– Мужики на заработках, – открыл главную мореевскую тайну заинтересованному Воронину Петр Сергеевич. – А в остальном – деревня как деревня.
Хозяйку ближайшей усадьбы звали Людмилой. Несмотря на целый ворох ребятишек, копошащихся во дворе, и свои, видимо, немалые годы, природной красоты она пока не растеряла. С Петром Сергеевичем хозяйка поздоровалась как со старым знакомым и без проволочек пригласила гостей в дом. Дом был ухожен и чист. Герман, ожидавший увидеть нечто из ряда вон выходящее, был разочарован. Мебель в доме была старой, но все же не настолько, чтобы поражать воображение. Советский ампир, с великими трудами завезенный в глухую лесную деревушку.
– Надо же, какое несчастье, – вздохнула Людмила, узнав о смерти Васильева. – Надорвался, видимо, сердешный, когда выбирался из болота. А может, при аварии нутро себе повредил. Я этих вертолетов-самолетов страх как боюсь. Груда железа, а летает. Как же ей, скажите на милость, не упасть? Я и Машке своей говорю: ты уж лучше на поезде добирайся, оно, может, и дольше, зато надежнее.
– Маша Мореева – ваша дочь? – поинтересовался Клыков. – Нас Василий Иванович познакомил.
– Она мне о вас говорила, – кивнула головой Людмила и, обернувшись к Воронину, спросила: – Так вы немец?
– Природный русак, – запротестовал Герман. – Немца мы в Световидовке оставили. Нам, хозяйка, проводник нужен. Без знающего лес человека мы до упавшего вертолета не доберемся. Может, вы кого-нибудь присоветуете?
– А вот Машку и присоветую, – неожиданно весело отозвалась Людмила, – она все здешние тропы знает как свои пять пальцев.
Воронину очень хотелось расспросить хозяйку о ее муже, но он так и не решился, боясь испортить наладившиеся отношения. А муж, наверное, был, поскольку младшему сыну Людмилы едва исполнился год, и он сейчас удивленно таращил круглые, как у совенка, глаза на непрошеных гостей. В доме Людмилы Мореевой фотографий не было, во всяком случае на стенах. Возможно, в Мореевке, в отличие от Световидовки, их хранили на городской манер в альбомах. Но не исключено, что здешние жители вообще не любили фотографироваться.
Маша Мореева в жизни выглядела еще красивее, чем на сделанном Максом снимке. Было ей лет двадцать, не больше, и смотрела она на Германа поразительно чистыми зелеными глазами без всякого смущения. То ли от природы была не стеснительная, то ли большой город приучил ее спокойно относиться к людям.
Клыкова Маша узнала и даже приветливо кивнула ему головой. Одевалась она на городской манер: в поношенные джинсы и кофточку с длинными рукавами. В отличие от матери, прятавшей волосы под платком, Маша свободно рассыпала их по плечам. По мнению Воронина, которым он не замедлил поделиться с окружающими, такой девушке по подиуму бы ходить, а не по лесным тропам.
– Подиум от меня не уйдет, – спокойно отозвалась Маша. – А вот лес не всякого примет и не всякого отпустит. Когда пойдем?
– Да хоть сейчас, – отозвался Воронин. – Точнее, через час, когда Петр Сергеевич доставит остальных участников экспедиции.
– Через час я буду готова, – кивнула Маша и ушла в соседнюю комнату.
– Может, на крыльце посидим? – предложил Клыков, когда за Бубновым закрылась дверь.
– Нет уж, гости дорогие, – засмеялась Людмила, – присаживайтесь-ка лучше к столу. Водкой я вас поить не буду, а пирожками угощу.
Таких пирожков, с пылу с жару, Воронину есть еще не доводилось. Он уминал их за обе щеки и нахваливал хозяйку. Людмила в ответ лишь посмеивалась да молодо поблескивала в сторону словоохотливого гостя глазами. Двигалась она по горнице с таким изяществом, что Герман невольно ею залюбовался. Простое платье очень выгодно подчеркивало ее чуть располневшую фигуру, усладу глаз любого мужчины, еще не потерявшего интереса к противоположному полу.
– А ты ведь не женат, – уверенно сказала Людмила, когда наевшийся Клыков вышел на крыльцо покурить.
– Не срослось, – смущенно отозвался Воронин.
– И детей у тебя нет, – продолжала столь же уверенно Людмила, – а пора бы завести.
– Жена хотела пожить для себя.
– А разве дети этому помеха? – удивилась Людмила.
Воронин в ответ лишь пожал плечами, хотя хозяйка, как ему показалось, ждала от него совсем другого жеста. Герман вздохнул и сначала воровато покосился на входную дверь, за которой скрылся Славка, потом на комнату, куда ушла Маша.
– Хочешь, оберег подарю? – спросила Людмила, пристально глядя в глаза гостя.
– Зачем? – спросил дрогнувшим от напряжения голосом Герман.
– Там пригодится, – отозвалась хозяйка и взяла растерявшегося Воронина за руку. – Идем.
Комната, куда она его привела, была невелика, но рассмотреть ее убранство Герман не успел. Да и темновато было. Зато недостаток света не помешал ему увидеть обнаженное тело женщины и припасть к нему со всем пылом внезапно вспыхнувшей страсти. Людмила была опытной женщиной, это Герман отметил сразу и постарался не оплошать в объятиях деревенской красавицы. В какой-то миг ему показалось, что в искаженном страстью лице Людмилы проступило что-то звериное, но он отнес это к причудам разыгравшегося воображения.
– А как же муж? – тихо произнес он немного погодя.
– Это не твоя забота, – спокойно отозвалась Людмила и повесила на грудь Германа небольшую черную фигурку из дерева, закрепленную на простом шнурке. – Теперь Он тебя не тронет.
– Кто он?
– Машкин сын, – спокойно отозвалась хозяйка. – Кумовья вы с ним как-никак. Только на девку мою заглядываться не вздумай.
– Что я, по-твоему, сексуальный маньяк, что ли? – обиделся Воронин.
– Знаю я вас, мужиков, – засмеялась Людмила. – И эту тоже не тронь.
– Кого «эту»? – растерялся Герман.
– Дочь Василия Ивановича, – пояснила хозяйка. – Заплатил он ею за свое спасение, а потом, видимо, схитрить хотел, вот и поплатился за неразумие. С Машкиным сыном хитрить нельзя. Все, горожанин, больше меня ни о чем не спрашивай. Лишнего даже мне болтать не положено.
– Так, может, еще раз?
– Ну, коли у тебя силы остались, не откажу.
Оберег, подаренный Людмилой, представлял из себя искусно вырезанную из дерева фигурку черного ворона, расправившего крылья. Возможно, это был намек на фамилию Германа, но не исключено, что Людмила вкладывала в свой дар какой-то другой, сокровенный смысл. В любом случае показывать его Клыкову Воронин не собирался. Впрочем, Славки не было ни в горнице, ни на крыльце. Похоже, он, терзаемый профессиональным любопытством, решил познакомиться поближе с обитателями загадочной деревни.
Герман вновь присел к столу, Людмила захлопотала с самоваром. К слову, с настоящим, а не электрическим, хотя электричество в Мореевке, в отличие от Световидовки, имелось, что само по себе можно было считать чудом. Видимо, дурная слава Мореевки сослужила в этот раз ее обитателям хорошую службу и избавила ее от происков охотников за цветными металлами. Сторонний наблюдатель решил бы, пожалуй, что между хозяйкой и гостем ничего особенного не произошло, но Воронин испытывал неловкость. Все-таки слишком уж скоротечным был период его ухаживания за красивой женщиной. Впрочем, кажется, это не он ее выбрал – а ей самой отчего-то захотелось его ласк. Не исключено, что Людмила долгое время жила без мужа и не стала упускать подвернувшийся случай. А в том, что этим случаем оказался Воронин, особой его заслуги нет. На месте Германа мог оказаться кто-то другой, ну хотя бы Славка Клыков.
– Нет, – вдруг твердо произнесла Людмила, – только ты.
– Ты что же, мои мысли читаешь? – удивился Воронин.
– Эти мысли у тебя на лице написаны, – засмеялась Людмила. – А приятель твой уже на подходе.
Через минуту Славка действительно объявился в горнице и с порога вопросительно глянул на Германа:
– Что, уже закончили?
– Это ты о чем? – насторожился Воронин.
– Это я о пирожках, – усмехнулся Клыков. – Бубнов привез остальных. Пора выступать, командор.
Славка был не на шутку взволнован, но пытался скрыть это волнение под напускной бравадой. Впрочем, Воронину сейчас было недосуг разбираться в чувствах, охвативших его приятеля перед решительным броском в неизведанное.

Глава 5
ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ

Маша, экипированная по-походному, первой ступила с крыльца. Следом за ней скатились Воронин с Клыковым. Во дворе их уже поджидали Светлана Васильева, Игорь, Бубнов и Макс фон Бюлов. Все с огромными рюкзаками за плечами.
– Вы разве тоже пойдете с нами? – удивленно глянул на Петра Сергеевича Клыков.
– Молодой человек, – обиженно отозвался Бубнов, – эти люди были моими хорошими знакомыми, и я должен их найти. Живыми или мертвыми.
– Будем все-таки надеяться на лучшее, – вздохнул Воронин, взваливая на плечи немалый груз.
Экспедиция начиналась буднично, без труб и барабанов. А провожала поисковиков одна Людмила, которой Воронин помахал рукой, прежде чем ступить вслед за Машей на лесную тропу.
– А куда она нас ведет? – спросил Игорь, настороженно оглядываясь по сторонам.
– Будем надеется, что не к черту в зубы, – зло процедил Бубнов.
Однако вскоре выяснилось, что Маша вела их к тому самому месту, где мореевские бабы обнаружили заблудившегося Васильева. Решение было разумным: именно оттуда и следовало начинать поиски, ибо вряд ли оглушенный после падения бизнесмен мог проделать в одиночку очень уж большой путь. Велика была вероятность, что Василий Иванович ходил кругами возле места падения, как это бывает с людьми, заблудившимися в незнакомом лесу.
Воронину, выросшему в городе, лес был в диковинку. Чего не скажешь о Славке Клыкове, который называл себя бывалым туристом и весело покрикивал на спутников, приунывших после первых часов нелегкого похода. Маша двигалась по едва заметной лесной тропе легким, стремительным шагом. Герман едва за ней поспевал, то и дело спотыкаясь о корни, выпирающие из земли, и тихонько при этом поругиваясь. К тому же его донимал гнус. Эти мелкие кровососущие твари могли вывести из себя кого угодно, а уж изнеженных горожан тем более. Забугорное средство от насекомых, припасенное путешественниками, на расходившихся российских комаров не действовало, и приходилось отмахиваться от них ветками. Занудная работа.
– Вот тебе и природа, – взвыл Воронин, обиженный на весь белый свет. – Дайте мне какого-нибудь поэта, я ему морду набью.
– Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, не комары да мухи, – вздохнул Клыков, потерявший значительную долю природного оптимизма.
– Сам сочинил? – удивился Герман.
– Ох уж эти мне юристы, – покачал искусанной головой Славка, – сухие, черствые и малообразованные люди. Пушкин это написал, неуч. Большой ценитель природных красот и деревенской жизни.
С классиком Воронин спорить не стал, зато обратился со слезной просьбой к Маше. Девушка окинула взором приунывших поисковиков и дала добро на привал. Воронин направился было к чудной полянке, заросшей изумрудной кудрявой травкой, но был остановлен грозным окриком лесной жительницы:
– Это топь!
Герман не поверил. По его мнению, такого просто не могло быть. Ведь должны же эти кустики на чем-то расти. Не говоря уже о белотелой березке, которая шелестела зеленой кроной едва ли не в самом центре поляны.
– Сказано же, не сворачивать с тропы! – набросилась на неслуха Маша. – Кто вас потом будет оттуда вытаскивать!
Недоверчивый Герман все-таки сделал два шага в сторону поляны и тут же с ужасом отпрыгнул назад, оторопело уставившись на воду, которая мгновенно заполнила оставленные им на мягкой земле следы.
– Как дети прямо, – покачала головой Маша. – Десять минут посидим и снова в путь. До темна мы должны выбраться на твердую землю. Иначе беда.
Наученный горьким опытом Воронин присел на рюкзак в шаге от Маши и попросил у Славки сигарету. Он где-то читал, что гнуса можно отпугнуть дымом. Черта лысого он отпугнул. Воронин закашлялся и бросил недокуренную сигарету на землю. Маша тут же затоптала чуть тлеющий огонек ногой и укоризненно глянула на Германа.
– Так вода ведь кругом, – попробовал он оправдаться.
– Все равно нельзя, – твердо сказала Маша. – Огонь дает жизнь, но он же ее отнимает.
– А скажи мне, красавица, что ты делала в гостях у Останина? – раздраженно спросил Герман, обиженный ее нравоучительным тоном.
– Это который Останин – москвич, что ли? Так меня Василий Иванович попросил к нему зайти. Я ведь снимаю комнату недалеко от гостиницы.
– Зачем?
– Передать записку.
– А что было в той записке?
– Откуда же мне знать? – удивилась Маша. – Я ее не читала.
– А как москвич отреагировал на записку?
– Развернул, нахмурился, хотел выругаться, наверное, но взглянул на меня и сдержался.
– Что еще?
– Угостил меня конфетами. Добрый был дядечка, но какой-то испуганный. Мне так показалось. Он и меня не сразу в комнату пустил, все спрашивал, кто я и откуда. А он действительно умер?
– Умер, – вздохнул Воронин. – Все мы смертны.
– Нет, не все, – возразила Маша. – Он живет уже целую вечность.
– Это ты про Машкиного сына? Ты его видела?
– Нет, не видела, но хотела взглянуть.
– Зачем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Маша и отвернулась от слишком любопытного собеседника.
Оказывается, даже самые загадочные на первый взгляд происшествия имеют самое простое объяснение. Впрочем, Герман, участвовавший за время службы в милиции в раскрытии многих преступлений, знал это по опыту. Выходит, москвич чего-то опасался, и, судя по всему, его опасения не были беспочвенны. Иначе зачем было Васильеву посылать к нему Машу с предостережением? Многое Воронину мог бы рассказать шофер Игорь, который сидел сейчас на тропе рядом со Светланой и настороженно озирался по сторонам. Но, похоже, время для откровенного разговора еще не пришло. Бодрее всех, к удивлению Германа, в их группе, собранной с бору по сосенке, держался Петр Сергеевич. Хотя немалые года и грузноватая фигура вроде бы характеризовали его как никуда не годного ходока, но, судя по всему, этот человек был привычен к лесу, и марш-бросок в три десятка километров практически на нем не отразился.
1 2 3 4 5 6 7