Он уже умер.
Чувство гадливой жалости шевельнулось в сенаторе, чтобы хоть как-то заглушить его, он взял с блюда соленую сочну. И тут в зал вбежал Шекро.
- Господин! - крикнул он еще с порога. - Господин! К вам Кикена!
Крон не выразил удивления. Визит консула следовало ожидать. Он неторопливо прожевал сочну, выплюнул на ладонь косточку и аккуратно положил ее на край столика.
- Один? - спросил он.
- С ним десять стражников… «Начинается», - подумал Крон. Он встал с ковра.
- Консула положено встречать лично, - назидательно проговорил он и вздохнул. - Валург где?
- Ждет вас у выхода, мой господин.
Крон кивнул и пошел встречать Кикену. У выхода из зала он оглянулся - Плуст сидел в той же отрешенной позе. Похоже, он ничего не слышал.
В коридоре у парадного входа в виллу выстроилась шеренга стражников в полном боевом облачении. Перед ними прохаживался Валург и давал наставления. Увидев сенатора, он заспешил к нему, придерживая меч, бряцавший о накладные медные пластины на боевом панцире.
- Я думаю, что вы мне не понадобитесь, - предупреждая доклад начальника стражи, сказал Крон.
- Но…
- Знаю, - снова оборвал сенатор Валурга. - Если ты так уж хочешь, пусть сидят в людской и будут наготове. Чем бастурнак не шутит!
Валург кивнул, и стражники, сломав шеренгу, нестройной гурьбой, гремя латами, потянулись в людскую. Крон за локоть придержал Валурга.
- Пойдешь со мной. - Он оглянулся. - А где управитель?
Из-за завеси выглянуло испуганное лицо.
- Ты тоже пойдешь с нами, - бросил управителю Крон и, быстро прошагав по коридору, вышел на крыльцо.
Полуденный зной вязким плотным воздухом стекал по каменным ступеням виллы на посыпанный песком двор, расплавленной медью застывая на латах и шлемах консульского конвоя, полукругом стоявшего у входа в виллу. В центре полукруга, опершись правой ногой о нижнюю ступеньку, ждал Кч-кена. Как ферзь среди пешек. Что-что, а театральные эффекты консул обожал. Нашивки листового золота на кожаном панцире, на плечах и груди, на наколенниках и даже на сандалиях слепили глаза; плюмаж дымно-фиолетовых перьев колышущимся облаком повис над золоченым шлемом; а по спине спадал чуть ли не до земли кроваво-багряный плащ. Консулу в полуденную жару в полном боевом облачении было явно несладко.
- Приветствую консула на пороге моего дома! - сдержанно наклонил голову Крон.
- Приветствую и тебя, сенатор!
Кикена смотрел на сенатора снизу вверх, исподлобья, долгим, неподвижным, недобрым взглядом.
- Проходите в дом, консул. Я вижу, вас привели ко мне государственные дела. Их лучше решать в прохладе комнат, а не на жаре под открытым небом.
Кикена икнул и в нерешительности оглянулся на свой конвой. Случилась заминка. Конвой в дом не приглашали, и консул не знал, как ему поступить. То обстоятельство, что предводитель бунтовщиков в свое время был рабом в доме сенатора, не давало ему веского повода для вторжения в дом силой, поскольку Крон объявил на Атрана розыск как на сбежавшего раба.
Консул снова повернулся к сенатору, но тот молчал.
- Останьтесь здесь, - наконец решился Кикена и, махнув рукой конвою, стал подниматься по ступеням.
Крон указал глазами управителю в сторону консульского конвоя. Управитель сбежал вниз, перебросился несколькими фразами с десятником и повел легионеров в тень деревьев.
Кикена с явным облегчением снял шлем, обнажив редкие, коротко обрезанные волосы, слипшиеся от пота. В битве Кикена, конечно, участвовать не будет, войска поведет Тагула, но пускать зайчиков в глаза толпы блеском своего боевого облачения консул начал уже дня три назад.
- Трудная битва будет для нас по такой жаре, - проговорил Кикена, отдавая Крону шлем и проводя руками по волосам. Затем расстегнул застежку плаща.
Крон благоразумно промолчал. Он подхватил падающий плащ и передал его вместе со шлемом Валургу.
- Проходите, консул, - снова предложил сенатор, пропуская Кикену вперед. И уже за его спиной подозвал Шекро и шепотом приказал:
- Смени Калецию. Пусть к столу подает другая рабыня.
Кикена неторопливо шагал по вилле, хмуро осматриваясь. Больше всего его внимание привлекли настенные росписи: лаково-восковые фрески мифологических сюжетов.
Постепенно созерцание их настолько увлекло его, что его лицо разгладилось и он даже завистливо прицокнул языком.
- Я вижу, сенатор, - наконец сказал он, - что вы ценитель не только поэтического слова, но и живописи. Очень сожалею, что ранее мне не приходилось бывать у вас. И если между нами частенько случались расхождения по политическим вопросам, то в живописи, надеюсь, мы бы нашли общий язык.
- Я прекрасно отношусь к живописи, - сказал Крон, - но это не мое увлечение. Стены расписаны еще при моем дяде, Аурелике.
- А кто художник? Крон пожал плечами.
- Жаль… Я бы заказал ему под роспись несколько комнат.
Крон снова промолчал.
«Неужели консул настолько туп, - подумал он, - что не предвидит своего конца и продолжает хвататься за ускользающее благополучие? Или привычка играть свою роль для толпы настолько укоренилась в нем, что он не может ее оставить даже в столь трагический для Пата момент? А может, он верит в победу? Тогда он еще более туп. Просто удивительно, как этот напыщенный ханжа мог занять консульское место».
Они вошли в гостиную, где все в той же позе, тупо уставившись в обеденный столик, сидел Плуст.
- Ба! - удивленно воскликнул Кикена. - Парламентарий Плуст! Давненько я вас не встречал, а вы вот где прячетесь!
При звуке голоса Кикены Плуст вскочил.
- П-приветствую консула… - промямлил он. Появление Кикелы в доме Крона оказалось для него полной неожиданностью.
Консул подошел к столику и опустился на подушку.
- Садись, - милостиво разрешил он Плусту.
Плуст рухнул на свое место. Глаза его наконец остановились - их намертво приковал к себе кулон Осики Асилонского, висевший на шее Кикены.
Крон сел слева от Кикены и хлопнул в ладоши. Из-за завеси быстро просеменила рабыня с большой глиняной чашей воды. Опустившись на колени перед столиком, она протянула чашу консулу. Кикена неторопливо омыл руки, внимательным взглядом осматривая рабыню. Затем, так ничего и не сказав, отвернулся.
- Картретское или иларнское? - спросил Крон.
- Что похолоднее.
- Картрет, - приказал Крон рабыне.
Она молча подхватила чашу с водой и исчезла за завесью. Вскоре появилась с подносом, на котором стояли кувшины с вином и кубки. Когда она наливала вино, низко нагнувшись над столиком, Кикена не преминул заглянуть ей за вырез хиторны.
- Н-да, у твоего раба вкус был ничего.
Крон молча усмехнулся. Шекро успел заменить Калецию другой рабыней.
- За благосостояние и процветание этого дома! - поднял кубок Кикена.
- За победу патского оружия! - спокойно возразил Крон.
Плуст вздрогнул, оторвал наконец взгляд от кулона на шее консула и схватился за свой кубок.
- Да, за победу! - судорожно выдохнул он. Кикена пристально посмотрел на Крона.
- Правильно, - констатировал он и выпил. Плуст громко выдохнул, обвел всех каким-то
странным, затравленным, ищущим поддержки взглядом и вдруг продекламировал:
- Как кровь, вина журчащие струи… - Он запнулся, очевидно, дальше не знал. - Струи журчащие…
Консул с немым удивлением уставился на него. Но Плуст уже молчал, снова погрузившись в отрешенность.
- Когда я слышу в стихах упоминание о журчащих струях, - пренебрежительно заметил Кикена, - мне хочется встать и помочиться.
Он отломил кусочек лепешки, обмакнул в соус и отправил в рот.
- Отличный соус! - похвалил он, дожевав. - Как-нибудь пришлю к вам своего повара, пусть возьмет рецепт.
Кикена неторопливо вытер руки, губы и повернулся к Крону всем телом. Взгляд его снова стал недобрым и тяжелым.
- Меня привели к вам, сенатор, государственные дела. Сенат требует от вас выдачи Кале-ции.
- Рабыни Калеции, - поправил его Крон.
- Да, вашей рабыни.
- Насколько мне известно, - спокойно заметил Крон, - согласно всем скрижалям, рабы являются собственностью господ, а собственность в империи неприкосновенна, если только человек, владеющий этой собственностью, не является врагом империи. Рабыня Калеция - моя собственность. Следует ли так понимать, что если Сенат требует конфискации моей собственности, то мое имя внесено в проскрипционные списки?
Что-то мигнуло в глазах консула.
- Никто не считает вас врагом империи. Сенат заплатит вам за рабыню.
Крон пожал плечами.
- Это что4то новое в решениях Сената. А завтра он не захочет купить мою виллу? Я не собираюсь ничего продавать.
Лицо Кикены потемнело.
- Послушайте, сенатор, - повысил он голос, - вы прекрасно знаете, зачем нам нужна Калеция! Она была любовницей Атрана, предводителя взбунтовавшихся рабов!
- Ну и что? Кикена взбеленился.
- Имея ее в своих руках, мы заставим Атрана сложить оружие!
- Не мелите чепухи, консул. Если, допустим, шайка разбойников захватит одну из ваших многочисленных любовниц и потребует с вас выкуп, то что они получат? Да ни ломаного звонда!
Глаза у Кикены налились кровью, на шее напряглись жилы. Ненавистью, брызжущей из него, он буквально испепелял Крона.
- Я повторяю: Сенат требует выдачи Калеции!
- Успокойтесь, Кикена, - примиряюще сказал Крон. - В конце концов, я тоже сенатор. Поэтому не вижу разницы, где будет находиться заложница - в тюрьме Сената или у меня под стражей. Пусть она останется здесь, а Сенат попробует предложить ультиматум Атрану. Но вряд ли из этого что-либо получится. Я же свою собственность терять не намерен. Тем более, - Крон попробовал спошлить, - что у меня тоже хороший вкус.
Кикена молчал. Такое предложение его явно не устраивало. Консул хотел иметь хоть один козырь в своих руках.
- Вы заставляете меня применять силу, - процедил он.
Крон весело посмотрел в глаза Кикене.
- В таком случае, вы привели с собой весьма малочисленный отряд. Чтобы с ним справиться, я даже своих стражников не позову на помощь. И вы это знаете.
Консул знал об этом. С год назад сенатор Страдон подкупил разбойничью шайку Тихони-Кровопуска для покушения на Крона. Поводом послужил памфлет, высмеивающий Страдона за противоестественное сожительство со своими рабами. Памфлет был жесткий и злой, а в Пате даже из-за более невинных проделок подсылали убийц. В ту ночь Крон, не ожидавший нападения, сгоряча уложил в несколько мгновений шестерых нападающих, а остальные поспешно разбежались. При выборах консулу удалось замять имя своего приспешника, но случай наделал в Пате много шума. Его даже сравнивали с подвигами мифологических героев, и с тех пор устраивать покушения на Крона остерегались.
- Хорошо, - Кикена побелел от ярости, - мы еще вернемся к этому вопросу…
Глиняный кубок с хрустом лопнул в его руке. Он швырнул осколки на стол, встал и, не попрощавшись, зашагал в выходу.
Плуст испуганно проводил его взглядом, затем посмотрел на Крона. Сенатор улыбался.
- Я, пожалуй, тоже пойду, Гелюций, - робко сказал Плуст. - Совсем забыл, мне надо зайти…
Глаза его бегали, он не знал, что придумать.
- В общем, у меня дела.
- Дела так дела, - пожал плечами Крон. - Прощай.
Плуст вздрогнул. Слово «прощай» дохнуло на него смертью.
- Зачем - прощай? - выдавил он из себя, заглядывая умоляющими, слезящимися глазами в глаза сенатора. - Надеюсь, мы скоро увидимся?
- Да. В Долине мертвых, - мрачно пошутил Крон.
Плуста словно хлестнули шиповыми прутьями. Он скрючился и, поминутно оглядываясь, засеменил прочь.
Крон облегченно вздохнул. Наконец-то он остался один. Теперь можно привести все свои дела в порядок.
Вошел Валург и доложил, что консул, а затем и парламентарий покинули виллу.
- Хорошо,- кивнул Крон.- Распусти стражников, но на ночь удвой караулы. Все.
Он прошел в зал, где обычно работал, вызвал Шекро и приказал разжечь очаг. Затем сел за столик и взялся за бумаги. Казалось, в жизни Крона ничего не изменилось после совещания в храме Ликарпии. Но это касалось только его деятельности как сенатора. Как коммуникатор, он пребывал в полной растерянности. Впрочем, как и все сотрудники Проекта. Все работы на планете были приостановлены, и руководство Проектом полностью перешло в руки службы безопасности Комитета. До сих пор Крон никогда детально не рассматривал свою деятельность со стороны: этическими основами вмешательства занимались теоретики Проблемного института, сами же коммуникаторы, до предела загруженные практической работой, ограничивались лишь шутливым определением коммуникаторства как своего рода миссионерства, в котором им отводилась почетная роль просветителей. Конечно, в Центре подготовки Крон проходил курс этики коммуникаторства, но одно дело поставить себя на место аборигена чисто теоретически, другое - непосредственно оказаться в его шкуре. Рассматривая такую возможность отвлеченно, с высоты земной цивилизации, Крон и не подозревал, насколько страшным может оказаться осознание того, что за тобой наблюдают и что, возможно, на Земле кто-то посторонний, методично, как и он в Пате, проводит в жизнь свои, отличные от земных, пути развития цивилизаций. Нет, он по-прежнему верил в правоту и необходимость своей просветительской деятельности, но проводимая «бортниками» политика «своего» коммуникаторства, тайная, непонятная, выбивала почву из-под ног. Крон и представить не мог, что окажется столь неуверенным в себе. Превратности личной жизни он переносил стойко, и хотя Пильпия видела в его странной любви к Ане серьезную помеху работе коммуникатора, он умел, сцепив зубы, выполнять свой долг, не давая воли чувствам. В работу он уходил с головой, обретая в ней успокоение, хотя и не всегда оставался доволен - многое приходилось выполнять только строго по инструкциям, напрочь исключающим творческую инициативу, так что порой он казался себе биороботом с четкой узкоспециализированной программой. Введение же службой безопасности чрезвычайного положения просто-напросто перечеркивало всю предыдущую работу, вносило в нее сумятицу, если не сказать хаос. Но еще большее смятение вызывали у Крона новые инструкции по переориентации деятельности на выявление неожиданно обнаруженного противника, слежение за ним и возможную, в случае экстраординарных ситуаций, борьбу с ним, а также хлынувший в связи с этим в Пат огромный арсенал ранее запрещенной аппаратуры наблюдения, анализа и прогнозирования и, что совсем уже было беспрецедентным, оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18