Они шли по белым сверкающим иглам, глухие к жестоким насмешкам, злобным проклятиям и молчаливому удивлению врагов. Великан-якви, ударивший офицера, держался прямо, но все его мускулы его голого бронзового тела дрожали, а темное лицо дышало презрением к убийцам.
Когда шишки кактуса настолько облепили его ноги, что уже не было возможности переставлять их, офицер приказал солдатам добить обоих индейцев, которых не могла доконать ужасная пытка, наводящая ужас на мексиканцев.
Монтес, бразилец, сидел развалившись в тенистом уголке дока. Горячее солнце Юкатана выводило его из терпения. Неподвижный воздух был напоен едким горячим ароматом генеквена. Монтес, находившийся на Юкатане по поручению правительства Бразилии, успел возненавидеть этот запах.
С некоторых пор одно обстоятельство нарушило его покой и мешало ему всецело отдаться работе. Его тщеславие было задето, его гордость уязвлена, в сердце его была буря, вызванная одной из красавиц Мериды.
Пока Монтес, охваченный ленью, сидел в тени, болтая спущенными ногами, в нем боролись два желания – желание отправиться домой и странное желание остаться на Юкатане.
Он взглянул на залив. Канонерка «Эсперанса» бросила якорь. На этот раз она привезла живой груз: пленников-индейцев племени якви, захваченных среди диких плоскогорий Северной Соноры – новых рабов, которым суждено погибнуть на полях генеквена.
Монтес увидел лейтенанта Пиреца, спускавшегося с пристани во главе шеренги надсмотрщиков.
Напряженно глядя на офицера, бразилец, ощутив легкий внутренний холод, неожиданно решил, что продлит свое пребывание на Юкатане. Странное, неопределенное чувство вынуждало его к этому. С горечью он назвал его «ревнивым любопытством». На долю Пиреца выпало расположение матери сеньориты Долорес Мендоса, красавицы, которая однажды улыбнулась Монтесу. Она любила Пиреца не больше, чем любого из знатных юношей Мериды. Но она выйдет замуж за него.
Монтес поднялся и вышел из тенистого места. Его работа на Юкатане доставляла ему положение, равное положению Пиреца, но он всегда чувствовал, что маленький уроженец Юкатана смотрит на него сверху вниз.
– Добрый день, сеньор! – ответил Пирец на его приветствие.– Еще якви!
В это время к пристани быстро приблизилась большая барка, с которой согнали индейцев и, сбив их в тесную толпу, окружили стражей.
Покончив с погрузкой продуктов генеквена на освободившуюся баржу, Пирец приказал пленникам, окруженным надсмотрщиками, двинуться в путь. Миновав тень, отбрасыванию огромными пакгаузами, они вышли на залитую солнцем площадь. По распоряжению Пиреца солдаты начали отделять женщин и детей якви от мужчин. Их выстроили в две линии. Идя между ними, Пирец указывал то на одного, то на другого якви.
Монтес вдруг понял значение происходящей сцены, и это произвело на него тяжелое впечатление. Якви – отец и сын, муж и жена, мать и ребенок – еще не понимали, что здесь их ожидает разлука, и разлука навсегда. Наконец одна молодая женщина, с красивым темным лицом и грациозными движениями свободного дикого существа, инстинктом угадала истину и закричала хриплым голосом. У женщины на руках был ребенок. Перебежав площадь, она приблизилось к высокому якви и начала выкрикивать пронзительные, полные горечи, несвязные слова. Этот гигант был ее мужем, отцом ее темноглазого ребенка. Он начал говорить что-то и, положив руку на плечо женщины, выступил из ряда. Увидев это, Пирец быстро пошел к ним.
– Назад, собака якви! – закричал он злобно. Огромными шагами Якви поспешил навстречу Пирецу, и, подойдя к нему, с достоинством сказал:
– Капитан, пусть жена и ребенок пойдут вместе с Якви.
Он говорил по-испански. У него была осанка вождя. Он просил о том, что мог требовать даже от самого жестокого победителя.
Но Пирец увидел в этом только оскорбление своего авторитета. По его приказанию надсмотрщики ударами палок заставили Якви занять прежнее место. Они поступили бы так и с ошеломленной женщиной, если бы она сама не отошла при их угрожающем приближении. Но прежде она взглянула в ужасное лицо мужа долгим, полным муки взглядом.
Монтес посетил нескольких англичан и американцев, с которыми был знаком в Прогрессо, и узнал у них подробности захвата племени якви.
Индейцы жили среди обширных плоскогорий северо-западной Мексики, в пустынной, гористой области, богатой минералами. Более ста шестидесяти лет тянулась война между якви и мексиканцами. И недавно, ссылаясь на кровавые набеги индейцев, правительство решило окончательно уничтожить это племя.
Их выслеживали в самых недоступных убежищах, убивали тех, которые сопротивлялись, а взятых в плен посылали на поля генеквена, где работа была подобна пытке.
Но наиболее интересными были недавно полученные им сведения. Якви считались замечательным народом, с большими умственными способностями, и исключительно выносливым и сильным физически. Большинство из них знали испанский язык. Мужчины становились превосходными рудокопами и рабочими. Кроме того, они не хуже белых научались обращаться с различными машинами. Физически они были чудесно развиты и отличались редкой выносливостью. У шестидесятилетних стариков якви были здоровые, белые зубы и черные волосы. Эти люди пустыни могли пройти пешком в один день семьдесят миль, имея с собою только мешочек с пинолями. Четыре дня они могли обходиться без воды. Рассказывали также о бегунах племени, добившихся в беге невероятной быстроты и выносливости. Вспоминая огромный рост вождя, ширину его плеч и чудесные худощавые гибкие ноги, Монтес легко верил этим рассказам.
Пирец, намеренно разлучивший вождя с любимой женой и ребенком, поступил жестоко и низко. И теперь безотчетное чувство презрения и ненависти которое Монтес питал к маленькому офицеру, казалось, получило свое оправдание. Но, стараясь быть справедливым, Монтес сознавал, что поступок офицера только усилил ненависть, уже бывшую в нем.
Бразильцу казалось, что, присутствуя на площади, он уловил какое-то дурное предзнаменование, касающееся Пиреца. Один из молчаливых, сосредоточенных якви, вероятно, убьет этого украшенного эполетами отпрыска одной из богатейших фамилий Юкатана.
Монтес прочел это на лицах индейцев. Он жил среди отважных, легко проливающих кровь гаучо, и ему нетрудно было угадать угрозу, затаенную молчаливыми, озлобленными дикарями. И Монтес не старался скрыть от себя, что он не будет жалеть, если один из якви убьет расфранченного мексиканца.
В его жилах текла испанская кровь, и он не раз восхищался первобытными, кровожадными страстями гаучо; ему легко было заставить себя поверить предчувствию. Вождь якви очаровал его. Монтес решил узнать, куда будет отправлен этот гигант и не упускать его из виду.
В глубине Юкатана находились обширные бесплодные пространства, годные только для возделывания генеквена. Кроме дикого кустарника и генеквена, ничто не могло расти здесь. Известковая почва не задерживала влаги. Вода просачивалась сквозь поры известняка.
Тут и там, на протяжении многих миль, находились подземные пещеры, наполненные водой, и вблизи них обыкновенно красовались асиенда какого-нибудь богача-плантатора. Климат был жаркий и сырой, и для людей, привыкших к возвышенным местностям, он оказывался смертельным.
Плантации дона Санчо Пиреца, отца молодого лейтенанта, занимали пятьдесят тысяч акров. Они примыкали к ста тысячам акров владений донны Изабеллы Мендоса. Тщеславный старик дон Санчо мечтал о том, чтобы слить эти плантации и таким образом сделаться самым крупным промышленником страны. Для этой цели он давно уже добивался для своего сына руки прекрасной дочери донны Изабеллы.
Гигант-индеец Якви, которого молодой Пирец так жестоко разлучил с женой, оказался в группе пленников, назначенных офицером для работы на плантациях его отца.
На ночь индейцев сковали по рукам и, словно стадо диких зверей, загнали в ограду, охраняемую вооруженной стражей. На рассвете их отправили на поля генеквена. За целый день каждый из них получал в пищу только один ломоть скверного сырого хлеба.
Когда более слабые из пленников начинали отставать в работе, их подгоняли ударами кнута.
Якви знал, что он никогда уже не увидит жену и ребенка, никогда не услышит о них, не узнает, что стало с ними. Он работал как каторжник. Учитывая его силу и выносливость, его назначали на самую тяжелую работу. И он знал, что это будет продолжаться до тех пор, пока он не свалится с ног.
Якви должен был срезать волокнистые листья генеквена. С широким изогнутым ножом ходил он среди бесконечных линий столетних растений, срезая нижние круги листьев. Листья, срезанные с одного дерева, были так тяжелы, что ему приходилось относить их к ближайшей ручной повозке. Остальные индейцы возили эти повозки по аллеям, собирая груз.
Куда бы ни обращал Якви взгляд, всюду простиралась обширная зеленая пустыня и туманный, словно окрашенный медью горизонт, изрезанный остриями огромных, напоминающих пики листьев. Он родился и вырос среди гористых плоскогорий, далеко на севере, где холодный утренний воздух румянил лицо, а солнце в полдень едва успевало согреть тело; где были травы и вода, цветы и деревья, где зияли красные каньоны, и темные вершины вонзались в небо. Здесь темной, душной, сырой ночью он был закован в цепи, а на весь длинный день отдавался во власть жестокого солнца на плантациях, где носились испарения генеквена, где дыхание становилось стесненным, воспалялись глаза, а голые ноги делались похожими на исковерканные копыта.
Наступило время, когда Монтес заметил, что Якви перестал обращать свое лицо к северу,– стране, которую ему уже не суждено было увидеть. Он не отдавался больше бесплодным мечтам. Он знал, что его жена и ребенок умерли. Так как что-то умерло в его душе, и он стал слышать странные, тихие голоса. Он прислушивался к ним, и кровь его закипала. Он работал и ждал.
Ночью, в густо набитом грязном шалаше, куда легко проникала сырость тропических рос и где вокруг него были только безмолвные распростертые тела измученных индейцев, он лежал с открытыми глазами и ждал целыми часами, пока, наконец, беспокойный сон не овладевал им. Днем, на полях генеквена, где раскаленный ветер кружился среди деревьев, слушая стоны разбитых, изнемогающих товарищей, он ждал с терпением, свойственным якви.
Он видел, как били плетьми и морили голодом его людей. Он видел, как, измученные, сжигаемые палящими лучами солнца, они теряли последние силы, умирали под огромными генеквенами, а их трупы бросали в канавы с жидкой известью. Один за другим они погибали, и новые пленники занимали их места. Якви узнавал индейцев других племен. Но они не узнавали его. Он сильно изменился. От него остался один остов прежнего вождя якви. Он не рассказывал новичкам о пытке, ожидавшей их. Казалось, он был немой. Он только ждал, и, чем ужаснее становились страдания его друзей, пламя ненависти с каждым днем все ярче разгоралось в нем. Он видел, как они умирали, и как начинали гибнуть новые товарищи. Они были обречены. Их будут подгонять плетьми до тех пор, пока они не свалятся с ног. Тогда другие займут их места, и, наконец, не останется больше ни одного якви. Солнце его народа зашло.
Якви и их товарищи по работе имели один день отдыха. Но и тогда они не были свободны. Постоянно их окружали солдаты и надсмотрщики. В воскресенье происходил бой быков в одном из огромных коралей асиенды. В этот день Якви исполнял еще добавочную работу. Монтес заметил, что индеец всегда с нетерпением ожидал этого дня. Сын старого дона, лейтенант Пирец, приезжал из города, чтобы присутствовать при бое быков. И в мрачной душе Якви укреплялись терпение и надежда.
Якви помогал убирать с арены издыхающих лошадей с распоротыми животами и засыпал песком свежие кровавые пятна. Часто Монтес замечал, что индеец смотрит на переполненные места для зрителей, откуда седой старик дон Санчо и его семья наблюдали зрелище. Там сидели красивые, темноглазые женщины с белым кружевом, наброшенным на волосы. Лейтенант Пирец склонялся к сеньорите. Индеец наблюдал за нею со странным, напряженным вниманием. Казалось, ее не трогали усилия пикадоров разъярить быка для вооруженного шпагой матадора. Когда он появился, сеньорита оживилась. Но только кровь, окрасившая сияющее лезвие, заставила ее обнаружить всю страстность своей натуры.
Наконец Якви перевел взгляд на темное надменное лицо молодого Пиреца. Монтес видел, как преобразился в этот момент облик вождя-великана… Когда Якви отвернулся, разве он не прочел в красном зареве вечернего солнца, в красном блеске окровавленного песка обещания о возмездии? Монтес понял, что, если Якви проживет еще некоторое время, произойдет то, что он давно предчувствовал. А смерть, очевидно, была далека от индейца. Суровая пустыня закалила его жизненные силы. А в его глазах навсегда запечатлелся грубый толчок Пиреца, разлучившего его с женою и ребенком.
В последнее время сеньорита стала обращать больше внимания на Монтеса. Над серьезным, смиренным поклонником она только подсмеивалась; но к властному, пылкому мужчине, ухаживание которого начинало принимать какой-то загадочный характер, она не могла остаться равнодушной. Это не охладило страсти Монтеса, но произвело в нем какую-то неуловимую перемену.
Монтес жил в Мериде, где все богатые плантаторы имели городские особняки. Требовалось немного времени, чтобы верхом доехать отсюда до асиенд обоих интересовавших его семейств. В последнее время у него вошло в привычку после посещения полей генеквена, в первые теплые часы на склоне дня, заходить к сеньорите Мендоса. Раньше его визиты официально принимались донной Изабеллой, но с недавних пор она, не нарушая дневного отдыха, стала оставлять его вдвоем с Долорес. Монтес понял значение этого – будущая судьба Долорес была решена, и теперь не было опасности оставлять ее одну. Но Монтес держался той теории, что будущее девушки полно неожиданностей.
1 2 3 4 5