— Не надо никуда уходить. Сомневаюсь, что вы услышите что-то новое в этом разговоре.
— Относительно моих дел ты прав — она знает все, — сказал Кейн.
Прохладное терпкое вино в больших серебряных кубках пошло всем на пользу. Роджер прислушался к Реднору лишь один раз — когда тот заговорил, что, дескать, теперь Мод возьмется за Леа.
— Ей не удалось отправить меня на тот свет. Она обязательно попробует сделать это еще разок. Она знает, как я люблю свою жену, — он улыбнулся Леа, — и думает, я стану плясать под ее дудку, если она возьмет Леа в заложницы.
— Мод собиралась выкрасть Леа перед турниром?
Реднор кивнул и с облегчением посмотрел в глаза другу. Слава Богу, наконец, он достучался до него.
— Послушай. Я получил записку от Элизабет Честер. Она предупреждает меня, чтобы я не приводил к себе в дом женщин. Сам понимаешь, я не очень-то обрадовался этому письму. Однако, я думаю, она хотела предупредить, что Леа нельзя прятать у меня в доме. Мой дом будет первым, где ее станут искать. О Господи, какой кошмар! Когда я последний раз разговаривал с ней… — Он закрыл глаза. По его лицу было видно, что ему стало плохо.
— Ты не сказал ей, что твои женщины — не ее дело? — Реднор то ли шутил, то ли предупреждал.
Херефорд нервно вздрогнул и покачал головой.
— Да она из меня печенку вынет. Я должен был сходить помириться с ней.
— Херефорд, ты смелее меня. Я на твоем месте скрылся бы куда-нибудь лет эдак на десять. Может, потом она и подобреет…
А Леа, слушая эту болтовню, недоумевала — что это за женщина, при воспоминании о которой бледнеют двое взрослых мужчин. Похоже, Элизабет Честер обладала немалой властью. Ее наверняка из собственной спальни никогда не выставляли. Леа вспомнила Элизабет — красива, жизнерадостна, остра на язык. Однажды Леа тоже решила дать волю языку и заплатила за это пощечиной. Как же защищаться от тяжелой руки мужа?
Леа очень хотелось, чтобы ее любили. Ей было непонятно, чего хорошего можно добиться, когда муж бьет жену, а та в ответ его ненавидит. Она не верила, что большинство мужчин стараются жить с женами в мире и что порядок, заведенный в родительском доме, не был правилом для всех семей. Она очнулась, только когда Реднор чокнулся с нею кубком.
— Это я виноват? — спрашивал Роджер. Голос его вновь стал ледяным. — А разве это не твой приказ, Реднор? Разве не ты хотел избавиться от меня? Валлийцами раскомандовался. Думаешь, ты и мне можешь указывать, что да как делать?
— Ради Бога, Херефорд! Ты начинаешь напоминать мне Пемброка. Мне нет дела, что ты вбил себе в голову, но я не хочу от тебя избавиться! Я не раскомандовался! Мне хватает хлопот на собственных землях, а ты говоришь про валлийцев… Сядь, пожалуйста. Я надеюсь, мы можем извлечь выгоду из твоих проблем с королем. Ты ведь слышал, что сюда едет Генрих Анжуйский, но вряд ли знаешь некоторые важные детали…
— Конечно, слышал. Неужели ты думаешь, мы с Честером ввязались в эту историю со Стефаном, чтобы усесться на трон самим?
— Из твоих слов я понимаю, что ты ничего не знаешь.
— Я же человек ненадежный, зачем мне говорить? Ты думал, я сразу Стефану донесу, чтобы тот денег отсыпал? — Было видно, что молодой человек обижен не на шутку.
— Роджер, прости, но тогда ты был небезопасен.
Херефорд со стоном вскочил на ноги.
— Да сядь ты, наконец! — одернул его Реднор. — Подумай сам! Ты присягнул Пемброку и Честеру. Значит, твоя обязанность рассказывать своим друзьям, что и где ты слышал. Ты никому зла не хочешь, я знаю, но вот Честер иногда ведет себя весьма неумно, а Пемброк вообще предатель.
Леа подала ему в руки кубок с вином. Роджер тяжело плюхнулся на свое место и стал потихоньку успокаиваться.
— Отрицать всего этого я не могу, — тихо сказал он. — Ты так любезен, что даже не сказал, что и я, а не только Честер, особым умом не отличаюсь.
— Не торопись. И не смотри на меня исподлобья. Я доверяю тебе так, как доверяют друг другу мужчины. А теперь послушай меня. Генрих едет сюда, но дело в том, что он здесь никому не нужен. Ни Мод, ни Глостер не дадут ему ни одного солдата, ни одной монеты… Генрих должен отправляться домой, и чем быстрее, тем лучше. Но нельзя допустить, чтобы он попал в руки Мод. Леа, куда Джайлс запрятал те бумаги? Ага, вот они. Читай, Роджер.
Реднор запахнул на груди рубаху и сделал Леа знак, чтобы она принесла еды — Херефорд будет долго читать.
— Если то, что здесь написано, правда, то Стефан, ввязавшись в войну, не выиграет ее.
— Верно, а потому кто-то должен перехватить Генриха, кто-то, кому он поверит. Ни Филипп, ни я поехать не можем. — Кейн замолчал, не сводя с Роджера глаз. — Я бы остался и попробовал освободить Честера.
— Ты хочешь, чтобы на восток поехал я?
— Да.
— Но я видел мальчишку всего один раз! Он не вспомнит меня.
Кейн улыбнулся.
— Он вспомнит твоего отца. Он получит письмо от Роберта Глостера о твоих достоинствах. Он получит письмо от меня, где я скажу, что ты человек надежный. Кроме того, ты передашь ему бумаги от Стефана.
— А может, это мой долг, а не твой — вытаскивать Честера?
— А что ты можешь сделать для него? Даже если король или королева примут тебя, едва ли они станут слушать.
— Но не будет ли мой отъезд выглядеть как побег?
— Какое тебе дело до того, как это будет выглядеть? — огрызнулся Реднор. — Не все ли тебе равно, что думают о твоих поступках дураки? Есть дела поважнее. Тех пленников, которых ты взял для меня на турнире, надо перевезти в Пейнкастл. Эти люди могут нам с Честером хорошо помочь.
— Вот что я думаю. Королева страшно боится, как бы вся эта история не стала известна совету. Может, лучше оставить пленников здесь? Чуть что, мы их сразу…
Реднор встал и жестом позвал Херефорда к накрытому столу. Он был в смятении — как рассказать о своем новом замысле Роджеру? Однако хорошая еда и доброе вино сделали свое дело — страсти поутихли.
— А я не хочу вытаскивать их на совет. Я хочу лишь припугнуть Мод их рассказами, после чего она уговорит Стефана отпустить Честера. Но так просто расстаться с Честером Мод не захочет. Ей обязательно нужно будет наказать его, причем с пользой и для себя и для короля. Я собираюсь предложить Честеру отдать часть своих владений как выкуп за свободу. Надеюсь, ты проедешь по тем местам и убедишь баронов, что это необходимо.
— Нет!
Реднор уговаривал Роджера не один час. Уже сменили свечи, поставили на стол новую еду, а Кейн все говорил и говорил. Потихоньку Роджер начал уступать, он уже соглашался, что те владения, о которых упоминал Реднор, особой ценности для Честера не представляют. Либо это какая-то глушь, либо по соседству с замками Стефана. Зачем Честеру лишние хлопоты?
Но все-таки Херефорд рвался в бой. Для него это было дело принципа. Если бы только Реднор сказал, где прячут Честера, то он, Херефорд, собрал бы вассалов Честера и освободил друга.
— Роджер, в пятнадцатый раз я прошу тебя проявить хоть каплю понимания. Это может плохо кончиться для Честера.
— Мы должны сражаться, — упирался Херефорд. — У нас есть права, а если Стефан забыл об этом, мы ему напомним. Ты говоришь, Генрих едет. Давай уберем Стефана, а с Честером разберемся позже.
Терпение Реднора было уже на пределе.
— Кто будет убирать Стефана? Ты один? Сколько раз я тебе уже говорил, что сейчас не время для войны. Даже если мы посадим этого мальчика на трон, кому от этого будет польза?
— По-моему, на моих землях порядка больше.
— Роджер, Херефорд — не вся Англия. Кроме того, твои вассалы приняли тебя спокойно из уважения к твоему отцу и твоим собственным заслугам. Ты забываешь, что вокруг Стефана много людей недобрых. Причем, посади на место Стефана Генриха — все равно ничего не изменится. — Вдруг Реднор уронил голову на руки. — Роджер, я больше не могу разговаривать, я чертовски устал. Ступай домой, а завтра встретимся. Думаю, что страшное уже позади. — Он потрепал Херефорда по плечу и с грустью добавил: — В твои годы я мог веселиться ночи напролет…
Уже стоя в дверях, Херефорд обернулся, на губах у него играла озорная улыбка.
— Ты прав, когда у тебя не было жены, ты был менее сонлив. Ухожу, уже ухожу. А кубками бросаться не надо, разобьешь. — И он юркнул в коридор.
Слово «жена» напомнило Реднору о сегодняшнем утре.
— Леа, — загудел он, едва закрылась дверь. — Леа, я был так груб сегодня, прости. Конечно, это твоя спальня, но мальчик был ужасно расстроен.
— Я все понимаю. Иди ко мне, — тихо сказала Леа.
— А ты не сердишься?
— Иди ко мне. Хватит разговоров.
— Но ты мне не ответила.
— Нет, — промурлыкала она, — я не сержусь.
Успокоенный ее ответом, Реднор начал раздеваться и наклонился к ботинкам. Он еще ничего не успел сделать, как рядом оказалась Леа. Она внимательно осмотрела рубец на правой руке. Да, все не так хорошо, как хотелось бы. Руку надо беречь.
Она опустилась на колени, чтобы помочь ему снять обувь.
— Не нужно, — торопливо сказал он.
— А я считаю, — поднимая на него глаза, ответила Леа, — что нужно.
— Поступай, как знаешь, — сдался он. В глубине души Реднор все время боялся ее прикосновений, но с каждым разом она все более приручала его. Он лег в постель и натянул на себя одеяло. Леа едва слышно скользила по комнате — вот плеснула вина в кубки и поставила их рядом с кроватью, вот передвинула в угол кресло, в котором сидел Херефорд. Сквозь дремоту Кейн услыхал, что она раздевается.
— Леа, — сонно пробормотал он, — а почему женские наряды, когда они сняты, выглядят так грустно? Это платье переливалось на тебе серебром, а сейчас лежит как унылая серая тряпочка?
— Может, и на тело без одежды грустно смотреть? — улыбнулась Леа.
— Однажды… Нет, ты прислушайся!
— Что?! — встревожилась она.
— Дождь! Это значит, что кончилась засуха!
20
По всей Англии зарядили проливные дожди, ни пройти, ни проехать. Лошади и скот увязали в грязи. Крестьянам, которые везли свой товар на рынки, приходилось на собственных плечах вытаскивать телеги с провиантом. Дождевые потоки смывали с земли пыль и грязь, скопившуюся за три месяца засухи. Темза вышла из берегов. Люди с отчаянием смотрели на прибитые дождем посевы: чудесный урожай, который вызрел под жарким солнцем, умирал прямо на глазах. Мощные струи дождя вбивали зерно глубоко в землю, запасенное на зиму сено промокло насквозь.
Вернулся в Лондон молчаливый и удрученный Стефан, и с ним вся придворная знать, кроме Филиппа Глостера. С преданными ему людьми Филипп медленно отправился на восток. Филипп чувствовал — смерть близко, и хотел умереть там, где родился. Кейн, получив его последнее письмо, очень расстроился и даже хотел поехать к нему, но передумал. Из письма он понял: Филипп не хочет его видеть. Видимо, Филипп вообще не хотел встречаться с кем-либо. Реднор был в отчаяний и не мог сдержать слез, но, слава Богу, рядом оказалась Леа, и она поддержала его. Обняв его, как ребенка, она долго сидела с ним, утешая. Кейн понял — с потерей нужно смириться.
А двор тем временем пребывал в каком-то лихорадочном веселье — мужчины пили и устраивали игрища с оружием, женщины без конца меняли наряды. Все ждали Генриха Анжуйского.
Леа держалась в стороне от придворной жизни. Когда Мод предложила ей занять место Элизабет Честер, Леа ответила с деланной грустью, что муж вряд ли разрешит ей сделать это. Мод попыталась втолковать ей, что она может вертеть Реднором как хочет, но Леа старательно изображала глупышку. Она тяжко вздохнула и чуть ли не со слезами на глазах посмотрела на королеву.
— Ах, ваше величество, я была бы так рада, но… не решусь заговорить с мужем на эту тему. Может, вы попросите за меня — едва ли он вам откажет.
После своей попытки отправить Реднора на тот свет Мод побаивалась его. До тех пор, пока в руках Реднора находились подкупленные ею наемники убийцы, любая ссора с этим безумцем способна была обернуться грандиозным скандалом, который вполне мог перевернуть и без того шаткий трон ее мужа! Вот если бы она прибрала Леа к рукам, Кейн и пальцем не смог бы шевельнуть. Мод всеми силами пробовала внести раздор между супругами, следила за каждым шагом Леа. Все ее хитроумные планы разбивались о невероятную глупость девчонки и недюжинный ум ее мужа.
Кейн ни на минуту не выпускал жену из виду. Когда она разговаривала с придворными дамами, Реднор слонялся вокруг, навострив уши. Если она выходила из гостиной, даже на минуту, он шел следом и терпеливо дожидался, привалившись к стене, пока она поправляла волосы или платье. Его невозможно было занять ничем — ни разговором, ни игрой, ни выпивкой. Дом, где они жили, охранялся, словно осажденный. Иногда Леа выезжала на рынок — тогда ее сопровождали полсотни до зубов вооруженных солдат и сам Реднор. Охрану он предупредил — если с головы жены упадет хоть один волосок, смерть покажется им счастливым исходом. На душе у Реднора было неспокойно — отец и Пемброк словно растворились в предрассветном тумане. Из Певенси после снятия осады не приходило никаких известий, а из посланий его доверенных лиц в Уэльсе следовало, что Гонта там нет. Ко всему прочему, и жена вела себя как-то очень странно: она могла веселиться со слугами, но тут же приходила в дурное настроение и через мгновение уже плакала горючими слезами. Она то ластилась к нему, то недовольно отталкивала его. Когда Реднор находился в хорошем расположении духа, он на все смотрел сквозь пальцы, но иногда и его терпению приходил конец. Он срывался, начинал ругаться, и тогда Леа билась, чуть ли не в истерике, крича, что ей страшно, ужасно страшно, но чего она боялась, добиться от нее было невозможно.
Леа удивлялась себе, пыталась сдерживаться, но ей это удавалось все хуже и хуже. Она прекрасно знала причину своих страхов, сомнений у нее почти не осталось — она носила в себе ребенка. Леа окончательно в этом уверилась, когда по утрам ее стали преследовать приступы легкой тошноты и головокружения. Мысль о родах приводила ее в ужас, она боялась, что не разродится и умрет, погубив ребенка. Хотя мать ей многое рассказывала, и она знала, как рождаются дети, это не утешало ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44