и с аппетитом накинулся на еду.
Шум был таким, что первое время он вообще не различал отдельных голосов. Голоса стали доноситься до него, когда он утолил первый голод, и доносились они из-за занавески.
– …а в мешковине – конская кость. Вонища страшная, господа, до спазмов в горле! Ну, я её, естественно, приказал солдатику закопать подальше от генеральской резиденции…
– Для холодца, что ли, он её с собой приволок?
– Вполне возможно, только протух этот припас до, так сказать, вопиющего состояния. И состояние это орало, если можно так выразиться, на весь особняк.
– Говорят, в столице входит в моду китайская кухня. Кто-то в Петербург даже тухлые яйца привёз.
Болтали подвыпившие офицеры, и голос одного из них – того, который вёл основную партию, – показался Скобелеву знакомым. Он осторожно отодвинул край занавески: за соседним столиком спиной к нему сидел адъютант Кауфмана в цивильном костюме, туго натянувшемся на богатырских плечах.
– А затем, нанюхавшись доставленного из командировки аромату, дерзнул я, господа, лично ознакомиться с рапортом Скобелева. И, представьте, обнаружил тоже, так сказать, некоторое амбре, которым прямо-таки несло от него.
– Что-что ты обнаружил, Лешка?
– Неуёмную штабную и весьма дурно пахнущую хвастливость. Выезжает академический офицерик в первую рекогносцировку и в первой же рекогносцировке обнаруживает скрытые переброски хивинской кавалерии. Ну, никому до сей поры такая удача не улыбалась, а штаб-ротмистру Скобелеву – вы только представьте себе – с первой попытки!
– С чего ты взял? Может, в той посылке и заключалось что-то дельное.
– Ничего в ней не заключалось, кроме куска тухлятины. Я тем же вечером передал генералу скобелевский рапорт, а он распорядился срочно доставить к нему уральского урядника, что был с ротмистром на рекогносцировке. И урядник при мне доложил, что никаких туземцев они и в глаза не видели, а обнаружили лишь место схватки кого-то с кем-то да семь дохлых лошадей.
– Выходит, нафантазировал столичный хлыщ?
– Наврал, а не нафантазировал!..
Скобелев резко поднялся, отдёрнул занавеску и шагнул к соседнему офицерскому столику. Сидевшие за ним офицеры растерянно примолкли, и ротмистр отчеканил, перекрывая ресторанный шум:
– Извольте немедленно и публично принести мне свои глубочайшие извинения, господин адъютант.
Кирасир медленно поднялся. Обвёл глазами своих знакомцев, неприятно ухмыльнулся:
– В чем же, господин… Назовём вас фантазёром из уважения к погонам?
– В том, что вы – негодяй, подлец и болтун. Впрочем, извинений ваших уже не требуется. Жду секундантов не позднее вторника.
Ресторан примолк. Скобелев секунду промедлил и вышел чуть ли не строевым шагом.

5

Смертельно оскорблённый ротмистр отложил появление секундантов до вторника, исходя из двух соображений. Во-первых, он хотел ещё до дуэли объяснить Кауфману, какую улику распорядился уничтожить его разлюбезный адъютант, а во-вторых, ожидал возвращения Верещагина, которого намеревался пригласить в качестве собственного секунданта. Однако Константин Петрович его не принял (Скобелев подозревал в этом небрежении козни кирасира-адъютанта), Верещагина нигде разыскать так и не удалось, и пришлось обратиться со столь щекотливой просьбой к князю Насекину, с увлечением продолжавшему устраивать приют для страждущих с больничкой при нем.
– Не обижусь, коли вы откажетесь, Серж, – сказал Скобелев очень серьёзно. – В воздух стрелять я не намерен, а посему дело замять не удастся. Меня, по всей вероятности, разжалуют, а вас просто-напросто выдворят из пределов Туркестанского генерал-губернаторства.
– Вы намерены убить его, Мишель?
– Да нет, – досадливо поморщился ротмистр. – Жалко дурака, он ещё детишек наплодить сможет. Так, подстрелю слегка, чтобы из армии выперли.
– Тогда полностью располагайте мною. Только растолкуйте, что я должен делать.
– Полагаю, что сегодня адъютант его превосходительства пришлёт секундантов: он – редкостный болван, но честью все же дорожит. Если не своей, то по крайней мере отцовской. Вы должны отстоять два условия, князь, и пожалуйста, будьте в этом упрямы, как мул.
– Я вообще упрям. Каковы же условия?
– Основное: дуэль – по-сардински, благо, завтра начинается новолуние. Стреляться из револьверов с полными барабанами до первой крови.
– Ну, а если во тьме все пули уйдут в тёмные небеса?
– Тогда – либо его публичное извинение, либо – вторично по полному барабану.
Секунданты кирасира приняли все условия. Скобелев, зная о связях адъютанта, опасался, что дуэлянтов изловит внеочередной дозор, но кирасир, как выяснилось, обладал кое-какими приличными свойствами, и они прибыли на место «сардинского» поединка без осложнений.
– Спросите, князь, моего противника, не согласен ли он до начала перестрелки извиниться передо мною. Темнота скроет краску стыда на его холёном лице.
– Никаких извинений! – крикнул адъютант в ответ на предложение Насекина. – Я принял ваши условия, ротмистр, этого, полагаю, вполне достаточно.
– Пожалеете, – проворчал Скобелев, получив от секундантов заряженный револьвер.
– Прошу, князь, проводить господ дуэлянтов на оговорённые места, – недовольно вздохнув, сказал секундант кирасира. – Я дам команду, когда вы вернётесь.
– Следуйте за мною, господа.
Светя под ноги фонарём, Насекин отвёл молчаливых противников на оговорённые места, ещё раз напомнил, что открывать огонь следует по команде, а палить по желанию, и вернулся на исходное место, где стояли лошади, пролётка и доктор с секундантом кирасира.
– Дуэлянты на позициях, капитан, – доложил он. – Извольте подать команду.
– Ох, не люблю я этого развлечения, – вздохнул доктор.
– Пустое дело, – усмехнулся капитан. – В этакой темноте собственной руки не видно. Выпустят по десятку патронов и замирятся. Готовы, господа? На счёт «три» можете открывать огонь. Изготовились! Раз! Два! Три!..
Два выстрела раздались почти одновременно, и сразу же раздался болезненный выкрик:
– Я ранен!..
На какое-то время все растерялись, ожидая то ли выстрелов, то ли криков о помощи. Из темноты послышалось:
– Черт… Ногу прострелил…
Врач с саквояжем и князь Насекин с факелом тут же убежали в темноту. Оттуда же, но чуть со стороны появился и Скобелев. Протянул капитану револьвер:
– Больше претензий не имею.
– Как же вы попали в него в этакой-то темнотище, ротмистр? – удивлённо спросил секундант раненого кирасира.
– Случайно.
У адъютанта генерал-губернатора Кауфмана оказалось простреленным бедро. Доктор перевязал его на месте, вдвоём с князем они отнесли его в карету. Капитан поехал вместе с раненым, Скобелев с Насекиным возвращались одни.
– Вы и впрямь случайно попали в него, Мишель? Или вам знаком какой-то секрет этой дурацкой дуэли?
– Кто его знает, – усмехнулся Скобелев. – Признаться, я ждал его первого выстрела, понимая, что он не выдержит и пальнёт поскорее. Как правило, у виноватых быстро сдают нервы. Ну, до этого, естественно, рост его прикинул, манеру стрельбы. Ждал выстрела и нажал на курок, как только увидел вспышку.
На следующий день генерал Кауфман нашёл время вызвать ротмистра Скобелева прямо с утра. Михаила Дмитриевича проводил в кабинет новый адъютант, у которого он по дороге поинтересовался здоровьем кирасира.
– Через полмесяца бегать будет, – улыбнулся адъютант. – Вы ему сознательно кость не перебили?
Константин Петрович был хмур и озабочен. Молча выслушал представление Скобелева, садиться не предложил, но и сам не сидел, а медленно прохаживался по кабинету.
– Мне надоели ваши выходки, ротмистр, – он вздохнул. – Офицер не имеет права на фантазии.
– Тогда он так и уйдёт в отставку офицером, – с вызовом сказал Скобелев. – А я надеюсь не только продолжить, но и закрепить семейную традицию, став третьим генералом в нашем роду.
– Но не под моим командованием, – резко подчеркнул генерал. – Приказ о вашем переводе в Кавказскую армию мною уже подписан. Сегодня сдадите дела, завтра выедете к новому месту службы.
– И это все, ваше превосходительство? – разочарованно спросил Скобелев.
– Нет, не все, извольте выслушать. В рапорте, который передал мне искалеченный вами адъютант, было указано о перемещении регулярного хивинского отряда. Я расспросил сопровождавшего вас уральского урядника: он в глаза не видел никаких конных отрядов туземцев. Откуда вы взяли этих хивинцев? И как у вас хватило наглости солгать в официальном рапорте?
– Я не лгал, ваше превосходительство! – Скобелев покраснел и разозлился. – Доказательства перемещений регулярного отряда содержались в куске хвостовой части хребта убитого коня. Его хвост был обрублен вместе с репицей, но ваш тупица-адъютант приказал солдату где-то зарыть эту важнейшую улику.
– И за это вы его подстрелили, – уточнил Константин Петрович. – Теперь кое-что для меня становится ясным. Кстати, как вы умудрились столь аккуратно попасть в него в кромешной тьме?
– По чистой случайности.
– Чересчур уж она чистая, – усмехнулся Кауфман.
Он помолчал, походил по кабинету, заложив руки за спину. Потом остановился перед ротмистром. Сказал, глядя в глаза:
– Я послал два дозора по обе стороны от тех колодцев. Один из них вернулся вчера и доложил, что действительно обнаружил хивинский отряд численностью до полутысячи сабель. Отряд боя не принял и скрылся за барханами. – Он помолчал. – Вы наблюдательны, Скобелев, и умеете делать правильные выводы из своих наблюдений. Полагаю, что вы продолжите семейную традицию, но не в моей армии. Распишитесь у адъютанта в получении вами моего письменного приказа и незамедлительно исполните его. Ступайте, ротмистр.
Скобелев чётко повернулся кругом, пошёл к дверям.
– За отлично проведённую рекогносцировку я представил вас к чину подполковника, – неожиданно добавил Константин Петрович. – Прошу передать мой поклон вашему батюшке.
– Благодарю, ваше превосходительство! – весело гаркнул Скобелев.
– Счастливой службы, полковник Такое «прибавление» в звании в устной речи было традиционным в русской армии.

, – улыбнулся генерал-губернатор.


Глава третья

1

Для сдачи дел Скобелеву требовалось от силы полтора-два часа: он был всего лишь приписан к оперативному отделу для выполнения отдельных поручений. И тем не менее Михаил Дмитриевич до конца работы просидел в штабе, не только просматривая все донесения дозоров, касавшиеся передвижений хивинских и кокандских регулярных отрядов, но и старательно выписывая все донесения в приобретённую после разговора с есаулом Серовым книжечку с аккуратным указанием, когда именно происходили эти встречи и куда именно двигались обнаруженные дозорами отряды. Только после этого он направился к князю Насекину с приглашением на прощальный ужин.
Князь был очень расстроен внезапным отъездом друга, хотя изо всех сил скрывал это. Он трудно сходился с людьми, друзей его можно было перечесть по пальцам, был весьма застенчив от рождения и всегда неуютно чувствовал себя в обществе, в котором отсутствовала привычная для него атмосфера.
Он вдруг становился неприятно язвительным и демонстративно отстранённым, хотя по натуре был добрым и отзывчивым человеком. И даже любимая работа, которой он отдавался всею душой, казалась ему тогда ненужной, тягостной и нудной.
– Когда и где мы ещё встретимся, Мишель? – с улыбкой спросил он, но горечь этой улыбки скрыть ему не удалось. – И увидимся ли вообще?
– Непременно увидимся, Серж. Непременно скоро и непременно в Туркестане. У меня – предчувствие, дружище!
Никакого особого предчувствия у Скобелева не было, зато была некая и пока ещё весьма смутная идея, осуществить которую он намеревался на новом месте службы – на Кавказе. А толчком для осуществления этой идеи послужило твёрдое намерение вернуться в Туркестан увенчанным победными лаврами. «Возвращаться нужно с парадного входа», – говорил когда-то отец, уча его уму-разуму. Такая формулировка полностью отвечала его самоуверенности и самолюбию, оставался пустяк – претворить теорию в практику.
Собственно то, что скромно забрезжило в его голове, идеей пока ещё называть было преждевременно. Так, некие теоретические предпосылки, для своего воплощения требующие не только материальной базы, но и вполне конкретного, обеспеченного в каждом шаге и рассчитанного по минутам особого плана военных действий, учитывающего отсутствие единого фронта на Туркестанском театре военных действий в европейском понимании этого слова. Только такой план мог сделать его предложения реальными, с которыми можно было бы идти к самому Наместнику Его Высочеству Михаилу Николаевичу Наместничество в 1844–1883 годах представляло собой систему управления национальными окраинами. Великий князь Михаил Николаевич (1832–1909), 4-й сын Николая I, был Наместником Кавказа и главнокомандующим Кавказской армией в 1877–1878 годах.

, младшему брату Александра II, не рискуя при этом быть обвинённым в лихом гусарском авантюризме. Однако до этого следовало разработать такой план в подробностях хотя бы для самого себя.
И здесь ему повезло, хотя поначалу он воспринял внезапный подарок судьбы с обидой и досадой, увидев в нем некое небрежение к его особе. Дело заключалось в том, что несогласованный, а потому и внезапный перевод подполковника Скобелева на Кавказ, где давным-давно были замещены все соответствующие его чину, опыту и знаниям должности, поставил местное начальство в затруднение. Должность, которую требовалось предоставить прибывшему из Туркестана подполковнику (да к тому же получившему высокий штаб-офицерский чин досрочно, а, следовательно, за какие-то неведомые заслуги), обязана была оказаться достаточно высокой, но подобных вакансий не имелось, и штабное начальство, изрядно поломав головы, назначило подполковника Михаила Дмитриевича Скобелева старшим инспектором по тактической подготовке офицерского состава с обязанностью читать лекции по тактике кавалерийских частей и соединений, исходя из опыта военных действий в Туркестане.
1 2 3 4 5 6 7 8