— Из Шазе? Что рядом с Сен-Обен-де-Буа?— Ты там бывал?— Нет. Но у себя в Нормандии я знал одну девчонку, она была из ваших мест. Англичане, разграбив деревню, взяли ее в свой обоз, потому что она была красивая. Так она и шла за ними с другими шлюхами, но ей было так Страшно, что она немного свихнулась. У нее появилась навязчивая идея — хотела непременно вернуться домой. И как-то ночью попыталась бежать, а один из лучников выстрелил ей вдогонку. Я нашел ее на заре у большого дуба, из плеча у нее торчала стрела. Я, понятно, унес ее в свою хижину и стал лечить, но было слишком поздно. Она умерла на следующую ночь, у меня на руках. Звали ее Коломб… Бедняжка! Мало ей оставалось жить, но весь день, умирая, она без умолку говорила о своем Шазе… «Несколько домишек под бескрайним небом, — говорила она, — а вокруг бесконечные поля».— Сейчас остались только поля и небо, — прошептал с горечью человек в красном, — да еще остатки почерневших стен. Англичане сожгли эту крохотную деревушку, которая посмела хранить верность королю Карлу и считать Жанну — Орлеанскую Деву святой. Мои родители погибли в пламени пожара, но я знаю, что Шазе возродится из праха и что я обязательно вернусь туда.Катрин слушала с возрастающим интересом. С момента ухода из Лувье она задавалась вопросом, какой была прошлая жизнь Готье. Рассказанная им история немного приоткрывала покров тайны, окутывавшей ее необычного спутника, и усиливала симпатию, которую она ощутила инстинктивно. В нем угадывалось врожденное благородство, истинное великодушие. Она сама могла в этом убедиться, увидев, как он ринулся на помощь нормандским прачкам. И она легко могла представить, как нежно он ухаживал за умирающей девушкой, приняв ее последний вздох и облегчив предсмертные страдания. Сара могла говорить что угодно: этому странному человеку можно было доверять. Он был надежен и очень привлекателен.Солнце приближалось к зениту, и жара становилась невыносимой, проникая даже сквозь толстые стены Лоанса. Воздух был спертым; от движения всех этих сбившихся в кучу людей поднималась пыль, отливавшая золотистым блеском в солнечных лучах. Это было красиво, но не давало вздохнуть полной грудью. Кроме того, от оборванцев шел невыносимый запах грязи, пота, нечистот. Страх заставлял их держаться друг друга, невзирая на тесноту и отвращение. Наверное, они считали, что за порогом этого убежища, где их охраняла святость служителей Господних, ждет неминуемая смерть, притаившаяся в каждом переулке, залитом солнцем.Катрин боялась чумы ничуть не меньше, однако запах перегретых людских тел вызывал у нее тошноту. Она задыхалась и, увидев, как уходят монахи, раздавшие весь хлеб, услышав, что со всех сторон доносится храп разморенных оборванцев, поднялась и двинулась к выходу. Поймав встревоженный взгляд Готье, Катрин улыбнулась и шепнула:— Очень душно! Пойду немножко подышу свежим воздухом.Понимающе кивнув, он продолжил разговор со своим высоким худым соседом. Сара спала глубоким сном, иногда отмахиваясь рукой от мухи, которая норовила сесть ей на нос.Снаружи было еще жарче, с раскаленного неба словно спускалась обжигающая пелена. Но, по крайней мере, здесь было какое-то движение воздуха, а главное, ничем дурным не пахло.Катрин сделала несколько шагов, стараясь держаться в тени домов, потом уселась на приступку для лошадей У дома суконных дел мастера и несколько раз глубоко вздохнула. От солнца ее укрывал козырек крыши, раскалившейся добела. Возможно, она задремала бы, прислонившись к теплому камню, если бы внимание ее не привлек какой-то человек, который, выглядывая из-за угла, делал ей знаки.Привстав, она огляделась вокруг. Однако человек продолжал призывно махать руками. Очевидно, он обращался именно к ней. Катрин приложила палец к груди и вопросительно взглянула на него. Он энергично закивал. Заинтригованная этим приключением, молодая женщина встала и направилась к статуе Богоматери, стоявшей на углу. Незнакомец оказался маленьким человечком в ужасающих лохмотьях, сквозь которые проглядывало голое тело. Он был грязен, с черными от пыли руками и ногами. Когда Катрин подошла к нему, на его лице изобразилось подобие улыбки.— Вы меня звали? — спросила она. — Что вам нужно?Оборванец осклабился.— Я слышал, как вы разговаривали с братом Тома. Знаю, что вы хотите выбраться из города. Я могу вам помочь.— Это опасно. Ради чего вам совать голову в петлю?— Может быть, у вас найдется, чем отблагодарить бедного человека. Я уже два года даже денье не держал в руках.— Тогда подождите минутку. Я пойду предупредить моих спутников…Маленький человек удержал ее, схватив за руку.— Нет. Я сильно рискую. Покажу вам, как выбраться, а уж вы проведете своих друзей. Может быть, вам стоит дождаться ночи.Катрин колебалась. Ей не хотелось далеко отходить от Готье и Сары, но оборванец был прав. Если они пойдут все вместе, то это может привлечь внимание. Если появился хоть какой — то шанс спастись бегством, было бы безумием. не использовать его. Взглянув в сторону Лоанса, она спросила:— Где это?— Совсем рядом… Стена в двух шагах отсюда. Пойдемте!Он вцепился в ее руку черными скрюченными пальцами и потащил за собой. Катрин не сопротивлялась. Ей так не терпелось продолжить путь к замку Шантосе! Оборванец свернул в переулок, такой узкий, что в нем нельзя было разойтись двоим. Это был тупик, на краю которого лепились бесформенные лачуги, а сзади возвышалась серая стена северной куртины. Бродяга направился прямо к лачугам, но, когда он пригнулся, чтобы войти в низенькую дверь, она инстинктивно отступила назад. Он посмотрел на нее, сощурив глаза и недобро ухмыляясь.— Если бы выход был посреди улицы, солдаты давно бы его перекрыли. Пойдемте. Сами увидите!Катрин подумала, что он, наверное, обнаружил подземный ход, ведущий из этой лачуги в поля. Решившись, она склонила голову и вступила в узкий, темный и грязный проход, который с большой натяжкой можно было назвать коридором. Казалось, он шел под землю, однако в конце его молодая женщина углядела какую-то дверь из неплотно прибитых досок. Оборванец пинком открыл ее, таща за собой Катрин с неожиданной силой. Дверь хлопнула за ними, а оборванец торжествующе закричал:— Я сдержал слово, ребята! Смотрите, кого я вам привел!Катрин обуял ужас. Это был мрачный подвал, едва освещенный слуховым окном, в котором набилось около двадцати человек в отрепьях. Они встретили ее появление громким гоготом и радостной руганью. Со всех сторон она видела похотливые лица, глаза, горящие волчьим блеском. Это была ловушка, куда она так глупо позволила себя заманить. На какое-то мгновение гнев победил страх, и она в ярости повернулась к маленькому оборванцу.— Что все это значит? Куда вы меня затащили? Тот, осклабившись, еще крепче сжал ее руку с силой, которую трудно было заподозрить в столь хлипком на вид человечке.— К славным парням, которые давно не баловались с женщинами. Нас выпустили из тюрьмы, чтобы мы сжигали трупы. А в этом подвальчике мы отдыхаем в сильную жару. Пожрать и выпить нам дают вдоволь, только вот девок у нас нет! На улицах можно встретить только дохлых или больных, все остальные попрятались.С нар поднялся бандит с безобразным рябым лицом и, ковыляя, подошел к Катрин. Остальные почтительно расступились перед ним.— Красивая! — протянул он отвратительным, скрипучим голосом. — Где же ты ее раскопал. Куница? Ты же знаешь, как опасно брать девку с улицы!— Еще бы не знать! Так ведь она не из города. Пришла прямо перед тем, как губернатор приказал закрыть ворота. Я ее еще на площади приметил, а потом выследил в Лоансе. Посмотри на нее! Настоящая красотка!— Сам король не побрезговал бы! — одобрительно проскрипел колченогий. — Ты заслужил свой кусок мяса. Куница…Черная лапа хромого ухватила ее за подбородок. Катрин отпрянула, но сзади ее схватили сильные руки. Словно молния блеснула в ее мозгу, и она поняла, что попала в руки преступников, тех самых ужасных людей, в цепях, которых недавно видела на площади, когда они крючьями стаскивали к костру трупы. Животный страх овладел всем ее существом, и она бессильно обмякла в руках негодяев, чувствуя как у нее подгибаются ноги. Ей казалось, что адский круг сужается, она слышала короткое учащенное дыхание, видела отвратительное вожделение на грязных лицах.Колченогий погладил ее по щеке. Он придвинулся к ней так близко, что она стала задыхаться от запаха гнили, исходившего от него. Дрожа от бешенства, отвращения и стыда, она ощущала, как чужие грубые руки развязывали шейную косынку, расстегивали корсаж. Бандиты смотрели во все глаза, затаив дыхание и боясь пошевелиться, как будто пред ними совершался некий священный обряд. Но когда в тусклом свете подвала пред ними предстали обнаженные круглые плечи, красивое молодое тело с бархаткой блестящей кожей молодой женщины, они, словно по сигналу, бросились на нее, срывая остатки одежды. Толкаясь и мешая друг другу, они ощупывали это великолепное тело. Но тут раздался скрипучий голос колченогого:— Каждый в свою очередь! Всем хватит. А первым буду я, ваш вожак. Ну-ка, разложите ее!В мгновение ока Катрин была опрокинута на груду гнилой соломы, с раскинутыми руками и ногами, которые были крепко прижаты к полу. На мгновение она онемела от ужаса, но внезапно силы вернулись к ней, и она закричала во всю мощь своих легких, пытаясь вырваться из обхвативших ее рук:— Как вы смеете! Отпустите меня! На по…Грубая ладонь с размаху закрыла ей рот. Она укусила эту руку, и колченогий, грязно выругавшись, дал ей пощечину, от которой она едва не лишилась чувств. Однако ей удалось издать еще один вопль, прежде чем грязная рука вновь вдавила ее голову в солому. Она задыхалась, моля Небо только о том, чтобы умереть. Колченогий ощупывал ее тело, обмениваясь грубыми шуточками со своими дружками. Слезы обожгли ей глаза. Мысль, что ее возьмут силой эти подонки, была невыносимой. Внезапно какой-то вихрь пронесся над ней, и она почувствовала, что адский круг вокруг нее распался, будто по мановению волшебной палочки. По подвалу метались тени, слышались проклятия, вопли и стоны. Что-то загромыхало, подобно грому, и над головой Катрин раздался яростный голос:— Гнусные твари! Я из вас мозги вышибу!Катрин была настолько потрясена, что даже не удивилась, узнав Готье. Он обрушился на проходимцев, словно ураган и теперь от души молотил их своими огромными кулаками. Бандиты отлетали с разбитыми лицами, вышибленными зубами и сломанными ребрами. Лежа на соломе, беспомощная, будто новорожденный младенец, Катрин следила за схваткой, думая, что больше всего Гостье напоминает жнеца, швыряющего на телегу снопы. Ей показалось также, что у дверей маячит какой-то красноватый силуэт. Нормандец бросал одного за другим поверженных оборванцев, а тот вытаскивал их наружу. Вскоре у Готье остался только один противник — колченогий вожак. Он был, конечно, не так силен, как нормандец, но много превосходил того в озлобленности. Растопырив пальцы, хромой бросился на своего врага с намерением проткнуть глаза, но великан с необыкновенным проворством выставил вперед ногу и ударил колченогого в лицо с такой силой, что Катрин показалось, будто хрустнули кости. Вожак отлетел в угол, дернулся и затих. Он был мертв. Вместо лица у него была кровавая каша.Катрин, привстав, огляделась и увидела, что в подвале больше никого нет, кроме нее и Готье. Осознав, что раздета до нитки, она стала глазами искать свою одежду, обнаружила ее в углу и хотела было встать, но в это время нормандец опустился перед ней на колени. Грудь его вздымалась, словно кузнечные мехи, дыхание было тяжелым и учащенным — и причиной тому была не только недавняя схватка. Он пожирал глазами обнаженное тело молодой женщины с такой жадностью, что ее снова обуял страх. В глазах своего спасителя она прочла ненасытное вожделение, очень похожее на похоть этих зверей в человеческом обличье, которых он обратил в бегство. Дрожащей рукой она попыталась оттолкнуть его, но он застыл, словно каменное изваяние. Отчаяние охватило Катрин. Ей вспомнились предостережения Сары, и мысленно она ругала себя за глупость. Доверилась совершенно незнакомому человеку и оказалась теперь в полной его власти. Еще мгновение, и он набросится на нее, чтобы утолить свое желание, и на этот раз ее ничто не спасет. Кто может воспротивиться такой мощи?Да и сил бороться у нее уже не осталось. С тихим стоном она упала навзничь, ожидая неизбежного. Однако, когда его рука, робкая, дрожащая, удивительно нежная, несмотря на грубые мозоли, легла ей на бедро, она будто очнулась, ощущая какое-то непонятное томление. Она пролепетала слабым чужим голосом, который сама бы едва признала за свой:— Нет! Умоляю тебя, Готье! Не надо…Нормандец немедленно отнял руку. Его стала бить дрожь. Он неотрывно смотрел на Катрин, и мало-помалу в глазах его появилось осмысленное выражение. На какую-то секунду в них промелькнуло сожаление, затем он поклонился до земли, взял в ладони босые ноги Катрин и благоговейно приложился к ним губами.— Простите меня! — прошептал он. Через мгновение он уже был на ногах, такой же, как всегда, полностью владея собой.— Я передам вам одежду, госпожа Катрин, — произнес он самым естественным тоном, — и подожду за дверью, пока вы оденетесь.Швырнув ей без особых церемоний платье и сорочку, Готье двинулся к выходу, где по — прежнему маячил красный силуэт.— Пошли! — сказал он. — Сейчас она выйдет.Катрин мгновенно оделась и выбежала из подвала. Двое мужчин поджидали ее, и она сразу же узнала в спутнике Готье высокого худого человека в красных лохмотьях из Лоанса. Под их взглядом она залилась краской.— Я хотела бы искупаться, — тихо сказала она, — я чувствую себя такой грязной, такой испачканной.Человек в красном расхохотался. Смех был грубоватым, но не обидным.— Очень скоро вы сможете купаться вволю, прекрасная дама. То, что с вами случилось, могло бы произойти с любой красивой женщиной в наши славные времена. Главное, что мы подоспели вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9