Седовласый человек склонил голову, как цветок под порывом ветра, с дежурной улыбкой сообщил, что он и есть атташе по культуре, и протянул мне вялую руку. Я как можно теплее ответил на приветствие. Атташе пробормотал что-то банальное насчет погоды и воздушного путешествия. Очевидно, в это время он решал, что я собой представляю, и пришел к благоприятным выводам, ибо внезапно в нем проснулось обаяние и он спросил, не хочу ли я осмотреть посольство прежде, чем мы перейдем в его офис, где нас ждет выпивка. Его офис, пояснил атташе, располагался в отдельном здании.
Поднявшись по лестнице, мы совершили экскурсию по залам посольства и должным образом оценили туалет с лучшим в Москве видом на Кремль. Атташе, представившийся как Оливер Уотермен, болтал с таким видом, словно ежедневно водил посетителей по этому маршруту. Возможно, так оно и было. Закончив осмотр, мы перешли через двор в одноэтажный корпус более современного вида, который занимали застеленные коврами одинаковые офисы. Там мы сразу же получили по большому стакану со спиртным.
— Ума не приложу, что мы можем сделать для вас, — сказал хозяин, усевшись в глубокое кожаное кресло и указав мне на такое же. — Мне кажется, что эта суета вокруг Фаррингфорда — просто много шума из ничего.
— Хотелось бы надеяться, — ответил я.
— Я уверен, — тонко улыбнулся Уотермен. — Дыма без огня не бывает, а мы не видели даже искорки.
— Вы сами беседовали с тремя русскими наблюдателями? — решил я взять быка за рога.
Уотермен откашлялся и озабоченно посмотрел на меня:
— Каких наблюдателей вы имеете в виду?
Я покорно объяснил, и атташе сразу успокоился, словно освобожденный от ответственности.
— Видите ли, — приятно улыбаясь, объяснил он, — мы, посольские работники, не встречались с ними. Мы обратились в Министерство иностранных дел, и нам сообщили, что никто не знает чего-либо, заслуживающего внимания.
— Вы не могли встретиться с этими людьми с глазу на глаз у них дома?
Он покачал головой.
— Частные контакты возбраняются, можно даже сказать, запрещены.
— Запрещены нам или им?
— И тем и другим. Но нам — определенно.
— Значит, вы, хотя и живете здесь, незнакомы с русскими?
Он снова покачал головой без всякого видимого сожаления.
— В неофициальных контактах всегда есть риск.
— Значит, ксенофобия здесь по-прежнему сильна? — спросил я.
Уотермен задумчиво положил ногу на ногу, потом поменял их местами.
— Страх перед иностранцами старше, чем политика, — сказал он, улыбнувшись так, словно уже не в первый раз произносил этот афоризм. — А теперь, что касается ваших запросов...
Его прервал телефон. После третьего звонка Уотермен поднял трубку и просто сказал:
— Да? — Затем он нахмурился, выслушал несколько слов и ответил: Хорошо, проводите его.
Опустив трубку на рычаги, атташе вернулся к прерванной фразе.
— Что касается ваших запросов. Мы можем при необходимости предоставить вам телекс. Кроме того, если вы дадите мне номер вашего телефона в гостинице, я смогу информировать вас о сообщениях, которые будут поступать в ваш адрес.
— Я уже давал вам его.
— О, неужели... — Уотермен казался несколько обескураженным. — Все равно, дорогой мой, лучше повторите мне его.
Я по памяти назвал номер, и он записал его в " блокнот.
— Позвольте мне поухаживать за вами, — тут он щедрой рукой наполнил мой бокал. — Мне хотелось бы представить вам некоторых моих коллег.
В этот момент послышались приближающиеся голоса. Оливер Уотермен встал и обеими руками пригладил волосы. Я подумал, что с помощью этого жеста он скорее готовит себя к встрече с этими людьми, чем поправляет прическу.
Громкий, напористый голос почти заглушал два других, один мужской и один женский. Когда вновь прибывшие появились в дверях, я без всякого удивления обнаружил, что громкий голос принадлежал Малкольму Херрику.
— Привет, Оливер, — покровительственно провозгласил он, а затем увидел меня. — Это же наш сыщик! Здорово, парень. Есть успехи?
Глянув искоса на Оливера Уотермена, я понял, что его реакция на Херрика была подобна моей. Пропустить его слова мимо ушей было невозможно из-за энергичной манеры разговора — без сомнения, результат многолетней журналистской практики. Но за внешним дружелюбием не было настоящей сердечности. Скорее наоборот, от него следовало ожидать подвоха.
— Выпьешь, Малкольм? — с истинно дипломатической любезностью предложил Оливер.
— Никогда не слышал более приятных слов!
Оливер Уотермен с бутылкой и бокалом в руках познакомил меня с остальными гостями.
— Рэндолл Дрю... Полли Пэджет, Йен Янг. Они работают вместе со мной в этом отделе.
Полли Пэджет была нервной с виду дамой с короткими волосами, в широком кардигане и туфлях на низком каблуке. Она улыбнулась Оливеру Уотермену и уверенно взяла бокал, предложенный Херрику. Тот посмотрел на помощницу атташе как на нарушительницу этикета, явно считая себя главным из присутствующих.
Если бы мне не представили Йена Янга и я не услышал бы его английской речи, то принял бы его за русского. Я с любопытством разглядывал его, обнаружив, что уже привык к невыразительным московским лицам. У Йена Янга было белое тяжелое лицо с неподвижными чертами. Говорил он в этот раз очень мало, на ничем не примечательном английском.
Малкольм Херрик без всяких усилий завладел вниманием собравшихся. Он объяснял Оливеру Уотермену, что тому надлежит делать со свалившейся на него кучей обременительных проблем в связи с предстоящими гастролями известного оркестра. Когда Полли Пэджет попыталась вставить слово, Херрик прервал ее, не дослушав.
Оливер Уотермен в кратких паузах вставлял неопределенные реплики вроде:
— Да, возможно, вы правы, — но при этом не смотрел на Херрика, а лишь кидал на него косые взгляды — верный признак скуки или неприязни.
Йен Янг смотрел на Херрика, явно не желая отвечать ему, но, похоже, это не производило на журналиста никакого впечатления.
Я потягивал спиртное и размышлял о предстоящем пути в гостиницу.
Выжав все возможное из музыкального скандала, Херрик вновь переключился на меня.
— Ну что, парень, далеко продвинулся?
— Скорее стою на месте; — ответил я.
— Я предупреждал, — кивнул он. — Никаких шансов. Все поле прочесано так, что ты на нем не найдешь и камушка. Хотя я не против того, чтобы там что-нибудь оказалось. Мне нужен приличный материал.
— Скорее неприличный, — вставила Полли Пэджет.
Херрик не обратил внимания на ее реплику.
— Вы говорили с тренером команды? — спросил я.
— С кем? — переспросил Оливер Уотермен. По лицу Херрика я видел, что это не приходило ему в голову, хотя добровольно он в этом не сознается.
Но, даже если его прижать к стенке, он будет доказывать, что это совершенно ни к чему.
— С мистером Кропоткиным. Он руководит подготовкой лошадей и наездников к Олимпийским играм. Мне его имя назвал Руперт Хьюдж-Беккет.
— Вы собираетесь встретиться с ним? — спросил Уотермен.
— Да, завтра утром. Похоже, что он единственный с кем еще не разговаривали.
Йен Янг чуть заметно шевельнулся.
— Я говорил с ним, — сообщил он. Все головы повернулись к нему. Янгу было лет тридцать пять; этот коренастый темноволосый человек был одет в измятый серый костюм и полосатую бело-голубую сорочку. Уголки воротника загибались, как сухие ломтики сыра. Янг приподнял брови и чуть заметно поджал губы, что было у него, видимо, крайним проявлением волнения.
— Конечно, с соблюдением всех формальностей, предписанных Министерством иностранных дел. Мне тоже называли его имя. Я говорил с ним довольно откровенно. Он не знает ни о каком скандале, связанном с Фаррингфордом.
Полный тупик.
— Ничего другого и быть не могло, — пожал плечами Уотермен. — Я уже говорил вам — никакого скандала не было. Вообще ничего не было. Нет искры, не разгорится пламя.
— Гм-м, — задумчиво протянул я. — Хорошо, если бы так. Но, увы, искра есть. По крайней мере была в Англии. — И я рассказал о том, как двое неизвестных избили Джонни Фаррингфорда и велели ему не приставать к Алеше.
Лица присутствующих отразили смешанное выражение тревоги и недоверия.
— Мой дорогой, — сказал наконец Оливер Уотермен, обретая свою прежнюю уверенность, — в таком случае можно ли быть уверенным в том, что этот Алеша, кем бы он ни был, не представляет опасности и Фаррингфорд может приехать на Олимпийские игры?
— Кроме того, — смиренно добавил я, — Фаррингфорда летом предупредили, что, если он приедет в Москву, Алеша будет ждать его, чтобы отомстить за волнения, вызвавшие сердечный приступ у Ганса Крамера.
Наступила короткая пауза.
— Планы людей меняются, — задумчиво сказала наконец Полли Пэджет.
— Может быть, летом, после смерти Крамера, Алеша в истерике наговорил всяких угроз, а теперь, наоборот, не желает быть замешанным в это дело.
Херрик недовольно потряс головой, но мне это мнение показалось вполне обоснованным.
— Хотелось бы надеяться, что вы правы, — сказал я. — Осталось только убедиться в вашей правоте. А единственный путь сделать это — найти Алешу, поговорить с ним и добиться от него гарантий, что он не собирается причинять Фаррингфорду никакого вреда.
Полли Пэджет кивнула. Оливер Уотермен выглядел расстроенным, а Малкольм Херрик невесело рассмеялся.
— Удачи тебе, парень, — сказал он. — Ты проторчишь здесь до Судного дня. Я же сказал, что искал этого проклятого Алешу и что его просто не существует.
Я вздохнул и посмотрел на Йена Янга:
— А что вы думаете?
— Я тоже искал его и не нашел даже следа. Говорить было больше не о чем. Вечер был явно испорчен, и я попросил Уотермена вызвать такси.
— Мой дорогой, — с сожалением в голосе ответил он. — Они сюда не приедут. Они боятся попасть под подозрение, останавливаясь около британского посольства. Возможно, вы сможете поймать машину около моста.
Мы расстались у главного входа. Я облачился в пальто и меховую шапку и направился к воротам, у которых стоял охранник. Снегопад прекратился, стало лучше видно. Не успел я пройти несколько шагов, как меня окликнул Йен Янг и предложил подвезти. Я с радостью согласился. Он спокойно сидел за рулем автомобиля, глядя в темноту, пронизанную летящими снежинками, словно на свете не существовало поводов для тревоги и эмоций для того, чтобы ее показывать.
— Малкольм Херрик, — невозмутимо констатировал он, — это шило в заднице.
Он повернул налево и поехал вдоль реки.
— В вашей заднице? — уточнил я. Его молчание послужило ответом.
— Он вечно роется в дерьме, — сказал Янг после паузы, — и выгребает из него сенсации.
— Значит, вы советуете мне пойти домой и забыть обо всем этом?
— Нет, — ответил он, сворачивая за следующий угол. — Только постарайтесь не будоражить русских. Они очень легко пугаются и тогда бросаются в нападение. Это очень выносливые и храбрые люди. Но слишком легко возбудимые. Не забудьте об этом.
— Постараюсь.
— С вами за столом в отеле сидит человек по имени Фрэнк Джонс, заявил Янг.
Я взглянул на его абсолютно непроницаемое лицо.
— Да.
— Вы знаете, что он из КГБ?
Я постарался не уступить Янгу в хладнокровии и ответил вопросом на вопрос:
— А вы знаете, что едете к моей гостинице очень длинным кружным путем?
Он понял меня и даже чуть заметно улыбнулся.
— Как вы догадались?
— Был на автобусной экскурсии. Изучал карты.
— И часто этот Фрэнк Джонс садится рядом с вами?
— Все время, — кивнул я. — И пожилая пара из Ланкашира. Мы случайно оказались за одним столом вчера за обедом, а потом люди норовят сесть за тот же самый стол. Так что за завтраком и ленчем мы опять сидели вчетвером.
А почему вы думаете, что он из КГБ? Он такой же англичанин, как и остальные, к тому же его очень тщательно обыскивали в аэропорту.
— Демонстративно, чтобы все это видели?
— Да, — задумчиво согласился я. — Действительно, все, кто прилетел нашим рейсом, видели этот обыск.
— Это прикрытие, — пояснил Янг, — вне всякого сомнения. Он не случайно оказался за вашим столом. Из Англии он прилетел одним рейсом с вами и, конечно, вместе с вами улетит. Он уже успел обыскать вашу комнату?
Я промолчал, и Йен Янг снова улыбнулся.
— Вижу, что успел. И что он нашел?
— Одежду и микстуру от кашля.
— Никаких русских адресов или телефонных номеров? — настаивал Ян Янг.
— Все это у меняв кармане, — ответил я, хлопнув себя по груди.
— Бабушка Фрэнка Джонса, — сообщил Янг, — была русская и всю жизнь говорила с ним по-русски. Она вышла замуж за английского моряка, но симпатизировала Октябрьской революции. Фрэнк с колыбели сторонник Советов.
— Но почему вы позволяете ему действовать, если знаете, что он из КГБ? — спросил я.
— Знакомый дьявол лучше незнакомого.
Мы свернули в следующую пустынную улицу.
— Каждый раз, когда он едет куда-нибудь — а его работа требует постоянных поездок, — английская служба паспортного контроля предупреждает нас. Они посылают нам полный список пассажиров того рейса, которым он летит, и мы отслеживаем все его передвижения. Мы немедленно отправляем кого-нибудь в аэропорт, чтобы выяснить, куда он поедет дальше. Мы идем за ним по пятам, смотрим, как он делает покупки, прохаживаемся по ресторану, где он ест. Можно сказать, что мы занимаемся его делами вместе с ним. Мы заметили, что он держится рядом с вами. О вас мы знаем все, поэтому можем позволить себе расслабиться. Мы желаем Фрэнку добра и не хотим насторожить его. Если его хозяева поймут, что нам о нем все известно, они на следующий же день найдут ему замену. И что нам тогда делать? Когда прилетает Фрэнк, мы знаем, что следует быть настороже. Он нам дорог. За него можно было бы отвалить столько же рублей, сколько он весит.
Мы неторопливо ехали по темной улице. Падающие снежинки таяли, как только касались земли.
— Но что ему все-таки нужно? — спросил я.
— Он сообщает, куда вы ходите, с кем встречаетесь, что едите и сколько раз и в какое время справляете нужду.
— Вот чертов педик! — выругался я.
— И не пытайтесь скрываться от него без крайней необходимости, а если уж придется, то старайтесь, чтобы это выглядело естественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31