Брал кабину тут, недорого
— в свою очередь иронически поинтересовался я.
— О фантомах наслышаны? Они никогда не бывают оранжевого цвета. Будет весьма прискорбно, если вас ненароком кто-либо подстрелит.
Я чуть не спросил: «У вас здесь что, одни неврастеники?» — но, наткнувшись на строгий взгляд Ктесия, промолчал. Будем считать это второй проблемой, причем гораздо более серьезной, чем собачья преданность имитанта плейширского кугуара.
Из коридора донесся звук размеренных шагов, и в холл вошел коммодор. Не удостоив меня взглядом, он в раскорячку, на негнущихся ногах, подошел к клетке и постучал ногтем по прутьям. Паук быстро, но бесшумно замельтешил лапами, словно обрадовался приходу хозяина. Коммодор тихонько посвистел и снова провел ногтем по прутьям. Стоял он к нам спиной, и, честно говоря, я не был уверен, кто из них свистит — коммодор или паук. Со стороны посмотреть — милуется человек с любимой пташкой в клетке. «Пташкой», ничего, кроме омерзения, не вызывающей.
Внезапно паук снова замер, свист прекратился, и тогда коммодор отвернулся от клетки и направился к нам. Высокий, сухопарый, с непропорционально короткими ногами без стоп, он передвигался будто на ходулях — из-под штанин выглядывали странные костяные образования, Чем-то похожие на раздвоенные копыта. Маннаэяра, родина коммодора, была одной из первых земных колоний, заселявшихся до открытия межпространственного перехода обыкновенными фотонными кораблями. Взять на борт большое количество переселенцев тогда не представлялось возможным, поэтому экспансия человечества в космос осуществлялась в виде замороженных эмбрионов и экипажа из десяти человек, выполнявших по прибытию в колонию роль воспитателей. Что случилось во время перехода от Земли к Маннаэяре, неизвестно (некоторые антропологи считают, что произошло спорадическое облучение эмбрионов, другие — грешат на сбой в программе инкубатора), но когда корабль прибыл на Маннаэяру и воспитатели активизировали инкубатор с десятью тысячами эмбрионов, то все родившиеся мальчики (девочек это странным образом не коснулось) имели дефект «козлоногости», стойко передающийся по наследству. В скелете мальчиков полностью исчезли предплюсны, плюсны и фаланги стоп, берцовые кости в основании разошлись, так что образовали двупалые конечности с ороговевшими окончаниями. Генетика тогда еще не достигла современного уровня, позволяющего устранять хромосомные аберрации, к тому же до открытия межпространственного перехода колонисты Маннаэяры почти четыре поколения находились в изоляции от метрополии. Поэтому, когда было налажено постоянное межпространственное сообщение между Землей и Маннаэярой, колонисты, привыкшие к своему образу и подобию, категорически отказались от исправления уродливой мутации, даже несмотря на то что девочки у них по-прежнему рождаются нормальными.
Основу переселенцев на Маннаэяру составляли скандинавы, однако коммодор Гримур внешне походил на американского индейца — прямые черные волосы, ниспадающие на плечи, горбатый нос, застывшие черты лица, чью невозмутимую суровость подчеркивала серая кожа — еще одна отличительная черта колонистов Маннаэяры.
— Коммодор Гримур, планетолог Вольдемар, — представил нас друг другу Ктесий.
Коммодор молча пожал мне руку, сел напротив и раскрыл поданный Ктесием электронный блокнот. С минуту он читал, затем поднял на меня глаза.
— Вы в курсе того, что во время прокладки туристических трасс придется лазать по скалам? — спросил он, равнодушно пройдясь взглядом по моей отнюдь не спортивной фигуре.
— Да.
— А как же ваша высотобоязнь?
— При заключении контракта мою высотобоязнь посчитали положительным фактором для данной работы.
— Почему?
Вопрос прозвучал бесстрастно, и ни тени удивления не отразилось на застывшем лице коммодора.
— Потому что там, где пройду я, пройдет и любой турист.
— Разумно, — согласился он и снова перевел взгляд на блокнот.
Рано было начинать игру, однако я все же рискнул и включил в себе обостренное восприятие эмоционального фона. Но, странное дело, ничего не уловил. Создавалось впечатление, что коммодор абсолютно равнодушен и ко мне, и ко всему окружающему. Такой же эмоционально инертный, как и выражение его лица.
С минуту он изучал мое представительское досье, затем закрыл электронный блокнот.
— Не понимаю, почему вы, человек зрелого возраста, да еще такой профессии, до сих пор не избавились от столь нелепого недостатка? Насколько знаю, для генетиков это пара пустяков.
Только теперь я уловил отголоски эмоций коммодора. Но эти отголоски оказались весьма неожиданными. Не интересовали Гримура ни моя профессия, ни квалификация, и уж тем более мои врожденные недостатки.
— Почему не избавился? — Я постарался изобразить оскорбленную сдержанность. — По той же причине, по которой вы не устранили свою козлоногость.
Выпад прошел мимо цели. Не то что недовольства не уловил, наоборот, почувствовал снисходительную иронию по отношению к себе. Будто я говорил не о нем, а о ком-то постороннем, чья козлоногость для Гримура была в равной степени непонятной, как и мой неполноценный вестибулярный аппарат.
— М-да… — протянул он и обратился к Ктесию, словно меня здесь не было: — Не персонал, а какой-то паноптикум. И кто только его подбирал? Неужели не могли найти квалифицированных специалистов без изъянов?
Ктесий сочувственно кивнул и отхлебнул из стакана.
Я перевел взгляд с одного на другого.
— Для того чтобы иметь высококлассных специалистов, им надо хорошо платить. Отнюдь не гроши. А так, как говорится в анекдоте: «умных к умным, а мине до тебе».
Но опять мое резкое заявление не вызвало должного эффекта, и я почувствовал, что как одному, так и другому безразлична квалификация подчиненных. И даже вроде бы, вопреки словесному утверждению, такой контингент их гораздо больше устраивал, чем любой иной.
— До мине, так до мине, — равнодушно согласился Гримур. — Завтра в девять утра приступаем к полномасштабным исследованиям. Мы и так отстали от графика на две недели из-за задержки вашего рейса.
— К задержке рейса я не имею никакого отношения! — возмутился я.
— Я тоже, — спокойно ответил Гримур. — Вы успеете к завтрашнему утру настроить и согласовать свою аппаратуру?
Я глянул в безразличные глаза коммодора и запнулся, поняв, что меня выпроваживают. И тогда обостренное восприятие эмоционального фона сыграло со мной злую шутку: полутемный холл представился трюмом парусного корабля, козлоногий коммодор Гримур — пиратом Сильвером, а клетка с пауком — клеткой с попугаем. Дикость какая! Я тряхнул головой и поспешно отключил обостренное восприятие эмоционального фона.
— Д-да, — запоздало ответил я. — У вас ко мне все?
— Все.
— В таком случае — до свидания.
Я встал.
— До завтра, — отозвался Ктесий.
Гримур промолчал.
Резких слов для окончания неприятной аудиенции не нашлось, поэтому я молча развернулся и направился к выходу. Но, уже находясь на пороге, не смог удержаться от мальчишеской выходки — наверное, сказалась активизация повышенного эмоционального восприятия. Шагнул к клетке и, подражая стивенсовскому попугаю, прорычал в неподвижные, как и у его хозяина, глаза паука:
— Пиастр-ры!
Паук испуганно присел, и две капли мутно-зеленого яда, скользнув с хелицер, упали сквозь прутья в стоящий под клеткой черненый металлический поддон. Поза у паука была угрожающая, но голубые «человечьи» глаза продолжали смотреть то ли скорбно, то ли дружелюбно. Нет у пауков ни ресниц, ни век, и зрачки неподвижны, поэтому можно жестоко поплатиться, оценивая настроение членистоногого по разрезу глаз.
Я вышел на крыльцо, но перед глазами все еще стояла, словно фотографически отпечатавшись на сетчатке, клетка с Аранеем. И только тогда я осознал, что поддон под клеткой наполовину наполнен ядом и, кажется, сделан из платины. Если это действительно так, то что же это за существо такое, чей яд обладает столь агрессивной реакционной способностью?
На пронзительно-ультрамариновом небосклоне сияло громадное красное солнце, под ногами расстилался ковер зеленой травы, и безмятежный пейзаж идиллического земного поселка мгновенно развеял неприятный осадок после аудиенции у начальства. А вот излишняя чувствительность мне совсем ни к чему. Следует осторожнее пользоваться обостренным эмоциональным восприятием, чтобы самому не стать неврастеником. Кажется, их и без меня здесь предостаточно.
Поджидавший меня кугуар обрадованно прыгнул навстречу, но в этот раз не стал заглатывать мои конечности, а принялся, как кот, тереться о ноги. Видимо, Борацци, создавая имитанта, существенно подправил психологию зверя, наделив его кошачье-собачьими повадками.
Прекрасно понимая, что мне не удастся избавиться от него никаким способом, я не прогнал кугуара. Лучше дружить.
— Идем, Куги. Куда от тебя теперь денешься… — вздохнул я, потрепал его за загривок и направился к своему коттеджу.
Кугуар этакой гармошкой весело запрыгал вслед, заходя то справа, то слева. Только бы бывший хозяин не вздумал себе в утешение создать еще какого-нибудь имитанта. То-то будет, когда новый имитант столь же бесцеремонно, как и плейширский кугуар, переметнется от Борацци ко мне…
Я представил в роли имитанта Аранея, как он трется о мои колени, в порыве любвеобильности роняя на ботинки прожигающий их насквозь зелено-белесый яд, и содрогнулся. Упаси, как говорится, боже от такой напасти!
В коттедж я Куги не пустил, хотя он самым наглым образом попытался проскользнуть мимо меня через порог.
— Иди погуляй, сейчас ты будешь только мешать, — строго заявил я, отодвигая его ногой и захлопывая перед носом дверь.
Куги пару раз всем телом ударился в дверь, затем жалобно заскулил. Но я не смягчился. Стоит начать потакать имитанту, он и на голову сядет. Как в переносном, так и в прямом смыслах. Учитывая его любовь к заглатыванию, процедура будет не из приятных.
Первым делом я переоделся, как рекомендовал Ктесий, в оранжевый форменный комбинезон и только затем направился в лабораторию. Но и здесь не сразу приступил к работе. Включив дисплей секретаря, прилепил ко лбу присоски мнемоскопирования и, закрыв глаза, воссоздал в памяти образ Аранея. Скрупулезно осмотрев полученное на экране изображение, я немножко подправил его и запустил в информотеку запрос об идентификации. И только затем занялся своими прямыми обязанностями — установкой и настройкой аппаратуры.
Провозился я часа три, все подключил, наладил и согласовал, причем, что удивительно, обошлось без единого сбоя и перенастройки. Приятно все-таки иметь дело с новейшим оборудованием, срок гарантии на которое не истек. Если бы и платили еще соответственно…
Закончив наладку аппаратуры, я направился в душевую и только намылился, как секретарь сообщил, что поиск идентифицируемого объекта закончен, и предложил подать информацию в виде проекции прямо в душевую. Возможно, в среде высокооплачиваемых специалистов и принято рассматривать голографические проекции интересующих проблем, сидя в ванне, подобно Архимеду, но я таким комфортом в своей однокомнатной квартирке на Земле отнюдь не избалован. Поэтому категорически отказался, спокойно закончил мыться, оделся и только после этого вернулся в лабораторию, чтобы ознакомиться с результатами поиска.
В общем-то, я заинтересовался происхождением Аранея ради праздного любопытства, ничего конкретного не подразумевая. Однако результат поиска оказался обескураживающим. Оказывается, Aranei, по-латыни, просто паук, но в то же время в изученной Вселенной именно такого существа, которое сидело в клетке у коммодора Гримура, не существовало! Секретарь представил объемные изображения нескольких внешне похожих пауков и паукообразных из различных миров, среди которых, между прочим, оказался и земной Lycosa singoriensis, но все они размерами не превосходили двадцати сантиметров, к тому же никто из них не имел яда столь высокой агрессивной способности. Похожим ядом, представляющим собой смесь соляной и азотной кислот (в несколько иных пропорциях, чем в царской водке), обладали пауки-камнееды с Абдейры, но эти пауки достигали пятиметровой высоты, были черными, блестящими, с тонкими длинными ногами, которых, кстати, у них было двенадцать, а не восемь, зато глаз всего два, но громадных и фасеточных, словно у насекомых.
Некоторое время я тупо смотрел на экран, пытаясь осмыслить представленную информацию, пока наконец в голове не родились вначале одна, а затем другая версии. По первой — коммодор Гримур вывез это существо с какой-то мало изученной планеты, на которой ему довелось побывать (предпосылки к этой версии имелись в досье коммодора). Но зачем? Чем Гримуру приглянулось это чудовище, чтобы вывозить его с планеты, а затем транспортировать сюда? По второй версии Гримур сам создал эту химеру путем генетических мутаций — но опять же с какой целью? Впрочем, мало ли что может прийти в голову человеку с наследственной козлоногостью.
Версии были неплохие, но в то же время настолько гипотетические, что в них не очень верилось. Скорее всего, была еще и третья версия, но о ней я пока запрещал себе думать. Рано, ой как рано делать какие-либо выводы, пробыв на Мараукане всего-навсего несколько часов.
Я вычистил из памяти секретаря запрос о происхождении Аранея, затем выставил свой хронометр по марауканскому времени. В сутках Марауканы было двадцать шесть часов тридцать две минуты, но, в отличие от земных колоний, где сутки разбивались на двадцать четыре часа с укороченными или удлиненными минутами, здесь два часа тридцать две минуты добавлялись после полуночи, после чего отсчет времени начинался с ноля часов. Своего рода узаконенная практика исследовательских экспедиций, состоящих из представителей различных земных колоний.
Выйдя в гостиную, я заказал секретарю бутерброды и приготовил кофе, с приятным удивлением обнаружив, что, кроме аристонского, в наличии имелся и мой любимый «Арабика».
1 2 3 4 5 6
— О фантомах наслышаны? Они никогда не бывают оранжевого цвета. Будет весьма прискорбно, если вас ненароком кто-либо подстрелит.
Я чуть не спросил: «У вас здесь что, одни неврастеники?» — но, наткнувшись на строгий взгляд Ктесия, промолчал. Будем считать это второй проблемой, причем гораздо более серьезной, чем собачья преданность имитанта плейширского кугуара.
Из коридора донесся звук размеренных шагов, и в холл вошел коммодор. Не удостоив меня взглядом, он в раскорячку, на негнущихся ногах, подошел к клетке и постучал ногтем по прутьям. Паук быстро, но бесшумно замельтешил лапами, словно обрадовался приходу хозяина. Коммодор тихонько посвистел и снова провел ногтем по прутьям. Стоял он к нам спиной, и, честно говоря, я не был уверен, кто из них свистит — коммодор или паук. Со стороны посмотреть — милуется человек с любимой пташкой в клетке. «Пташкой», ничего, кроме омерзения, не вызывающей.
Внезапно паук снова замер, свист прекратился, и тогда коммодор отвернулся от клетки и направился к нам. Высокий, сухопарый, с непропорционально короткими ногами без стоп, он передвигался будто на ходулях — из-под штанин выглядывали странные костяные образования, Чем-то похожие на раздвоенные копыта. Маннаэяра, родина коммодора, была одной из первых земных колоний, заселявшихся до открытия межпространственного перехода обыкновенными фотонными кораблями. Взять на борт большое количество переселенцев тогда не представлялось возможным, поэтому экспансия человечества в космос осуществлялась в виде замороженных эмбрионов и экипажа из десяти человек, выполнявших по прибытию в колонию роль воспитателей. Что случилось во время перехода от Земли к Маннаэяре, неизвестно (некоторые антропологи считают, что произошло спорадическое облучение эмбрионов, другие — грешат на сбой в программе инкубатора), но когда корабль прибыл на Маннаэяру и воспитатели активизировали инкубатор с десятью тысячами эмбрионов, то все родившиеся мальчики (девочек это странным образом не коснулось) имели дефект «козлоногости», стойко передающийся по наследству. В скелете мальчиков полностью исчезли предплюсны, плюсны и фаланги стоп, берцовые кости в основании разошлись, так что образовали двупалые конечности с ороговевшими окончаниями. Генетика тогда еще не достигла современного уровня, позволяющего устранять хромосомные аберрации, к тому же до открытия межпространственного перехода колонисты Маннаэяры почти четыре поколения находились в изоляции от метрополии. Поэтому, когда было налажено постоянное межпространственное сообщение между Землей и Маннаэярой, колонисты, привыкшие к своему образу и подобию, категорически отказались от исправления уродливой мутации, даже несмотря на то что девочки у них по-прежнему рождаются нормальными.
Основу переселенцев на Маннаэяру составляли скандинавы, однако коммодор Гримур внешне походил на американского индейца — прямые черные волосы, ниспадающие на плечи, горбатый нос, застывшие черты лица, чью невозмутимую суровость подчеркивала серая кожа — еще одна отличительная черта колонистов Маннаэяры.
— Коммодор Гримур, планетолог Вольдемар, — представил нас друг другу Ктесий.
Коммодор молча пожал мне руку, сел напротив и раскрыл поданный Ктесием электронный блокнот. С минуту он читал, затем поднял на меня глаза.
— Вы в курсе того, что во время прокладки туристических трасс придется лазать по скалам? — спросил он, равнодушно пройдясь взглядом по моей отнюдь не спортивной фигуре.
— Да.
— А как же ваша высотобоязнь?
— При заключении контракта мою высотобоязнь посчитали положительным фактором для данной работы.
— Почему?
Вопрос прозвучал бесстрастно, и ни тени удивления не отразилось на застывшем лице коммодора.
— Потому что там, где пройду я, пройдет и любой турист.
— Разумно, — согласился он и снова перевел взгляд на блокнот.
Рано было начинать игру, однако я все же рискнул и включил в себе обостренное восприятие эмоционального фона. Но, странное дело, ничего не уловил. Создавалось впечатление, что коммодор абсолютно равнодушен и ко мне, и ко всему окружающему. Такой же эмоционально инертный, как и выражение его лица.
С минуту он изучал мое представительское досье, затем закрыл электронный блокнот.
— Не понимаю, почему вы, человек зрелого возраста, да еще такой профессии, до сих пор не избавились от столь нелепого недостатка? Насколько знаю, для генетиков это пара пустяков.
Только теперь я уловил отголоски эмоций коммодора. Но эти отголоски оказались весьма неожиданными. Не интересовали Гримура ни моя профессия, ни квалификация, и уж тем более мои врожденные недостатки.
— Почему не избавился? — Я постарался изобразить оскорбленную сдержанность. — По той же причине, по которой вы не устранили свою козлоногость.
Выпад прошел мимо цели. Не то что недовольства не уловил, наоборот, почувствовал снисходительную иронию по отношению к себе. Будто я говорил не о нем, а о ком-то постороннем, чья козлоногость для Гримура была в равной степени непонятной, как и мой неполноценный вестибулярный аппарат.
— М-да… — протянул он и обратился к Ктесию, словно меня здесь не было: — Не персонал, а какой-то паноптикум. И кто только его подбирал? Неужели не могли найти квалифицированных специалистов без изъянов?
Ктесий сочувственно кивнул и отхлебнул из стакана.
Я перевел взгляд с одного на другого.
— Для того чтобы иметь высококлассных специалистов, им надо хорошо платить. Отнюдь не гроши. А так, как говорится в анекдоте: «умных к умным, а мине до тебе».
Но опять мое резкое заявление не вызвало должного эффекта, и я почувствовал, что как одному, так и другому безразлична квалификация подчиненных. И даже вроде бы, вопреки словесному утверждению, такой контингент их гораздо больше устраивал, чем любой иной.
— До мине, так до мине, — равнодушно согласился Гримур. — Завтра в девять утра приступаем к полномасштабным исследованиям. Мы и так отстали от графика на две недели из-за задержки вашего рейса.
— К задержке рейса я не имею никакого отношения! — возмутился я.
— Я тоже, — спокойно ответил Гримур. — Вы успеете к завтрашнему утру настроить и согласовать свою аппаратуру?
Я глянул в безразличные глаза коммодора и запнулся, поняв, что меня выпроваживают. И тогда обостренное восприятие эмоционального фона сыграло со мной злую шутку: полутемный холл представился трюмом парусного корабля, козлоногий коммодор Гримур — пиратом Сильвером, а клетка с пауком — клеткой с попугаем. Дикость какая! Я тряхнул головой и поспешно отключил обостренное восприятие эмоционального фона.
— Д-да, — запоздало ответил я. — У вас ко мне все?
— Все.
— В таком случае — до свидания.
Я встал.
— До завтра, — отозвался Ктесий.
Гримур промолчал.
Резких слов для окончания неприятной аудиенции не нашлось, поэтому я молча развернулся и направился к выходу. Но, уже находясь на пороге, не смог удержаться от мальчишеской выходки — наверное, сказалась активизация повышенного эмоционального восприятия. Шагнул к клетке и, подражая стивенсовскому попугаю, прорычал в неподвижные, как и у его хозяина, глаза паука:
— Пиастр-ры!
Паук испуганно присел, и две капли мутно-зеленого яда, скользнув с хелицер, упали сквозь прутья в стоящий под клеткой черненый металлический поддон. Поза у паука была угрожающая, но голубые «человечьи» глаза продолжали смотреть то ли скорбно, то ли дружелюбно. Нет у пауков ни ресниц, ни век, и зрачки неподвижны, поэтому можно жестоко поплатиться, оценивая настроение членистоногого по разрезу глаз.
Я вышел на крыльцо, но перед глазами все еще стояла, словно фотографически отпечатавшись на сетчатке, клетка с Аранеем. И только тогда я осознал, что поддон под клеткой наполовину наполнен ядом и, кажется, сделан из платины. Если это действительно так, то что же это за существо такое, чей яд обладает столь агрессивной реакционной способностью?
На пронзительно-ультрамариновом небосклоне сияло громадное красное солнце, под ногами расстилался ковер зеленой травы, и безмятежный пейзаж идиллического земного поселка мгновенно развеял неприятный осадок после аудиенции у начальства. А вот излишняя чувствительность мне совсем ни к чему. Следует осторожнее пользоваться обостренным эмоциональным восприятием, чтобы самому не стать неврастеником. Кажется, их и без меня здесь предостаточно.
Поджидавший меня кугуар обрадованно прыгнул навстречу, но в этот раз не стал заглатывать мои конечности, а принялся, как кот, тереться о ноги. Видимо, Борацци, создавая имитанта, существенно подправил психологию зверя, наделив его кошачье-собачьими повадками.
Прекрасно понимая, что мне не удастся избавиться от него никаким способом, я не прогнал кугуара. Лучше дружить.
— Идем, Куги. Куда от тебя теперь денешься… — вздохнул я, потрепал его за загривок и направился к своему коттеджу.
Кугуар этакой гармошкой весело запрыгал вслед, заходя то справа, то слева. Только бы бывший хозяин не вздумал себе в утешение создать еще какого-нибудь имитанта. То-то будет, когда новый имитант столь же бесцеремонно, как и плейширский кугуар, переметнется от Борацци ко мне…
Я представил в роли имитанта Аранея, как он трется о мои колени, в порыве любвеобильности роняя на ботинки прожигающий их насквозь зелено-белесый яд, и содрогнулся. Упаси, как говорится, боже от такой напасти!
В коттедж я Куги не пустил, хотя он самым наглым образом попытался проскользнуть мимо меня через порог.
— Иди погуляй, сейчас ты будешь только мешать, — строго заявил я, отодвигая его ногой и захлопывая перед носом дверь.
Куги пару раз всем телом ударился в дверь, затем жалобно заскулил. Но я не смягчился. Стоит начать потакать имитанту, он и на голову сядет. Как в переносном, так и в прямом смыслах. Учитывая его любовь к заглатыванию, процедура будет не из приятных.
Первым делом я переоделся, как рекомендовал Ктесий, в оранжевый форменный комбинезон и только затем направился в лабораторию. Но и здесь не сразу приступил к работе. Включив дисплей секретаря, прилепил ко лбу присоски мнемоскопирования и, закрыв глаза, воссоздал в памяти образ Аранея. Скрупулезно осмотрев полученное на экране изображение, я немножко подправил его и запустил в информотеку запрос об идентификации. И только затем занялся своими прямыми обязанностями — установкой и настройкой аппаратуры.
Провозился я часа три, все подключил, наладил и согласовал, причем, что удивительно, обошлось без единого сбоя и перенастройки. Приятно все-таки иметь дело с новейшим оборудованием, срок гарантии на которое не истек. Если бы и платили еще соответственно…
Закончив наладку аппаратуры, я направился в душевую и только намылился, как секретарь сообщил, что поиск идентифицируемого объекта закончен, и предложил подать информацию в виде проекции прямо в душевую. Возможно, в среде высокооплачиваемых специалистов и принято рассматривать голографические проекции интересующих проблем, сидя в ванне, подобно Архимеду, но я таким комфортом в своей однокомнатной квартирке на Земле отнюдь не избалован. Поэтому категорически отказался, спокойно закончил мыться, оделся и только после этого вернулся в лабораторию, чтобы ознакомиться с результатами поиска.
В общем-то, я заинтересовался происхождением Аранея ради праздного любопытства, ничего конкретного не подразумевая. Однако результат поиска оказался обескураживающим. Оказывается, Aranei, по-латыни, просто паук, но в то же время в изученной Вселенной именно такого существа, которое сидело в клетке у коммодора Гримура, не существовало! Секретарь представил объемные изображения нескольких внешне похожих пауков и паукообразных из различных миров, среди которых, между прочим, оказался и земной Lycosa singoriensis, но все они размерами не превосходили двадцати сантиметров, к тому же никто из них не имел яда столь высокой агрессивной способности. Похожим ядом, представляющим собой смесь соляной и азотной кислот (в несколько иных пропорциях, чем в царской водке), обладали пауки-камнееды с Абдейры, но эти пауки достигали пятиметровой высоты, были черными, блестящими, с тонкими длинными ногами, которых, кстати, у них было двенадцать, а не восемь, зато глаз всего два, но громадных и фасеточных, словно у насекомых.
Некоторое время я тупо смотрел на экран, пытаясь осмыслить представленную информацию, пока наконец в голове не родились вначале одна, а затем другая версии. По первой — коммодор Гримур вывез это существо с какой-то мало изученной планеты, на которой ему довелось побывать (предпосылки к этой версии имелись в досье коммодора). Но зачем? Чем Гримуру приглянулось это чудовище, чтобы вывозить его с планеты, а затем транспортировать сюда? По второй версии Гримур сам создал эту химеру путем генетических мутаций — но опять же с какой целью? Впрочем, мало ли что может прийти в голову человеку с наследственной козлоногостью.
Версии были неплохие, но в то же время настолько гипотетические, что в них не очень верилось. Скорее всего, была еще и третья версия, но о ней я пока запрещал себе думать. Рано, ой как рано делать какие-либо выводы, пробыв на Мараукане всего-навсего несколько часов.
Я вычистил из памяти секретаря запрос о происхождении Аранея, затем выставил свой хронометр по марауканскому времени. В сутках Марауканы было двадцать шесть часов тридцать две минуты, но, в отличие от земных колоний, где сутки разбивались на двадцать четыре часа с укороченными или удлиненными минутами, здесь два часа тридцать две минуты добавлялись после полуночи, после чего отсчет времени начинался с ноля часов. Своего рода узаконенная практика исследовательских экспедиций, состоящих из представителей различных земных колоний.
Выйдя в гостиную, я заказал секретарю бутерброды и приготовил кофе, с приятным удивлением обнаружив, что, кроме аристонского, в наличии имелся и мой любимый «Арабика».
1 2 3 4 5 6