И прежде чем осуществить инвестиции, инвестор оценивает ситуацию – удастся ему вернуть вложения с прибылью, или нет – и на основании оценки принимает решение.
Более того – первоначально имелось в виду, что инвестиции должны обеспечить развертывание в нашей стране не просто конкурентоспособного производства, а такого, продукция которого должна была продаваться на мировом рынке и увеличивать поступление валюты в страну. Ради этого все начиналось!
В Советском Союзе Госплан не только решал, какими деньгами оплатить строительство нового завода, но и где взять материальные и людские ресурсы для строительства и работы завода. В «мировой экономике» ситуация проще – достаточно поднять над головой пачку долларов – и со всех сторон сбегаются рабочие и менеджеры, волоча за собой станки и конторские столы. Резерв рабочей силы и других факторов производства в мире всегда есть. Почему нам и требовались именно иностранные инвестиции – в мире можно было купить то, чего у нас в стране не было. А своей, заработанной нами валюты не хватало для модернизации промышленности, по крайней мере, нам так объясняли. В тридцатые годы хватало, а вот тут хватать перестало.
И при описании самого понятия инвестиций надо хорошо представлять себе следующее: просто покупка и эксплуатация нашего завода иностранцем – это еще не инвестиции. Это просто смена хозяина. Выплаченные деньги идут продавцу, и он на них скорее всего купит виллу в Коста-Браво и «Хаммер» красного цвета. То есть вовсе не любая пачка долларов, вброшенная в нашу страну, является инвестициями. Чтобы заслужить гордое звание «инвестиций», эти доллары должны быть использованы только на развертывание или расширение производства.
Инвестиции – это не просто ввоз в страну некоторого количества долларов. Инвестиции – это не только и не столько деньги. Инвестиции в конечном итоге должны быть материальны – это строительство, закупка нового оборудования, смена технологий. Немаловажно и отношение к персоналу предприятий – проходит ли он обучение, делаются ли пенсионные вклады, вообще – заботится ли новый владелец о своей репутации, надеется ли он долго присутствовать на выбранном участке рынка.
Если же новый владелец какого-нибудь купленного завода интенсивно использует здания и сооружения, а «инвестиции» свелись к установке линии по фасовке чего-то импортного, да еще с нормативным сроком эксплуатации 2–3 года, да еще, самое главное, прибыль не идет в производство, а уходит из страны – значит, дело сомнительное. Значит, наоборот, за счет износа наших основных фондов делаются инвестиции куда-то еще. Наши рабочие и служащие не задумываются о будущем, радуясь, что получают неплохую зарплату. У них нет опыта – у нас в СССР еще ни один честный работник без пенсии не оставался.
Это обычное дело в мировой практике: если предприятие неконкурентоспособно, то, в преддверии его краха, руководители, если они уловили тенденцию, начинают эксплуатировать предприятие на износ не вкладывают в него прибыль, а расходуют ее на расширение другого производства. Если присмотреться, то такое предприятие хорошо различимо – оно не расширяется, не внедряются новые технологии, ликвидируются работающие на перспективу подразделения, персонал не отправляется на повышение квалификации, работодатель не заботится о пенсионном обеспечении своих работников – значит, в него инвестиции не идут, на самом деле за счет такого предприятия инвестируется какое-то другое.
Поэтому одного факта покупки какого-то завода иностранцами мало, чтобы считать это иностранными инвестициями – может быть, покупатели просто подсчитали, что окупят траты и даже получат прибыль фактически за счет ликвидации завода.
Аналогично, когда авианосец приобретают на металлолом, это не инвестиции в военно-морской флот России. Тут то же самое – приобретается оставшийся ресурс оборудования и сооружений и используется.
Иногда вопрос с инвестициями намеренно или ненамеренно запутывается. Скороговоркой говорится, что нам необходимы «инвестиции, „ноу-хау“, современные технологии и т. д.». («Ноу-хау» – дословно «знаю как» – это тоже технологии, они так называются, чтобы звучало непонятно, по-научному.) Но давайте разделим – мухи отдельно, компот отдельно. А почему мы не можем технологии или «ноу-хау» эти просто купить, за валюту? Ведь валюту мы зарабатываем?
ОТКУДА БЕРЕТСЯ В РОССИИ ВАЛЮТА?
А откуда у нас в стране берется валюта? Источников только два: продажа сырья и иностранные кредиты. Все годы реформ в Центробанке шли так называемые «торги», в которых участвовали Центробанк и коммерческие банки. Но поток долларов шел на самом деле только в одну сторону: из Центробанка – в коммерческие банки, а оттуда – в обменники, в торговые фирмы или прямо за границу. Частный сектор только вывозил доллары! И челноки, и оптовые импортеры – это на самом деле мощный насос по откачке долларов за границу. Ввоз же долларов в страну шел со скрипом – частные экспортеры крайне неохотно сдавали государству его часть выручки, а свою часть старались оставить за границей.
Вот посмотрите, сколько всего мы получаем валюты и за что:
Таблица 1

СТРУКТУРА ЭКСПОРТА ТОВАРОВ В СТРАНЫ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ
(в фактически действовавших ценах, млрд. $USD)
Без учета неорганизованной торговли, по данным таможенной статистики.
(Российский статистический ежегодник, 1995 год)
Вот только на это мы с вами можем твердо рассчитывать. Еще примерно на 10 млрд. мы экспортируем в страны СНГ (без Балтии) они сами нищие, еще от 2 до 7 млрд. – экспорт военной техники. И все! Поступление кредитов – штука ненадежная, фактически все, что мы берем – тут же отдаем за предыдущие долги.
Обратите внимание: к 1994 году структура российского экспорта уже «устоялась», экономика России пришла в «нормальное» состояние. Осталось только сырье, из экспорта почти исчезли атавизмы советского периода – машины и оборудование. Их всего на 2 млрд. 500 млн. долл. – против 13 млрд. в 1990 году. Да и из этой суммы, увы, значительную часть составляют запчасти к тому, что продавалось раньше (даже на 3 миллиона – запчасти к ЭВМ), а также авиационная техника и суда после капремонта, построенные еще при советской власти. Сейчас сырьевая ориентация экспорта – почти 100 %.
Запомните цифру наших ежегодных поступлений – 4O-50 млрд. долларов. И имейте в виду – отнюдь не все эти деньги поступают в казну. У нас совершенно официально экспортируют сырье частники, и государству поступает лишь часть валюты. Какая? Если бы знать. При этом официальный импорт товаров и услуг – 30–35 млрд. долл. (их надо вычитать из экспорта), а сколько долларов вывозят «челноки» и туристы – Аллах ведает. Если чуть более конкретно, то за 1994 год, например, на счета предприятий и организаций России (частных и государственных – всего) поступило 20 млрд. долларов. При экспорте 50 млрд.! В статистических справочниках не говорится, что из этих 20-ти попало в госбюджет. Доход от внешнеторговой деятельности считается почему-то в рублях – 19 167 млрд. рублей. Так как в тот год курс рубля вырос примерно с полутора тысяч до трех с половиной тысяч за доллар, то эта цифра может означать что угодно. Прикидочно это около 8 млрд. долларов, но ведь еще и расходы на внешнеторговую деятельность были, и немаленькие – около 2 млрд. долл. Итого прибыль госбюджета при экспорте на 50 млрд. долл. всего около 6 млрд. долл.!
За все время реформ нового источника валюты не появилось. Ведь зачем требовались инвестиции? Планировалось, что за их счет в нашей стране будут развернуты конкурентоспособные производства, часть продукции которых будет продаваться на внешнем рынке, и это даст валюту. Достанется, дескать, и инвесторам, и нам. Но как раз этого не произошло! Да, у нас производятся и «Дирол», и «Кока-кола», но не на внешний рынок. Вы думаете, у нас раньше не производились «западные товары»? Ничего подобного. У нас производилась и «Пепси-кола», и даже шились (на внешний рынок) «фирменные» джинсы. Почему их можно было встретить в Италии, но не у нас? Это отдельный вопрос, но, что касается инвестиций, то за период «открытости» инвестиции с целью производства товаров на экспорт к нам не хлынули.
Я хотел бы специально отметить – в этой книге вы не найдете ответов на вопросы типа: «почему при советской власти не выпускали жвачку?» или «почему в магазине не было колбасы?». Это отдельные, очень интересные темы. Эти проблемы в будущем обязательно дождутся своего исследователя, скорее всего, не меня. Но пока мы будем разбирать другую проблему – почему у нас в стране не увенчался успехом капиталистический эксперимент. А «ключиком» к этому разбору и послужит вопрос: «почему в производство на территории России не пошли иностранные инвестиции?».
Ведь мы в СССР свободно получали с Запада почти все, что угодно, кроме военных технологий. Как делать автомобили, стиральные машины и т. д. – от нас не засекречивалось.
Приобрели мы, например, систему цветного телевидения SECAM, строили нам и заводы – наши «Жигули» – это «Фиат», стиральная машина «Вятка» делалась по итальянской технологии. Примеров – масса, но вот на что никогда не удавалось раскрутить западных партнеров – это на оплату производства у нас в стране.
Так вот, оказывается, никто не против и сейчас продавать нам технологии или оборудование, полным-полно желающих строить у нас все, что угодно, есть и согласные организовать у нас производство. Как шутили раньше, «мы вам и коммунизм построим, только заплатите». И в долг готовы дать, под гарантии государства.
Но никто не хочет вкладывать в производство у нас свои капиталы. Все, что угодно, только не это! В чем же дело?
Дело вовсе не в политической нестабильности. Посмотрите на историю с 17-м августа: оказывается, множество акул и китов банковского бизнеса не побоялись вложить огромные, даже по западным масштабам, деньги в ГКО. «Дойче банк» (а это имя!) вложил в ГКО 40 % своих активов! Не боясь Зюганова! Значит, при фиксированном, заранее обещанном проценте – вкладывали, и с удовольствием. А в производство – нет. И не в риске дело – все финансисты прекрасно понимали, что ГКО – чрезвычайно рискованное дело. Когда обещают 80 % годовых при разваливающейся экономике – и дураку ясно, что «пирамида» рухнет. Тем не менее, в ГКО играли банки и компании, названия которых, что называется, на слуху: «Брансвик» (Великобритания), «Чейз Манхеттен банк» (США), «Кредит Сюисс ферст Бостон» (США), «Меррилл Линч» (США), «Морган Гринфел» (Великобритания), «Морган Стэнлей» (CШA), «Соломон Бразерз» (США), «Смит нью корт» (Великобритания). И их вложения в ГКО в несколько раз больше, чем прямые инвестиции в производство за все время реформ! По минимальным оценкам – на 70 млрд. долл. по курсу до 17 августа 1998 года.
Видимо, потенциальные инвесторы не надеялись и не надеются, что наши предприятия принесут прибыль. А какие же у них основания так думать? Сразу скажу, основания есть.
Очевидно, что, вкладывая иностранные деньги, инвестор хочет получить прибыль, и тоже в иностранных деньгах, то есть в валюте.
То есть либо полученную продукцию можно будет продавать за границей, тогда она должна быть конкурентоспособной на мировом рынке, либо продукция будет продаваться у нас. В первом случае прибыль будет получаться за счет иностранного потребителя, и частично и мы будем ее получать – в валюте. Во втором случае прибыль образуется внутри страны, за наш счет, а, так как инвесторы прибыль забирают себе, то мы платим им за эту продукцию валюту, заработанную нами другими способами – продажей сырья, например, или получением кредитов.
Если иностранцы собираются конкурировать на нашем, российском рынке, то на какую выручку они могут рассчитывать? Интересно, что об объемах «теневого» вывоза валюты пишут и говорят у нас часто, а вот о легальном – сколько инвесторы вывозят от нас прибыли – как-то умалчивают. Но наш платежеспособный рынок невелик – разница между экспортом и импортом в 1992–1994 гг. колебалась от 5 до 10 млрд. долл., да и в последующие годы она не выросла. Вот и все, на что могут рассчитывать иностранные инвесторы внутри России. Удивительно ли, что на освоение такого бедного рынка они не особенно и стремятся?
Но главное: если продукция конкурентоспособна только у нас та ли это конкурентоспособность?
То есть даже в лучшем случае, если иностранец развертывает у нас производство конкурентоспособной продукции, то он продает ее нам же, конвертирует выручку в валюту и вывозит. Какой нам выигрыш? Ведь вместо притока валюты идет ее отток!
Намного ли «Золотая Ява» лучше нашей прежней «явской Явы»? А ведь за каждую пачку «Золотой» мы платим теперь компании Бритиш-Америкэн Тобакко, а за ту, старую, платили государству. Выручка за «Золотую» конвертируется в валюту и вывозится, а за ту – оставалась в стране. Якобы привлекая инвестиции, мы все равно платим валютой, как если бы покупали импортные сигареты.
Намного ли мороженое «За 48 копеек» фирмы Nestle вкуснее того, старого, настоящего «за 48 копеек»? Оно выпускается по той же технологии, на тех же заводах, из того же сырья и тем же персоналом. Но теперь мы за него платим валютой иностранным дядям и тетям, потому что производство и товарная марка принадлежат теперь иностранцам.
Но это – лирическое отступление. Нас ведь иностранные инвестиции интересуют в том смысле, чтобы с их помощью развернуть в стране конкурентоспособное производство, то есть производство, продукция которого может быть конкурентоспособной в мире, а не только у нас в стране. Так почему же этого не происходит? Почему в Аргентину и Бразилию были вложения в сотни миллиардов, а нам – фига без масла?
Может быть, причины политические? Может, они русских не любят? Может быть. Но что если причины не морально-романтические, а экономические? Так давайте не будем гадать по ромашке. Давайте сделаем «инженерную прикидку».
МАНОК НА ИНВЕСТОРА
Из предыдущей главы мы знаем, как трепетно должны относиться инвесторы к вложению своего капитала.
1 2 3 4 5 6 7 8