирафа, шея которого где-то в середине переламывалась под прямым углом, примерно с фут тянулась горизонтально, а потом столь же резко снова принимала вертикальное положение. Но, очевидно, такой необычайный зигзаг не мешал жирафу пастись, не ограничивал его движения, да и в стаде он был на равных правах со всеми.К сожалению, это была единственная достопримечательность, которая попалась нам за три следующих дня. В эти дни мы уж не знаю сколько раз промокали до костей и большую часть времени потратили на выволакивание лендровера из грязи. Отыскивать следы на раскисшей земле было все равно невозможно, и я решила вернуться на озеро Наиваша, пока мы не застряли здесь из-за дождей на много недель. Я уезжала с тяжелым сердцем: мне ничего не удалось узнать, кроме того, что в январе наших гепардов видели возле пограничной дороги, неподалеку от Бисанади.
Вторая моя поездка — с 20 по 26 июля — оказалась более удачной. Нам сразу же сообщили, что недавно возле Канавы Ганса видели совсем ручную самку гепарда в сопровождении трехмесячного детеныша и очень недоверчивого самца. Предполагали, что это была одна из дочерей Пиппы.Кроме того, возле ворот, выходящих к реке Мурера, видели двух крупных самцов — должно быть, Тайни и Биг-Боя. Еще одна самочка с двумя малышами часто появлялась возле Кенмер-Лоджа; по поведению ее тоже приняли за одну из дочерей Пиппы. И наконец, поступили сведения, что одна самка живет на другом берегу Ройоверу, а одинокий самец бродит возле загона белых носорогов. Все эти сообщения были очень утешительными, но я хотела собственными глазами по узору пятен возле хвоста убедиться в том, что это дети Пиппы.Нам повезло в первый же день. Ранним утром, когда мы ехали по дороге вдоль болота возле Муреры, наше внимание привлекли грифы, и тут я увидела гепарда, сидящего под кустом а какой-нибудь сотне ярдов от дороги. Он не двинулся с места, когда я, потихоньку подходя к нему, стала звать: «Пиппа». Когда я подошла примерно на двадцать ярдов, два почти взрослых детеныша выскочили из укрытия и дали стрекача, а мать продолжала смотреть мне прямо в глаза и отошла только тогда, когда я приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки. Увидев ее сзади, я сразу узнала Тату. Прошло два года и десять месяцев с тех пор, как я кормила ее в последний раз, а виделись мы с ней год и семь месяцев назад, да и то всего несколько минут. Если судить по возрасту детенышей, в тот раз она была беременна.Отбежав немного, Тату остановилась и подпустила меня совсем близко.Я принесла ей миску с молоком и поставила на землю, но Тату не обратила на нее внимания и стала уходить. Она всю жизнь обожала молоко, и я решила вторично попытать счастья, но она и смотреть на него не хотела — сразу уходила, едва я показывала ей миску. Так мы и шли в ту сторону, куда убежали детеныши, а за нами на порядочном расстоянии следовал Локаль. Тату то и дело звала детей низким, стонущим звуком, который я так хорошо знала: Пиппа всегда издавала такой звук, когда волновалась за своих детей. Наконец Тату остановилась и села, а я устроилась рядом под деревом. Мы были сейчас в нескольких сотнях ярдов от Мулики, неподалеку от мест, которые облюбовала Пиппа сразу же по приезде в заповедник; она провела там три месяца. Как чудесно было сидеть здесь рядом с дочерью Пиппы и ее внуками — им теперь было примерно столько же, сколько тогда Пиппе.Тату замолчала, но все еще пристально смотрела в сторону Мулики.Было ясно, что детеныши нас боятся и она не хочет выдавать нам, куда они спрятались. Поэтому мы вернулись в лагерь к двум часам, чтобы наскоро перекусить. Около пяти приехали снова. Я заметила, как вдалеке мелькнули два молодых гепарда — они мчались к реке, но на таком расстоянии мне не удалось определить их возраст. Тату сидела на том же месте, где мы ее оставили, и старательно вылизывала что-то у себя в паху. Когда она улеглась, я увидела, что она лизала открытую рану размером с мою ладонь; кожа вокруг почернела, но рана казалась чистой.Я пришла в ужас. Утром я не заметила, чтобы она хромала, и совершенно не представляла, как могла образоваться такая рана — ведь она была на месте, которое слишком хорошо защищено, так что вряд ли была нанесена в драке, да и непохоже, чтобы ткани были порваны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27