Ему показалось, что шайка подростков напала на милого, улыбчивого, добродушного юношу, и он решил проявить героизм. К тому времени подростки вдоволь натешились потасовкой, перспектива выбить барабанную дробь на голове полицейского показалась им заманчивой. Хэвиленд вынул револьвер и очень тактично выстрелил в воздух раз-другой, давая понять молодежи, что на сцену выступил Закон, с которым шутки плохи. Но один из юнцов, вместо того чтобы преисполниться почтения к Закону, ударил Хэвиленда куском свинцовой трубы по руке и вышиб из неё револьвер, а его приятели превратились в юных барабанщиков.К тому времени, когда они исполнили несколько популярных мелодий, рука Хэвиленда была сломана в четырех местах, а его физиономия напоминала мясной фарш, дважды пропущенный через мясорубку.Сломанная рука болела адски. Но самое печальное было в другом: врачи, опасаясь, что кости срастаются неверно, решили снова сломать руку. Хэвиленд только-только дослужился до детектива третьего класса и боялся, что сломанная рука помешает его дальнейшей карьере. Но боялся он напрасно. Рука срослась правильно. Роджер Хэвиленд снова стал нормальным человеком, если не считать едва заметного сдвига в его психике после неудачной попытки сделать людям добро. Хэвиленду и прежде случалось вступать в диалог со свинцовой трубой. У сотрудника 87-го участка немного шансов выжить, если он не знает, как возражать свинцовой трубе, бейсбольной бите, монтировке или иным веским доводам своих оппонентов. Но впервые за время работы в полиции Хэвиленда избили те, кому он пытался помочь. Он начал подозревать, что и симпатичный юноша, которого он пытался защищать, не только был среди тех, кто потащил его, уже безоружного, добивать в закоулок, но и нанес ему несколько очень ощутимых ударов. Так не поступают с добрым самаритянином. Так не поступают даже с недобрым самаритянином.На больничной койке Хэвиленд принял важное решение. Отныне, решил он, пусть все эти мерзавцы идут туда-то и туда-то, а также их отцы и матери. Сволочи все до одного! Провались они все сквозь землю! Пусть весь мир катится туда же. Отныне Роджер Хэвиленд будет печься лишь о Единственном и Неповторимом. О себе самом! Все остальные пусть идут туда-то и туда-то.Это был черный день для человечества. И в первую очередь для всех тех, кому пришлось расхлебывать кашу, которую заварила шайка подростков, избившая когда-то Роджера Хэвиленда.С другой стороны, если бы Роджер Хэвиленд придерживался однажды избранного курса, он был бы жив и сейчас. Но так уж устроен человек. О, губительная снисходительность к ближнему! Если бы Хэвиленд всегда и во всем оставался тем негодяем, которым он решил стать, все шло бы отлично. Но его погубило благородство.Потому-то в его гибели и впрямь есть что-то несерьезное.В тот вечер Хэвиленд ушел из участка в десять тридцать пять. Он сказал Карелле и Хейзу, дежурившим вместе с ним, что собирается сделать обход. На самом деле он решил выпить чашку кофе и отправиться домой. Из дому он позвонил бы Карелле и сказал, что все нормально и он едет домой. Любой мало-мальски опытный полицейский знает такие маленькие хитрости.Вечер выдался приятный, и Хэвиленд решил немного подышать свежим воздухом. А потому, прежде чем сесть в метро, он устроил себе небольшую прогулку. Хэвиленд не искал приключений на свою голову. Напротив, он был из тех, кто умело избегал ненужных осложнений. Конечно, если его припирали к стенке, он не праздновал труса. Но напрашиваться самому? Нет уж, спасибо! Хэвиленд оставлял этот героизм! В мире ведь полным-полно героев.Иногда бывает приятно пройтись даже по территории восемьдесят седьмого участка. Но местные жители тут ни при чем. Что касалось Хэвиленда, то все эти жиды, пуэрторикашки, макаронники и чернокожие могли идти туда-то и туда-то. И вообще, все люди на свете могли убираться к чертовой матери! Кроме Единственного и Неповторимого.Бывают минуты, когда улицы Айсолы вдруг замирают и в наступившей тишине можно услышать, как бьется пульс большого города. Такое случается весенним вечером, когда небо черное-пречерное, а в нем луна, круглая, как пупок проститутки, и когда все вокруг благоухает.В такие минуты Хэвиленд отдыхал душой. Он вспоминал, что родился и вырос на этих улицах, гонял жестянку с приятелями, а потом влюбился в ирландскую девчонку Пегги Мал-дун. Сегодняшний вечер располагал к воспоминаниям.Хэвиленд шествовал по улицам 87-го участка и ни с кем не здоровался. Велика честь! Он шел, выпрямив спину, с высоко поднятой головой, и на его губах играла кривая усмешка. Хэиленду было хорошо, хотя он ни за что не признался бы в этом.В конце улицы был бакалейный магазинчик, его хозяина звали Тони Ригатони, а кличка у него была Тони-Тони. Хэвиленд вдруг решил заглянуть к Тони-Тони и поздороваться с ним, хотя особенно его не жаловал. Однако каждый человек, возвращаясь с работы, имеет право заглянуть к кому-то из знакомых и поздороваться.Тут-то и началось самое интересное.Подойдя к магазину Тони-Тони, Хэвиленд увидел, что перед входом на тротуаре сидит хорошо одетый человек. Не похож на хулигана или алкоголика. Впрочем, не исключено, что сам Хэвиленд, опьяненный вечерней свежестью, стал хуже соображать. Обычно он подходил к таким типам и рычал: «А ну-ка, поднимайся, подонок!» Но сейчас он поступил иначе – не спеша приблизился к человеку и, остановившись у витрины, вежливо осведомился:– Вы плохо себя чувствуете, мистер?И тут, можно сказать, повторился тот самый давний эпизод, когда Хэвиленд неудачно выступил на защиту симпатичного юноши. Похоже, и сам Хэвиленд это понял: во всяком случае, где-то в голове у него раздался предупреждающий сигнал, потому что он потянулся за револьвером, но было уже поздно.Прилично одетый молодой человек стремительно вскочил на ноги и плечом толкнул Хэвиленда в грудь с такой силой, что тот врезался в витрину. Негодяй же бросился наутек.Хэвиленд не знал, что Тони-Тони валяется в магазине под прилавком, избитый до полусмерти. Он не знал, что молодой человек совершил налет на магазин и, когда он сматывал удочки, Тони-Тони выстрелил ему вдогонку из пистолета, который держал у кассы. Хэвиленд не знал, что сразу после выстрела Тони упал и потерял сознание, а молодой человек сидел на тротуаре, потому что пуля Тони угодила ему в плечо. Хэвиленд не знал ровным счетом ничего.Он успел понять лишь одно, что, потеряв равновесие, падает в витрину. Стекло разлетелось на множество осколков, Хэвиленд почувствовал острую боль и закричал со слезами в голосе: «Ах ты, сволочь, гад поганый, да я тебя...» – но больше ничего сказать не успел. Это были его последние слова.Один осколок перерезал ему яремную вену, другой впился в горло, и на свете не стало детектива Роджера Хэвиленда.Тем временем молодой человек добежал до угла, плюхнулся в «Додж» выпуска 1947 года и укатил. Старуха из местных видела, как автомобиль рванул с места и исчез, но не заметила номера. После того как машина скрылась, она наклонилась к тротуару и стала шарить рукой в потемках, а потом испуганно заморгала, потому что обнаружила на руке кровь.Когда на место происшествия прибыл детектив Коттон Хейз, у бакалейной лавки собралась уже толпа старух. Карелла остался в участке, а Хейз, едва поступил вызов, сел в патрульную машину и поехал разбираться. Старушки почтительно расступились перед ним, потому что прибыл Закон. Надо сказать, что Коттон Хейз неплохо воплощал собой Закон. Его рыжая голова с седым прочерком-молнией возвышалась над толпой, как если бы ей явился капитан Ахав в исполнении Грегори Пека Капитан Ахав в экранизации Г. Мелвилла «Моби Дик» – одна из лучших ролей американского киноактера Грегори Пека.

.Патрульный, стоявший на пороге магазина, не узнал Хейза и, когда тот подошел вплотную, удивленно на него посмотрел.– Я детектив Хейз, – пояснил капитан Ахав. – Карелла остался в участке на телефоне, а меня послал сюда.– Плохо дело, – сказал полицейский.– Что плохо?– Хозяин магазина сильно избит. Касса очищена. Вы знали Хэвиленда?– Какого Хэвиленда?– Роджера. Детектива из нашего участка.– Да, нас знакомили, – кивнул головой Хейз. – А что с ним случилось?– Он сидит в витрине.– То есть как?– Он помер, – сказал полицейский и вдруг ухмыльнулся. – Смех, да и только. Кто бы мог подумать, что Роджера Хэвиленда убьют вот так!– Не вижу здесь ничего смешного, – отрезал Хейз. – Уберите зевак. Хозяин внутри?– Так точно, сэр, – сказал полицейский.– Я иду к нему. А вы запишите имена и адреса свидетелей. Писать умеете?– Что? Конечно, умею.– Вот и пишите, – сказал Хейз и вошел в магазин. Тони Ригатони сидел на стуле, возле него хлопотал второй полицейский. К нему и обратился Хейз.– Позвоните Карелле, – сказал он. – Сообщите, что тут убийство, а не просто налет, как у нас значится. Скажите ему, что убит Роджер Хэвиленд. И поторопитесь.– Слушаю, сэр, – сказал полицейский и выбежал из магазина.– Я детектив Хейз, – сказал Хейз бакалейщику. – А как вас зовут?– Ригатони.– Что произошло, мистер Ригатони?Он взглянул на лицо Ригатони. Тот, кто избил его, не отличался мягкосердечием.– Этот тип вошел в магазин, – начал Ригатони. – Он велел мне вынуть из кассы все наличные. Я послал его к черту. Тогда он меня ударил.– Чем?– Кулаком. Он был в перчатках. Это в июне! Он ударил меня изо всех сил. И стал избивать. Да, когда он вошел в магазин, то сразу опустил на дверях шторы.– И что было дальше?– Он зашел за прилавок и выгреб все из кассы. У меня там была выручка за день.– Сколько?– Долларов двести, а то и триста. Этот сукин сын забрал все.– А где были вы?– На полу лежал. Он страшно избил меня. Когда он рванул к выходу, я встал на ноги. Еле-еле поднялся. В ящике кассы я держу пистолет. Разрешение у меня есть, тут все в ажуре. Я выстрелил ему вдогонку.– И попали?– Думаю, да. По-моему, он упал. Потом у меня в голове все помутилось, и я потерял сознание.– Как Хэвиленд угодил в витрину?– Какой ещё Хэвиленд?– Детектив, который разбил стекло.– Не знаю, я не видел, как это случилось, я был без сознания.– Когда вы пришли в себя?– Минут пять назад.– Сколько ему было лет? Я имею в виду налетчика.– Двадцать три или двадцать четыре. Не больше.– Белый или цветной?– Белый.– Какие волосы?– Светлые.– Глаза?– Не знаю.– Не заметили?– Нет.– Как он был одет?– В спортивную куртку. Рубашка тоже спортивная. Без галстука. И в перчатках. Я уже говорил. В черных перчатках.– Оружие у него было?– Если и было, он его не доставал.– Усы?– Нет. Совсем ещё мальчишка.– Шрамы, родинки, особые приметы?– Ничего такого я не заметил.– Он был один?– Да, один.– Ушел пешком или уехал на машине?– Не знаю. Говорю же вам, я был без сознания. Сукин сын! Едва не сломал мне челюсть...– Простите, сэр, – сказал один из патрульных, появившись в дверях.– В чем дело? – обернулся к нему Хейз.– Тут есть одна старушенция...– Ну?– Утверждает, что видела, как этот тип сел в машину и укатил.– Сейчас я с ней разберусь, – сказал Хейз и вышел из магазина.На первый взгляд казалось, что старуха выжила из ума. У неё были длинные седые космы, к которым, похоже, никогда не прикасалась расческа. Она, надо полагать, ни разу не умывалась с той далекой поры, когда в городе произошла последняя авария водопровода. На ногах у неё были ботинки, которые, по всей видимости, достались от внука, служившего летчиком на Аляске. К потрепанной зеленой шали пришпилена увядшая алая роза. Словно подтверждая впечатление, что старуха рехнулась, одна из женщин в толпе заявила: «А вот и чокнутая Конни!»Словом, все говорило о том, что старуха и впрямь не в себе.Но даже работая в тридцатом участке, Хейз твердо усвоил: те, кто выглядят психами, сплошь и рядом оказываются толковыми и надежными свидетелями. И наоборот, случается, что нормальные с виду люди на поверку оказываются сумасшедшими. Поэтому он бережно взял старуху под локоток и повел её в магазин так, словно это была его родная бабушка. Чокнутая Конни, похоже, наслаждалась тем, что стала знаменитостью. Она с гордостью взирала на Хейза. Ни дать ни взять, прибыл её возлюбленный, с которым она познакомилась по переписке. Галантно улыбаясь, Хейз усадил её на стул.– Прошу вас, мадам, – сказал он.– Не мадам, а мисс, – поправила его старуха.– Ах да, простите. Как же вас зовут, мисс?– Конни, – сообщила та. – Конни Фицгенри.Она говорила четко и уверенно. Психи так "не говорят.– Мисс Фицгенри, – приятным голосом начал Хейз, – один из патрульных говорит, что вы видели, как грабитель сел в машину и уехал. Это так?– А как вас зовут? – поинтересовалась Конни.– Детектив Хейз.– Здравствуйте.– Здравствуйте. Так вы действительно его видели?– Кого?– Человека, который сел в машину и уехал.– Конечно, – сказала она. – Вы знаете, сколько мне лет?– Сколько?– Семьдесят четыре. Вы бы дали мне семьдесят четыре?– Я не дал бы вам больше шестидесяти.– Серьезно?– Вполне.– Спасибо.– Значит, этот человек...– Завернул за угол, сел в машину и уехал. Я видела это собственными глазами.– У него был пистолет?– Нет.– Какое-то другое оружие?– Нет, сэр.– Почему вы думаете, что это был тот самый человек, который ограбил мистера Ригатони?– Я не говорила, что он кого-то ограбил. Я только сказала, что видела, как он сел в машину и уехал.– Понятно, – сказал Хейз и засомневался в справедливости своего первоначального предположения. Судя по всему, Конни Фицгенри все-таки была чокнутой. – Я хотел спросить, мисс Фицгенри, – уточнил он, – почему вы решили, что в этом человеке есть что-то подозрительное?– У меня есть на то причины, – ответила Конни.– Какие же?– Серьезные.– И все-таки...– Вы считаете, что этот человек ограбил мистера Ригатони? – спросила Конни.– Скажем, у нас есть основания подозревать его.– Как он выглядел? – продолжала допрос старуха.– Как вам сказать?– Волосы?– Светлые.– Так, а глаза?– Мы не знаем.– Как он был одет?– Спортивная рубашка, без галстука. Спортивная куртка. И ещё черные перчатки.Хейз отвечал и удивлялся, как ловко старухе удалось поменяться с ним ролями и превратиться из свидетельницы в сыщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17