Она слегка пожала плечами, скорее от усталости, чем от непочтительности.
— Ваше величество хорошо знает, что нет! Но я оставила на галерее моего юного кучера, а во дворце Ростопчина — старых друзей, которые ждут меня и, наверное, тоже уже волнуются…
— Глупости! Со мной вам ничто не угрожает, насколько мне известно! Что касается дворца Ростопчина, там расквартированы гренадеры герцога де Тревиза, так что ваши друзья не оставлены без присмотра! Нужды нет! Я не хочу и слышать о том, чтобы позволить вам совершить какую-нибудь глупость. Кто вас привел сюда?
— Майор Тробриан.
— Еще один старый знакомый! — заметил Наполеон с лукавой улыбкой. — Решительно, они притягиваются к вам словно к магниту. Хорошо, я пошлю за ним, чтобы он занялся вашим Жоливалем и этим… ирландцем, мне кажется, о котором вы говорили. Он приведет их сюда. Слава Богу, в этом дворце всем места хватит…
Констан займется вами, а вечером мы поужинаем вместе. Это не приглашение, сударыня, — добавил он, заметив, что Марианна собирается сделать протестующий жест, — это приказ…
Оставалось только подчиниться. После глубокого реверанса молодая женщина последовала за императорским слугой, который с уверенностью человека, давно привыкшего ориентироваться в самых огромных дворцах, провел ее через два коридора и небольшую лестницу в довольно приятную комнату с окнами, выходившими примерно над окнами императора.
— Завтра мы постараемся найти слуг, — с извиняющейся улыбкой показал он на запыленные окна. — Пусть госпожа княгиня на этот раз проявит снисхождение…
Оставшись одна, Марианна попыталась обрести немного спокойствия и усмирить разрывающую сердце боль.
Она чувствовала себя беспомощной, покинутой, несмотря на проявленное к ней неподдельное участие Наполеона в такой момент, когда у него, безусловно, было достаточно более важных дел, чем личная драма женщины.
Что сказал он только что? Что он, может быть, любит ее еще? Нет, это не было возможно! Он сказал это, только чтобы утешить ее. Той, кого он любил, была его белокурая австрийка… и, кстати, теперь это имело так мало значения. Но самым серьезным, самым волнующим также было это бессмысленное категорическое утверждение, что она не женщина одной любви, что она может быть чувствительной к очарованию другого мужчины, а не только Язона. Как он не понимает, что это не так, что она никогда никого, кроме него, не любила, даже тогда, после Корфу…
Она сильно сжала руки, и по спине пробежала дрожь.
Корфу! Почему это название вдруг всплыло в ее памяти? Может быть, потому, что ее мозг подсознательно искал подтверждение доводам императора? Корфу… грот… и тот рыбак, тот загадочный мужчина, которого она даже не видела, но в объятиях которого тем не менее познала истинное опьянение, упоение, какое ни один мужчина, кроме этого незнакомца, у нее не вызывал… даже Язон.
Той ночью она вела себя как девка. И, однако, ничуть об этом не жалела. Наоборот… Память о том безликом любовнике, которого она про себя называла Зевсом, хранила нетронутым его волнующее очарование…
И Марианна, столкнувшись с самой трудной проблемой, какая ей когда-либо встречалась, запутывалась в ней, теряя всякое представление о времени. Безусловно, прошли часы, ибо солнце шло к закату, когда в дверь постучали и появился Констан. Найдя Марианну сидящей на низком стуле с твердой спинкой, он всполошился:
— О, госпожа княгиня ни минутки не отдыхала, мне кажется. Она выглядит такой усталой…
Она безуспешно попыталась улыбнуться и провела по лбу рукой, показавшейся ей ледяной.
— Это правда. Я устала. Который уже час?
— Начало седьмого, и император настойчиво просит ваше светлейшее сиятельство…
— Господи! Но я даже не подумала хоть немного заняться туалетом…
— Это не имеет значения. Его величество хочет показать кое-что госпоже княгине, кое — что очень серьезное.
Ее сердце пропустило один удар.
— Серьезное? Мои друзья…
— Уже прибыли… в полном порядке, не волнуйтесь.
Идите скорей!
На этот раз он проводил ее в какой-то вестибюль, где ей открылась странная сцена: целая группа мужчин окружала носилки, на которых лежало прикрытое красной тряпкой тело. Император стоял рядом с носилками вместе с мужчиной выдающейся внешности, которого Марианна не знала. Немного дальше полулежал на кушетке Жоливаль, закутанный в слишком большой для него халат. Около него переминался с ноги на ногу очень бледный Гракх.
— Слава Богу, вы здесь… — начала она.
Но Наполеон подозвал ее к себе.
— Мне сказали, что вы знаете эту женщину! Что это она пыталась убить вас… Это правда?
Глаза Марианны расширились. Да, это была Шанкала… Бледная, со струйкой крови, текущей из угла рта, цыганка дышала с большим трудом.
— У нее раздавлена грудь, — сказал император. — Она проживет не больше часа, и это для нее лучше: так она избежит веревки. Хотите услышать, что она рассказала?
— Конечно… Но как она попала сюда?..
Гракх робко осмелился подать голос:
— Это мистер Крэг нашел ее, возвращаясь с повозкой, на набережной Яузы, когда там начался пожар!
Она была еще жива, он и взял ее с собой в надежде узнать новости о господине Бофоре. Он как раз привез ее, когда комендант пришел со мной, чтобы позвать этих господ, и господин виконт попросил отвезти ее к вам.
Теперь Марианне стало все ясно.
— Язон! Господи! Они убили его…
— К несчастью, нет! — проворчал Наполеон. — Он жив. Перестаньте же терзать себя из-за этого человека! Лучше послушайте, что вам скажут. Вот барон д'Идевиль, мой переводчик. Ему удалось заставить говорить эту женщину и понять то, что этот бравый малый не смог полностью ухватить.
— Нет, сир, прошу вас, — взмолился Жоливаль. — Позвольте мне самому сказать ей. Это будет менее тягостно. Для барона мы только чужие люди. Но это не значит, что я не признателен ему за помощь.
Барон д'Идевиль поклонился, сделав знак, что он понимает все, и отошел на несколько шагов с Наполеоном.
Марианна повернулась к своему другу.
— Итак, Жоливаль? Что вы хотите сообщить мне?
— О, собственно, пустяк, — сказал он, пожав плечами, — ив этом деле нет ничего ужасного… увы, только не для вас!
— Объяснитесь же! Ведь Язон не расстрелян?
— Нет. Он в полном здравии и в настоящий момент должен спокойнейшим образом ехать в Санкт-Петербург. В окрестностях Москвы, куда переместился лагерь Кутузова, казаки привели его к офицеру… некоему полковнику Крылову.
— Крылову? Но это же фамилия его друзей, к которым он хотел попасть?
— Безусловно, это один из них. Шанкала не смогла много рассказать, но она запомнила фамилию и видела, как Язон шел рука об руку с русским офицером. Оба казались в прекрасном настроении. Тогда, подумав, что опасность миновала, цыганка подошла к Язону. Он спросил ее, где вы и почему не вместе с нею…
— И что она ответила?
— Что она не знает. Что она потеряла вас на каком-то перекрестке…
— И он поверил ей? — вскричала Марианна.
— Очевидно! Он прекратил расспросы и ушел со своим новым другом. Но она упрямая и осталась, что не составило труда, так как женщин там было много. История с американцем наделала шуму, и ей удалось разведать, что Крылов добился разрешения проводить его в Петербург, чтобы поручить заботам своей семьи. Она хотела последовать за ними, но Кутузов приказал избавиться от женщин, и всех их отправили в город. Шанкалу прихватили вместе с другими, и волей-неволей ей пришлось возвратиться. Вот, собственно, и все…
— Но это невозможно! — вскричала Марианна, не веря своим ушам. — Язон попытается найти меня.
— Перед уходом Шанкала видела, как он сел на лошадь. Сейчас он уже далеко…
— Не правда! Невозможно! Она лжет…
Донесшийся с носилок стон заставил Марианну обернуться. Она увидела, что глаза цыганки полуоткрыты, а на бесцветных губах застыла слабая улыбка.
— Говорю вам, что она лжет!..
— Перед смертью не лгут, — строго сказал Жоливаль, тогда как Гракх живо нагнулся к женщине.
Послышался шепот, завершившийся хриплым стоном.
Пожелтевшая рука, которую держал Гракх, обмякла.
— Она умерла… — прошептал юноша.
— Что она сказала? Ты что-нибудь понял?
Он кивнул, затем отвел глаза.
— Она сказала: «Простите меня, мамзель Марианна». Она сказала: «Дура!.. Такая же дура, как и я!..»
Чуть позже Марианна, которая с пустотой в голове и тяжестью в сердце готовилась приступить к ужину, позволила императору увлечь себя на террасу дворца.
Пришел Дюрок с сообщением, что огонь охватил несколько новых кварталов, и Наполеон, бросив салфетку, встал из-за стола и направился к лестницам, сопровождаемый приглашенными на ужин. То, что он увидел, вызвало у него проклятие. Легкий ветерок колебал черные смерчи дыма, распространявшие противный запах серы и смолы. К востоку пламя вырывалось из домов, расположенных вдоль длинной улицы, а на берегу Москвы-реки горел большой пакгауз.
— Там запасы зерна, — сказал кто-то, — и огонь пошел со стороны базара. Кажется, это район складов растительного масла и сала… К счастью, нет сильного ветра, иначе усмирить огонь было бы невозможно.
— Какая дикость! — в сердцах бросил Наполеон. — Но я вижу там солдат с бочками и ведрами.
Он отдал несколько приказов и направился к Марианне, которая смотрела на это зрелище.
— Я начинаю верить, что вы были правы… по меньшей мере частично. Эти кретины лишат нас продовольствия…
Она обратила к нему пустой взгляд и покачала головой.
— Они не удовольствуются этим, сир, уверяю вас.
Но для меня теперь это не имеет значения… Надо думать о вас…
— Какая же ты дурочка! — пробормотал он сквозь зубы. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе погибнуть? Ты — бравый маленький солдат, Марианна, даже когда ты говоришь глупости, а я люблю своих солдат, как собственных детей. Или мы погибнем здесь вместе, оба… или вместе спасемся. Но еще рано говорить о смерти.
Затем, видя, что она смотрит на него с улыбкой, более печальной, чем слезы, он добавил еще тише:
— Верь мне. Твоя жизнь не окончилась. Наоборот, она открывается перед тобою. Я прекрасно понимаю, что ты страдаешь. Я знаю, ты воображаешь, что я мелю вздор, но наступит день, когда ты убедишься, что я был прав. Подумай о твоем сыне, который пробуждается к жизни без тебя. Забудь наконец этого Бофора. Он недостоин тебя. И думай о том, чье имя ты носишь. Вот он достоин тебя… и он так любит…
— Неужели вы прорицатель, сир? Кто мог сказать вам?
— Никто… если не считать мое знание людей. Все, что он делал, он делал только из-за любви… Не пытайся больше поймать звезду на дне колодца.
Он отстранился от нее, но не отвел глаза. Затем, бросив быстрый взгляд на город, он сделал несколько шагов в сторону присутствующих. Похоже, огонь уменьшался.
Император остановился, обернулся.
— Ну так как? — сказал он. — Я жду!
Марианна медленно склонилась в глубоком реверансе.
— Я попытаюсь, сир… Даю вам слово.

ЗИМНИЙ ВЕТЕР
ГЛАВА I. КАССАНДРА
Кровать со слегка отдающими плесенью простынями была твердой, как доска. Марианна долго ворочалась, тщетно пытаясь уснуть. Она очень устала и, когда император удалился, поспешила в свою комнату, убедившись, что Жоливаль надлежащим образом устроен по соседству. Конец этого богатого на впечатления дня был слишком утомительным, чтобы молодая женщина не испытала облегчения, избавившись от придворного протокола, срочно вводимого в Кремле графом де Сегюром.
Думая только об отдыхе и отложив на завтра решение сложных проблем, Марианна сразу же легла, надеясь, что после сна у нее в голове все прояснится. Но безжалостный водоворот мыслей и жесткое ложе не позволили обрести ей блаженное забвение.
А мысли ее, отказываясь от передышки, блуждали на дороге в Санкт-Петербург вслед за тем, кто, ничуть не тревожась о своей возлюбленной, с такой легкостью и эгоизмом оставил ее. И тем не менее ей не удавалось рассердиться на него серьезно, столь велика и слепа была ее любовь к нему. Она слишком хорошо знала упрямство Язона, чтобы искать ему оправдания, будь то стойкая злоба к Наполеону или страстное желание вернуться в свою страну… Два чувства, взвесив все, вполне объяснимые и такие типично мужские!
Марианна также не скрывала от себя, что без вырванного у нее Наполеоном обещания, о котором она уже жалела, она сделала бы все, чтобы уйти из этого дворца, где она чувствовала себя в его власти. С какой радостью она последовала бы примеру Крэга О'Флаерти! Ирландец не захотел остаться во дворце. Узнав от Гракха о судьбе Язона, он без колебаний принял решение.
— Раз вы отныне в безопасности у своих, — заявил он Жоливалю, — прошу разрешения продолжить мой путь к морю, то есть в Петербург. Я задыхаюсь на бесконечных дорогах этой слишком большой страны. Мне нужен воздух открытого моря! Там я встречу Язона, просто отыскав дом его друзей Крыловых. И даже если я проделаю весь путь пешком, тогда как он едет верхом, я успею поймать его, так как он, безусловно, проведет там до отплытия несколько дней…
Всегда все понимающий Жоливаль дал ему «добро», и Крэг уехал, попросив виконта попрощаться за него с Марианной и поблагодарить императора за щедрый подарок — лошадь, — при настоящих обстоятельствах поистине царский…
Его отъезд явился для Марианны опасным искушением. Честное слово — довольно хрупкая вещь, когда вмешиваются все демоны непорядочности и начинают его оспаривать. Ведь на самом деле Марианна ни в чем не поклялась Наполеону. Она пообещала «попытаться»… но попытаться что? Окончательно отказаться от мечты о счастье, которую она лелеяла годами?..
Конечно, если смотреть на вещи беспристрастно. Наполеон прав. Марианна признавала, что он проявил доброту и проницательность. Она допускала, что на его месте она вела бы себя так же! Более того, она осмелилась признать, что, в противоположность ему, Язону не хватало порядочности. Но в то время как ее мозг пытался рассуждать здраво, полное возмущения сердце боролось изо всех сил, требуя права биться в избранном им ритме и слепо следовать эгоистическому полету морской птицы по имени Язон Бофор…
Однако упрямые крики этого сердца теперь, казалось, раздвоились, как если бы из глубины души Марианны стал пробиваться другой, еще робкий голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38