по ряду обстоятельств Мейнард не мог погубить мою карьеру, жизнь или репутацию, не погубив при этом самого себя. Об этом знали я, он и еще несколько человек — достаточно, чтобы во всем, имеющем отношение к скачкам, Мейнард был вынужден обращаться со мной достаточно честно.Но, если он сумеет доказать, что я действительно жестоко обошелся с Каскадом, это позволит ему на совершенно законном основании лишить меня лицензии. Что он и сделает с превеликой радостью. В разгар скачки, охваченный вышедшими из-под контроля эмоциями, я просто не подумал о том, что он следит за мной с трибун.Я вошел в весовую, сел на весы, потом вернулся к двери и встал так, чтобы можно было видеть то, что происходило снаружи. Прячась в тени, я наблюдал, как Мейнард разговаривал с принцессой. Выражение лица принцессы было самое что ни на есть любезное. Они обошли вокруг дрожащего Каскада, который по-прежнему дымился, несмотря на холод. Мейнард приказал Дасти снять с лошади широкую попону.Мейнард, как всегда, выглядел безупречным, достойным и важным джентльменом. Этот внешний облик весьма помогал ему как в делах — он сделал себе состояние за счет других людей, — так и в продвижении по социальной лестнице, — он щедро жертвовал на благотворительность и никогда не упускал случая похвалить себя за это. Лишь сравнительно немногие люди, сумевшие разглядеть его низменную, грубую, жестокую душу, имели наглость оставаться равнодушными к его слащавой оболочке.Из почтения к принцессе Мейнард снял шляпу и держал ее прижатой к груди. Его светлые седеющие волосы были скромно расчесаны на пробор. Он едва не извивался от желания угодить принцессе и в то же время очернить ее жокея. Я побаивался, что ему все же удастся убедить ее в том, что да, видимо, на этот раз Кит Филдинг действительно был жесток с ее лошадью...Ну что ж... Рубцов на шкуре Каскада они не найдут: хлыстом я почти не пользовался. Соперник шел так близко, что когда я вскинул руку, то обнаружил, что буду подхлестывать не Каскада, а его лошадь. Мейнард наверняка видел, как я занес руку; но коня я гнал поводом, шенкелями и своей яростью.На душе Каскада — если у него таковая имелась — действительно могли остаться рубцы, но на шкуре они не проступят.Я с большим облегчением увидел, как принцесса присоединилась к группе своих знакомых, а Дасти с видимым неодобрением снова накрыл Каскада попоной и приказал конюху, державшему коня под уздцы, отвести его в денник. Каскад шел, устало опустив голову, измотанный до последней степени. «Извини, дружок, — подумал я. — Извини. Это Литси во всем виноват».Снимая с себя цвета принцессы и переодеваясь к следующей скачке, я с благодарностью думал, что она таки устояла перед доводами Мейнарда. Касилия знала о вражде между мною и Аллардеком, потому что Бобби однажды рассказал ей об этом, еще в ноябре, и она явно все запомнила, хотя никогда не упоминала об этом. Пожалуй, того, что я до полусмерти загнал ее лошадь, было недостаточно, чтобы она выдала меня моему врагу.Во время следующей скачки я ни на миг не забывал о том, что мой враг следит за мной. Я проскакал свои две мили и пришел четвертым. После этого снова переоделся в цвета принцессы и вернулся на выводной круг для главного события дня: трехмильного стипль-чеза, который считался генеральной репетицией Большого национального.Против обыкновения, принцесса не ждала меня в паддоке, и я некоторое время стоял в одиночестве, глядя, как конюх вываживает ее крепыша Котопакси. Как и многих из лошадей принцессы, его назвали в честь горы, и этому коню его имя вполне подходило: крупный, сухопарый, мосластый, темно-гнедой, с серыми пятнами на крупе, похожими на грязный снег. Ему было восемь лет, он как раз достиг полного расцвета, и я поверил, что через месяц мне наконец-то удастся выиграть большую скачку.Мне случалось выигрывать почти все скачки — кроме Большого национального. Там я приходил вторым, третьим, четвертым — но первым ни разу.Если повезет, Котопакси поможет мне нарушить эту печальную традицию.Подошедший Дасти развеял мои приятные мечты.— Где принцесса? — спросил он.— Не знаю.— Она бы не стала пропускать старину Пакси.Невысокий, пожилой, с обветренным лицом и всегда подозрительный, он смотрел на меня обвиняюще, словно я что-то знаю и не желаю говорить.Дасти зависел от меня по работе, как и я от него, но мы никогда не нравились друг другу. Он при каждом удобном случае старался мне напомнить, что, будь я хоть трижды чемпионом, выигрываю я лишь благодаря тяжелому труду конюхов — в том числе, разумеется, и его самого. Его поведение по отношению ко мне доходило временами до грубости, но он никогда не переступал черты, за которой начиналось неприкрытое хамство, и я это сносил, потому что он на самом деле был хорошим конюхом и насчет своих помощников был прав, и к тому же у меня все равно не было выбора. Поскольку Уайкем перестал ездить на скачки, забота о лошадях всецело возлагалась на Дасти, а забота о лошадях — это главное.— Каскад еле ноги передвигает, — сказал Дасти, угрюмо глядя на меня.— Он не хромает, — мягко заметил я.— Он еще с месяц оправиться не сможет!Я не ответил. Я огляделся, ища принцессу, но ее по-прежнему не было видно. Мне хотелось знать, что там наговорил ей Мейнард, но было похоже на то, что мне придется подождать. Странно, что она не пришла в паддок. Почти все владельцы лошадей любят выходить в паддок перед скачками, а принцесса появлялась там непременно. Более того, она особенно гордилась Котопакси и любила его больше всех. Она всю зиму рассуждала о его шансах на победу в Национальном.Шли минуты. Жокеям подали сигнал садиться в седло, и Дасти, как обычно, ловко подсадил меня. Я выехал на дорожку, надеясь, что ничего серьезного не случилось. По дороге к старту я успел взглянуть в сторону личной ложи принцессы, расположенной на самом верху трибун, ожидая увидеть ее там вместе со знакомыми.Однако на балконе никого не было. Я впервые ощутил настоящую тревогу. Если бы ей пришлось внезапно уехать с ипподрома, она бы непременно предупредила меня. Не так уж трудно было меня найти: я все время стоял здесь, в паддоке. Хотя, конечно, сообщение могли и забыть передать. Вряд ли слова:«Скажите Киту Филдингу, что принцесса Касилия уехала домой» — сочтут информацией первостепенной важности.Я подъехал к старту, думая, что со временем я все узнаю, и надеясь, что она не получила дурных вестей о своем болезненном и старом, прикованном к инвалидной коляске муже.Котопакси в отличие от Каскада буквально завалил меня информацией в основном о том, что он чувствует себя хорошо, что он не имеет ничего против холодной погоды, что он не участвовал в скачках с Рождества и рад снова очутиться на ипподроме. Январь был снежный, в начале февраля стояли морозы — а такие страстные поклонники скачек, как Котопакси, не любят подолгу застаиваться в конюшне.Уайкем — в отличие от большинства газет, — не ожидал, что Котопакси одержит победу в Ньюбери.— Он еще не готов, — сказал он мне по телефону накануне вечером. Он наберет форму только к самому Большому национальному. Приглядывай за ним, Кит, ладно?Я пообещал, что буду приглядывать за ним, ну а теперь, после Каскада, собирался исполнить это обещание как можно тщательнее. Остерегаться Мейнарда Аллардека и послать к черту этого принца Литси. Мы с Котопакси прошли дистанцию осмотрительно, собранно, аккуратно подходя к каждому препятствию, чисто взяли их все одно за другим, радуясь своей ювелирной работе и не тратя лишнего времени. Я достаточно размахивал хлыстом, чтобы создать иллюзию, что мы полностью выложились на финише, и пришел третьим — неплохо, обнадеживающе близко к выигрышу. Хорошая тренировка для Котопакси, залог будущего успеха для Уайкема, радостное предвкушение для принцессы.Во время скачки в ложе ее не было. Не появилась она и там, где расседлывают лошадей. Дасти бормотал что-то невнятное по поводу ее отсутствия.Я поспрашивал в весовой, не просила ли она мне что передать, но безрезультатно. Я снова переоделся к пятой скачке, а потом сменил жокейский костюм на обыкновенный и решился все же зайти в ее ложу, как делал каждый раз по окончании скачек, спросить у официантки, которая там прислуживала, не знает ли она чего-нибудь.Принцесса имела собственные ложи на нескольких ипподромах, и все они были отделаны одинаково — в кремовых, кофейных и персиковых тонах. В каждой были обеденный стол и стулья, чтобы можно было перекусить, а за ними стеклянная дверь, ведущая на балкон. Она регулярно принимала там знакомых, но сегодня ни ее, ни знакомых не было видно.Я коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, повернул ручку и вошел.Стол, как обычно после ленча, был отодвинут к стене, чтобы освободить место, и на нем было расставлено все, что требуется к чаю: маленькие сандвичи, пирожные, чашки с блюдцами, спиртное, коробки с сигарами. В тот день все это было не тронуто, и в комнате не было официантки, которая разливала чай и всякий раз с улыбкой спрашивала, класть ли мне лимон.Я подумал, что в ложе никого нет, но ошибся. Принцесса была здесь.Она сидела на стуле. А рядом с ней молча стоял человек, которого я не знал. Он не был похож на одного из ее знакомых. Немногим старше меня, стройный, темноволосый, с твердым профилем и решительным подбородком.— Принцесса... — начал я, войдя в комнату. Она повернула голову в мою сторону. На ней все еще была соболья шубка и русская шапка, хотя обычно она снимала уличную одежду, когда входила в ложу. Она смотрела на меня невидящим взглядом. Глаза у нее были пустые и остекленевшие. «Шок», — подумал я.— Принцесса! — встревоженно повторил я. Тут заговорил незнакомец.Голос у него был под стать профилю и подбородку: решительный, уверенный, полный внутренней силы.— Убирайтесь! — сказал мужчина. Глава 2 И я убрался.Я не собирался влезать без приглашения в личные дела принцессы. Это чувство оставалось со мной до тех пор, пока я не спустился вниз.Но к тому времени, как я вышел на улицу, я уже пожалел, что удалился так поспешно, даже не спросив, не могу ли я чем-нибудь помочь. Слишком уж настойчивым был безапелляционный тон незнакомца. Поначалу я решил, что он всего лишь защищает принцессу, но теперь, оглядываясь назад, я не был так уверен в этом.Я подумал, что, если подожду, когда она спустится вниз, хуже не будет. Ведь спустится же она рано или поздно! Надо выяснить, как обстоит дело. Если незнакомец по-прежнему будет с ней, если он так же решительно отошлет меня, если она будет ожидать от него поддержки, тогда я по крайней мере дам ей знать, что в случае чего она может на меня рассчитывать.Я прошел через ворота паддока к автостоянке. Шофер принцессы, Томас, как обычно, ждал ее в ее «роллс-ройсе».Мы с Томасом почти каждый день встречались и здоровались на автостоянке. Томас, флегматичный лондонец, спокойно читал книжку, не обращая внимания на спортивные страсти, кипящие вокруг. Большой и надежный, он возил принцессу уже много лет и знал ее жизнь не хуже любого из членов ее семейства.Он увидел меня и помахал рукой. Обычно вскоре после того, как я выходил из ложи принцессы, появлялась и она сама, так что мой приход был для Томаса сигналом заводить мотор.Я подошел к нему, и Томас опустил стекло, чтобы поболтать.— Ну что, она идет? — спросил он.Я покачал головой.— Там с ней какой-то человек... — Я сделал паузу. — Вы его не знаете? Довольно молодой, темноволосый, худощавый?Томас поразмыслил и сказал, что не припомнит такого. А почему это меня тревожит?— Она не смотрела последнюю скачку.Томас резко выпрямился на сиденье.— Такого не бывает!— Не бывает. Но она ее не смотрела.— Это плохо...— Вот и я так думаю.Я сказал Томасу, что вернусь посмотреть, все ли с ней в порядке, и оставил его таким же озабоченным, как я сам.Кончилась последняя скачка, народ быстро расходился. Я встал в воротах, чтобы не разминуться с принцессой, и всматривался в лица проходящих.Многих я знал, многие знали меня. Я раз сто сказал «до свидания», но меховая шапка так и не появилась.Толпа превратилась в тоненький ручеек, потом в отдельные группки по двое, по трое. Я медленно пошел в сторону трибун, нерешительно прикидывая, не стоит ли мне снова подняться в ложу.Я был уже у самых дверей, когда принцесса вышла. Даже с двадцати футов я видел неестественный блеск ее глаз, и шла она так, словно не чуяла земли под ногами: высоко поднимала ноги и тяжело опускала их на землю.Она была одна, а одной ей быть сейчас явно не стоило.— Принцесса, — сказал я, подойдя к ней, — позвольте я вам помогу!Она посмотрела на меня невидящим взглядом и пошатнулась. Я крепко обхватил ее за талию, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не сделал, и почувствовал, как она напряглась, словно отвергая помощь.— Со мной все в порядке! — сказала она дрожащим голосом.— Да? Ну, тогда обопритесь на мою руку.Я выпустил ее талию и протянул ей руку. Она поколебалась, но все же оперлась на нее. Лицо Касилии было бледным, и временами она вздрагивала всем телом. Я медленно повел ее к воротам и дальше, на стоянку, где ждал Томас. Он встревоженно переминался с ноги на ногу. Увидев нас, распахнул заднюю дверь.— Спасибо, — сказала принцесса слабым голосом, садясь в машину. Спасибо, Кит...Принцесса опустилась на заднее сиденье, уронив по дороге свою шапку, и с отсутствующим видом смотрела, как шапка покатилась по полу. Она стянула перчатки и прижала руку ко лбу, прикрыв глаза.— Кажется, я... — Она сглотнула. — Томас, нет ли у нас воды?— Есть, мадам! — поспешно ответил он и бросился к багажнику достать маленький холодильник, который всегда возил с собой, чтобы любимые напитки принцессы — терновый джин, шампанское и шипучая минеральная вода — были под рукой.Я стоял у открытой дверцы. Согласится ли принцесса принять мою помощь? Я прекрасно знал, как она горда, как умеет владеть собой и как она требовательна к себе. Она не потерпит, чтобы кто-то счел ее слабой.Томас принес ей минеральной воды в стакане граненого стекла, где позвякивали льдинки. Она сделала два-три маленьких глотка и застыла, глядя в никуда.
1 2 3 4 5