– И всю информацию держал в руках! Следил за каждым граммом, так?
– Так, – согласился Птицелов.
– И куда же исчезла без малого тысяча тонн? – будто между делом поинтересовался Гриф. – Если в казне едва насчитали двести сорок.
– Спросите у министра финансов. У бывшего и нынешнего.
– Но они же безбожно врут! – возмутился Гриф. – Мне нужна информация из первых рук, от непредвзятого человека. И честного! И поэтому я не спрашиваю документального подтверждения. На слово верю.
Птицелов помолчал, будто бы вспоминая, вздохнул, словно всхлипнул:
– Разбазарили казну… Хлеб в Америке и Канаде на что покупали?
Гриф улыбнулся и похлопал рукой по сухому стариковскому колену.
– Непрофессионально, Птицелов. Это сказки для народонаселения. Я спрашиваю подлинную информацию, а не пропаганду. Пока работали прииски, мы могли еще двести лет покупать хлеб и булки с изюмом. Так?.. Куда же испарился запас?
Старик сгорбился и покачал в руке птичью клетку.
– Если бы я не ловил птиц, вы не нашли бы меня…
– Да уж, голубчик, – подтвердил Гриф. – Тебя хобби сгубило. Начал бы собирать марки или монеты… И все-таки, Птицелов, придется сказать: когда и кто в течение последних семи лет получал крупные суммы в золоте. Под каким предлогом, на какие цели и по чьему распоряжению. Ты визировал все документы расхода золота и алмазов, тебя министры финансов боялись… Ну?
– Эх, обольстился, – вдруг заговорил Птицелов. – Сколько раз зарекался не ходить на Ваганьковское… Да птица-то запела чудесная, райская… Никогда не слышал.
– Ты не про райскую птицу думай, – посоветовал Гриф. – Я спросил тебя: куда улетела жар-птица? Не валяй дурака, Птицелов. Ты же хочешь спокойно дожить старость и умереть своей смертью.
– Хочу, – вяло признался старик.
– Вот, хочешь. И синюю птицу хочешь поймать, так?
– Так… – проронил Птицелов и замолчал.
Гриф понял, что паузе этой конца не будет, зашел с другой стороны:
– Хорошо. А можешь ты объяснить: с какой целью на объект «Гранитный» однажды ввозили ртуть?
– Ртуть? – переспросил старик и насторожился. – Ее ввозили не однажды… В складских помещениях собирали золотую пыль, обрабатывали упаковку…
– И на это потребовалось семьдесят шесть тонн ртути? – клюнул Гриф. – Мне известно: часть золота амальгамировали. Но кто распорядился? Зачем? И куда потом вывезли амальгаму?
Птицелов молча приблизился к «своей» могиле, поставил клетку на каменную плиту. Гриф недовольно завертел шеей:
– Ты же понимаешь, тебя уже нет на свете. Нет! Ты мертвец!
– Понимаю, – покивал старик и достал из внутреннего кармана упаковку нитроглицерина. – Я все понимаю…
Он в задумчивости присел на могилу, но вдруг оживился, воскликнул:
– Боже мой!.. Я же держал в руках!
– Ну-ну! – тоже воспрял Гриф. – Продолжай! Что ты держал в руках?
– Птицу!.. Как же я не догадался? Это был скворец!
– Какой скворец? – проклекотал Гриф. – Только не нужно играть сумасшедшего! Я знаю, ты в здравом уме и память у тебя исключительная.
– Что же это я? – растерянно и как-то счастливо забормотал Птицелов. – Не узнал… А это скворец! Наверное, зимовал где-нибудь рядом с райской птицей. И выучился петь… Другой птицы там не было! Известный пересмешник и плагиатор! Но как пел, стервец!
Он выдавил таблетку из фольги, покатал красный шарик на ладони, словно каплю крови, и широким движением забросил себе в рот. Гриф что-то почуял, сорвался со скамейки, но было поздно…
Старик мгновенно подломился и рухнул на спину, раскинув руки. Гримаса нестерпимой боли исказила лицо, но кожа в тот же миг расправилась и глаза закрылись сами собой. Гриф бросился к Птицелову, похлопал по щеке, встряхнул за плечи, затем приоткрыл веко.
Бывший начальник контрольно-ревизионной службы был мертв. Яд действовал мгновенно…
Гриф неожиданно пнул безвольное тело, выматерился про себя и кому-то резко махнул рукой. Из-за надгробных камней показались двое в спортивных костюмах, легко подбежали к мертвому Птицелову. Один тут же присел возле трупа, оттянул веки и медленно выпрямился. Оба выжидательно смотрели на полковника Арчеладзе. Тот же, склонясь над мертвым, ощупал его карманы, достал из бокового связку ключей, затем выдернул из расслабленной и еще теплой руки упаковку с нитроглицерином.
– Труп закопаете в эту могилу, – указал он на плиту, где стояла клетка. – Личные вещи и одежду – ко мне в кабинет. Охрану кладбища не снимать, пока не закончите… В руках держал! Выпорхнул… скворец!
Он сел в «Москвич», замер на секунду, потом ударил кулаком по рулю и отщелкнул трубку радиотелефона…
Поиск Птицелова и операция по его разработке готовились и проводились несколько месяцев, но операция провалена по вине самого руководителя. Полковник Арчеладзе не боялся, что его отстранят от работы и выведут за штат либо вовсе отправят на пенсию; он пережил не одну перетасовку еще в бывшем КГБ, затем в Министерстве безопасности и остался на плаву, поскольку его специальный отдел, созданный по высшей воле сразу после августовских событий девяносто первого, занимался поиском утраченной золотой казны СССР и считался неприкасаемым. Более года ушло лишь на создание глубоко законспирированной агентурной сети с внутренними и зарубежными отделениями, разработку двух самостоятельных программ, которые напоминали авиацию ближнего и дальнего действия. Первая предназначалась для мгновенного реагирования на всякую «горячую», внезапно появившуюся информацию; вторая была рассчитана на более кропотливый анализ и агентурный сбор информации. Именно с этой целью во все правые и многие центристские патриотические партии и движения были внедрены опытные агенты, кроме того, на базе шумной, коммунистически настроенной группы интеллигентов-ученых было образовано патриотическое движение с яркой националистической окраской. Арчеладзе мало интересовала политика, однако он имел твердое убеждение, которое разделялось и высшими эшелонами власти: изъятое из государственной казны издыхающей компартией золото должно было непременно объявиться в виде финансирования правых патриотических партий и движений. Для этой цели не следовало заниматься политикой как таковой, а лишь совершать незаметную работу, сходную с трудом маляра: всех, начиная с монархистов и кончая фашиствующими группировками, подкрашивать красной краской, делая таким образом приманку для тех, кто владел теперь «золотом партии». Судя по оперативной информации, финансирование правых осуществлялось пока за счет патриотически настроенных промышленников и коммерческих структур. Это были едва заметные, почти пересыхающие ручейки. Оппозиция держалась на голодном пайке, но и его следовало постоянно урезать, ибо жаждущий всегда быстрее находит путь к воде, чем имеющий при себе полный бурдюк. Таким образом, Арчеладзе заставлял работать лидеров правых партий на себя. Пусть они ищут, пусть больше делают слепых движений, а его зрячие люди за ними присмотрят. Он был уверен, что пропавшая часть золотого запаса не может долго оставаться без движения. Иначе зачем его изымали и тщательно прятали? Рано или поздно при определенных обстоятельствах начнется подпитка «красных», и тогда будет нетрудно отыскать исток этой золотой реки…
«Стратегическая» авиация медленно делала свое дело, но ощущение успеха или поражения больше приносила «тактическая». (Арчеладзе начинал свою службу в особом отделе авиационного полка и потому с давних пор привык мыслить этими категориями.) Птицелов целиком укладывался в повседневную программу, и полученная от него информация могла значительно ускорить поиск, а то и вовсе привести к открытию. Да, видимо, не зря имитировали его смерть, похороны и не случайно упрятали под чужой фамилией и снабдили мгновенно действующим ядом. С самоубийством Птицелова провалился труд архивной группы отдела, которая не один месяц отрабатывала всю документацию Министерства финансов бывшего СССР, касаемую алмазов и золотого запаса. Часть документов, разумеется, исчезла, но остались косвенные указания на эту часть в других, уцелевших. Теперь некому было задавать вопросы… Упоминание о ртути, полученной Третьим спецотделом, натолкнуло экспертов на мысль, что золото вывозилось с объекта в виде амальгамы либо сливалось в специальное подземное хранилище на территории самого объекта. Можно было надежно упрятать драгметалл и в слитках, но как его достать потом с охраняемой территории? Амальгаму же из специального резервуара можно откачать по подземному трубопроводу обыкновенным ручным насосом-лягушкой. Предчувствуя удачу, Арчеладзе добился разрешения на обследование объектов Третьего спецотдела, а при нужде – и раскопок на территории, однако самые современные способы геофизических методов исследования недр не дали никаких результатов. Специалисты по подземным коммуникациям изучили всю прилегающую к объектам местность, жилые строения и никаких «лишних» трубопроводов не нашли, если не считать заброшенных старых канализационных трасс.
А ртуть, отпущенная Министерству финансов, никак не выходила из головы Арчеладзе, поэтому он затребовал всю документацию по операциям с нею за последние десять лет и обеспечил работой архивную группу еще на несколько месяцев. Уже после смерти Птицелова, в середине лета, начальнику отдела доложили странную, настораживающую информацию, которая еще больше запутала дело. Семьдесят шесть тонн ртути – это огромное количество. Такую массу жидкого металла невозможно утаить, спрятать даже при самом несовершенном учете и контроле. Так вот, получалось, что добыча этой ртути производилась «левым» способом и не отображалась в отчетности. Тот, кто задумывал операцию по изъятию части золотого запаса и его хранению, учел абсолютно все. Лишь маленькая оплошность – железнодорожная товарная накладная – выдавала подлинность факта получения Третьим спецотделом груза повышенной опасности. Получатель и сам груз, как требовала инструкция, были зашифрованы, и железная дорога официально как бы не догадывалась, что везет и кому. Но старые ее служащие, искушенные во всевозможных шифрах люди, прекрасно знали, что везут и по какому адресу. Арчеладзе удалось установить даже номера вагонов, в которых прибыла эта партия ртути на товарную станцию, но откуда была отправлена – оставалось загадкой, поскольку документация исчезла не только из папок Министерства финансов. Он понимал, что изъятием части золотого запаса занимался КГБ, – другой организации, способной провести такую операцию, не существовало. Причем делалось это по заранее согласованному плану, разработанному во всех деталях и имеющему двойное, тройное прикрытие. Это означало, что до сих пор живы и здравствуют люди, которых привлекали и к разработке, и к реализации плана. Иное дело, не всех посвящали в главный замысел операции, и они, как те слепые, знали о слоне лишь то, что сумели пощупать. Искать какие-либо материалы в архивах и делопроизводстве КГБ было бессмысленно: те, кто обеспечивал секретность и прикрытие операции, работали безукоризненно. Оставалось единственное – живые люди, и Арчеладзе усадил своих «штурманов» – аналитическую группу на поиск исполнителей. Аналитики избрали метод исключения и почти сразу отстегнули контрразведку: из этой среды вышло слишком много предателей – невозвращенцев из зарубежных командировок и изменников, – жаждущих поведать миру о тайных делах КГБ и тем самым оттягать себе славу борцов с режимом и деньги в виде гонораров за книги-откровения. Однако никто из них не проболтался о самой «горячей» операции, которая бы стала настоящей сенсацией и долго бы смущала и восхищала Европу: золотой запас СССР всегда был тайной для нее, как невеста под чадрой. Следственный аппарат отпал сам собой по причине его занудства и неспособности к блестящим оперативным действиям. Самым боеспособным, въедливым и решительным оставался аппарат политического сыска. Он был самым приближенным к партийному руководству страны и как бы составлял амальгаму, сплавляясь с ним на молекулярном уровне. Вчерашний оперативник этого аппарата мог стать секретарем обкома, а секретарь обкома – оперативником.
Установив таким образом круг своего интереса, «штурманы» Арчеладзе стали сужать его до конкретных личностей. После многочисленной сортировки и чистки политический сыск отчасти растворился в новых службах Министерства безопасности, имея свойства «амальгамироваться», отчасти оказался за штатом. Последние заслуживали особого внимания, и Арчеладзе запросил у аналитиков пофамильный список. Заштатный генерал Тарасов, работавший в совместной фирме «Валькирия», сразу же насторожил и захватил воображение начальника отдела. А то, что фирма занималась поиском неких сокровищ на Урале и была, по сути, правопреемницей Института, входящего в систему Министерства финансов, лишний раз доказывало причастность генерала к операции с золотым запасом. Однако, помня горький опыт с Птицеловом, Арчеладзе не стал ни задерживать Тарасова, ни искать с ним конспиративной встречи. В окружении генерала не оказалось ни одного агента, ни доверенного лица, с кем можно было установить связи и начать оперативную разработку. Пришлось в срочном порядке изучать обстановку и, рискуя провалиться, вербовать двух агентов из команды Тарасова: никого из чужих ему людей генерал бы к себе и близко не подпустил. Новобранцы Арчеладзе были афганцами, примитивными «дикими гусями», ищущими боевых и бандитских приключений, и могли служить лишь «слухачами». А для оперативной разработки требовался опытный, инициативный агент, способный вывернуть генерала наизнанку. Такой человек у Арчеладзе был, но внедрить его без специальной подготовки в генеральское окружение, где находилось с десяток бывших оперативников контрразведки и «нелегалов»-зарубежников, означало погубить и дело, и агента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10