Эти спиральки считались у нас почему-то самым лакомым блюдом.



Была моя очередь мыть стебельки. Я, такая маленькая козявка, подошла к кадушке, и так как она была высока, то подставила скамеечку, а когда влезла на неё, то увидела, что воды в кадушке очень мало, на самом дне. Однако это не устрашило меня, и я перегнулась вдвое...
Тянусь, тянусь руками к воде... И вдруг ноги мои оторвались от скамейки, и я, мелькнув ими в воздухе, упала вниз головой в кадушку, а поскольку она была довольно узкая, то мне никак не удавалось повернуться, и я начала захлёбываться. Барахтаюсь в ней, ногами дрыгаю, а сама уж и воды наглоталась...
Внезапно кто-то рванул меня изо всей силы за ногу. Кадушка упала, я тоже, вода вылилась, и я почувствовала, что кто-то дёргает меня за платье. Но я не видела кто, потому что глаза у меня от страха были закрыты, и вся я была мокрая и грязная. Тут я заревела во всё горло, подняла крик на весь двор, и на этот крик сбежались все мои родные и наша нерадивая нянька, которая по обыкновению сидела на скамье за углом и щёлкала подсолнухи.



Сосед-дворник оказался свидетелем происшедшего. Он потом и рассказал, как всё получилось.



Дворник говорил, что всё вышло так быстро, что он даже метлы не успел бросить. Нигер опередил его. Увидев, в какую я попала беду, пёс в тот же миг бросился ко мне на выручку, свалил кадушку, хотя она была тяжёлая, и оттащил меня от неё. Мне попало за шалости, а Нигера все ласкали и хвалили за сообразительность.

Как Нигер спас моего брата

Иртыш – большая река. Особенно полноводным становился Иртыш весной, когда начинали таять снега и лёд в горах и в него вливалась масса воды. Тогда он выходил из берегов и затоплял город.
А летом, в жаркую пору, и к осени Иртыш мелел. Пароходы садились на мель, а с известного времени совсем не доходили до нашего города, и тогда жители надолго оказывались отрезанными от всего мира, пока река снова не набиралась сил.
Итак, бывали такие дни, когда вода доходила до самого нашего дома и плескалась о ступеньки крыльца. Мы с братцем, разумеется, находили это необычайно интересным и с особенным усердием просились на воздух, на прогулку. Нас пускали на открытую террасу, разрешали посидеть на крыльце, но дальше идти было некуда: всё остальное было залито водой. Город походил на Венецию. Вы, конечно, слышали, что есть такой город в Италии, который расположен на островах, так что там по улицам ездят на лодках.
Правда, у нас было не очень глубоко, и обычно на второй, третий день вода начинала спадать, а к концу недели всё принимало свой прежний вид. Но всё же людям приходилось ездить на лодках.



Вот вышли мы с братцем как-то погулять на крыльцо, кругом вода, люди на лодках плавают, и захотелось нам тоже покататься. Сидим, мечтаем и вздыхаем оттого, что мы такие маленькие, лодки нам не дадут, а самим не достать.
Вдруг Жучок придумал и говорит:
– Знаешь, Маня, возьмём корыто, оно лёгкое, тут близко стоит. Никто не увидит, мы сядем и поедем.
– Поедем! – с восторгом подхватила я.
Сговорились быстро и, не медля, тихонько отправились в конец террасы, где близ цветочных горшков приютилось старое корыто. Мы перенесли его на крыльцо и опустили на воду.
Оно легко и заманчиво заколыхалось на воде, будто настоящая лодка. Брат осторожно поставил на него ногу, но утлое судёнышко моментально ушло вниз, и Жучок, потеряв равновесие, бултыхнулся прямо в воду.
Он не успел даже закричать и на моих глазах начал тонуть. А я была слишком мала, чтобы помочь ему. Я даже не сразу сообразила, что произошло и что мой брат в опасности.
Выручил, как всегда, Нигер. Верный пёс мгновенно бросился в воду и, подплыв к тонущему, схватил зубами за одежду. Из воды показалась голова брата, он изо всех сил вцепился в собаку.
Они барахтались у самого крыльца, но так как ступеньки были довольно высокими и скользкими, то Нигер никак не мог взобраться на них с такой тяжестью. Он только перебирал лапами, стараясь держаться на поверхности, и время от времени визжал и лаял.
Тут и я, придя немного в себя, кинулась в дом, громко крича и плача. Выскочили старшие, и я, судорожно всхлипывая, повторяла:
– Шура! Нигер! Шура! Нигер!
Взрослые бросились к крыльцу и помогли изнемогающей собаке и моему озорному братцу, который едва не поплатился за свою выдумку собственной жизнью, выбраться из воды.



Нам с Жучком, конечно, досталось на орехи, и поделом, братец ещё схватил грипп и пролежал целый месяц в постели, а Нигера опять все очень хвалили и угощали лакомством.




Как Нигер нашёл для меня сестрёнку, а моим родителям – дочку

Зимой у нас в Сибири бывали такие бураны, что сугробы наносило выше человеческого роста, а снег, слежавшись, делался почти таким же крепким, как лёд. После каждого бурана мы с ребятами из соседнего двора прорывали в сугробах туннели, строили снежные дома и играли в жителей севера – эскимосов.
Во всех наших играх, разумеется, непременно участвовал Нигер. Он возил нас на санках. Он был огромным страшным белым медведем, с которым мы боролись, и, что особенно приятно, он давал себя побеждать. С его помощью мы не раз открывали Северный полюс, который тогда ещё не был завоёван человеком.
Мы катались с ледяной горки, а Нигер с задорным лаем бежал следом, и, кажется, ему было весело не меньше, чем нам.
Катаясь на коньках, мы впрягали его в постромки, и он мчал нас по гладкому льду с такой быстротой, что ветер свистел в ушах.
В общем, было необыкновенно весело, и целый околоток завидовал, что у нас есть такой замечательный пёс.
И вот однажды, вернувшись домой в морозный зимний вечер, мы вспомнили, что забыли в наших снежных хижинах папин пояс, который он не велел нам трогать без спроса. Боясь, что утром папа хватится пропажи и нам основательно попадёт, мы с братцем принялись советоваться, как поступить.
В это время поднялся ветер и повалил густой снег. Ну, как тут быть? Самим выйти на улицу нельзя, не пустят. А кому можно доверить такую тайну?..



Решили послать Нигера. Если он почту носит, что ему стоит притащить какой-то пояс! И вьюги он не боится. Я подозвала пса, приподняла его длинное мягкое ухо и долго старательно нашёптывала ему, надеясь, что он поймёт, что от него хотят.
– Принеси, Нигерушка, папину опояску, она лежит в нашем домике. Принеси, пожалуйста, а то нас в угол поставят, – просила я и даже поцеловала его заискивающе в морду. Нигер мотнул недовольно головой и высвободил ухо.
Брат же, как человек более разумный, разыскал папину шапку, дал понюхать Нигеру и тихонько сказал, подталкивая собаку к двери:
– Пиль!
Нигер стал скрести дверь.
– Мама, – сказала я невинным голосом. – Нигер хочет на улицу. Можно ему выйти?
– Ну, конечно. Скажи няне, она выпустят его. А вы не подходите к двери: простудитесь.






Нигера выпустили, и он стремглав бросился во двор. Мы с замиранием сердца ждали, найдёт ли он пояс и принесёт ли его нам.
Нас послали умываться перед сном, и тут все услышали беспокойный лай Нигера и его царапанье в парадную дверь.
– Что это он затеял? – недовольно проворчал отец. – Опять, наверное, собаки вырыли дыру под забором. Как это он попал на улицу? Ну, полает и перестанет, – добавил отец.
Мы с Жучком предполагали, что Нигер несёт папину опояску, и, переглядываясь, соображали, как нам незаметно взять её у него. И что он так лает? Только привлечёт общее внимание...
Лай не умолкал. В нём слышалась тревога. Нигер лаял всё громче и настойчивее, почти без перерыва.
– Что там такое? – недоумевали взрослые, но никому не хотелось выходить из тёплой комнаты на холод.
– Дайте-ка, я схожу, погляжу, – сказала наша старая нянюшка, уже несколько лет жившая у нас вместо прежней молодой и ленивой няньки. Мы очень любили её и даже поверяли ей свои тайны.
Она оделась и вышла на крыльцо. Слышно было, как хлопнула парадная дверь под напором ветра. Лай стих. Через минуту нянька вернулась, охая и вздыхая, неся в руках тряпичный свёрток.
– Ах ты, беда какая, – говорила она. – Никак, дитё нам подкинули. Нигерушка-то, смотрю, лает над каким-то узелком...
Свёрток положили на сундук и начали разматывать, оттуда выглянуло крохотное сморщенное личико. Все столпились кругом, и Нигер тоже просунул нос и старательно обнюхал находку. Ребёночек заплакал.
– Ах ты, горе какое. Что делается на белом свете: бросила свою дитю! – продолжала возмущённо причитать няня.
– Ладно, толковать будем потом, – остановила её мама. – А теперь принесите ванночку с тёплой водой. Мы выкупаем бедняжечку, а затем покормим. Как бы не простыла, погода-то вон какая...
Нянька, ворча, поплелась на кухню. Нас стали отсылать спать, но мы со слезами умоляли показать нам, как будут купать и кормить найдёныша, и мама, сжалившись, разрешила.



В одеяльце лежала записка:
«Простите, добрые люди, мне её некуда девать, самой есть нечего. Зовут Еленой».
В те времена жилось трудно, и, случалось, бедные женщины – одинокие матери, которым не на что было прокормить себя и ребёнка, – подкидывали новорождённых чужим людям.
Счастье, что Нигер быстро зачуял девочку. Пролежи она на крыльце дольше – мороз забрался бы под пелёнки и убил бы её.
Принесли воду, выкупали подкидыша, потом дали соску с подогретым молоком, а когда малютка насосалась досыта, положили её спать вместе с нами в детской.
Назавтра наши родители, посоветовавшись между собой, решили удочерить сиротку. Пригласили нас с Жучком и спросили:
– Хотите, чтоб у вас была ещё сестрёнка?
– Хотим! Хотим! – закричали мы в голос.
Скоро все у нас в семье полюбили девочку, как родную, а её имя Елена переделали в коротенькое – Лёша.
Так с помощью Нигера, у меня появилась сестрёнка Лёша, а у наших родителей – ещё одна дочка.

Как Нигер выучил Лёшу ходить

Лёша быстро росла. Потом она стала ползать, но долго не решалась встать на слабые ножки. Нигер, видевший когда-то и меня и брата Шуру ползающими, часто подолгу наблюдал, как она возится на коврике. Иногда она подползала к нему, а он лежал и не шевелился.
Но вот однажды, когда она больно уцепилась за его загривок, он стал потихоньку подниматься, и она, не выпуская его шерсти из рук, поднялась вместе с ним. Он сделал шаг – она переставила ножки, он переступил ещё – она пошла за ним. И, очевидно, ей это понравилось, так как она что-то залопотала и завизжала от восторга, сверкая всеми шестью зубами и продолжая держаться за шею собаки.



Прибежавшая на визг младшей дочурки мама увидела, как они медленно шествовали через всю комнату. Лёша, колыхаясь, неуверенно переставляла одну ножку, другую, а Нигер, косясь на девочку и соразмеряя свои шаги с её шажками, осторожно двигался рядом.
Всплеснув от радости руками, мама воскликнула:
– Смотрите, Нигер научил Лёшу ходить!
Конечно, это вышло случайно, но они и потом не раз прогуливались так, в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, пока крошка не выучилась ходить самостоятельно.

Как воровали Нигера

Я уже говорила, какой сообразительный был Нигер. Он с одного слова понимал, что от него требовали. Стоило сказать только раз – и Нигер уже спешил исполнить приказание.
Папа в свободное время так много занимался с Нигером, что тот изучил много разных фокусов, которыми в часы досуга забавлял нас и наших знакомых. Он прыгал сквозь обруч и через палку, как в цирке, ходил на задних лапах, приносил вещи. Правда, беспрекословно слушался он только одного старшего хозяина.
Отец говорил:
– Принеси мне палку! – Нигер нёс ему трость. Отец приказывал:
– Принести шапку! – и услужливый пёс тащил головной убор хозяина.
Не может сам достать – примется лаять: дескать, помогите, что вы, не видите – мне не дотянуться... А получив, он с торжествующим видом, весь напружиненный, размахивая хвостом, как метлой, возвращался к своему повелителю и клал принесённое ему на колени. Не было случая, чтобы он ошибся и принёс не то, что требовалось, или отказался выполнить приказ.
Все удивлялись уму и понятливости нашего пса.
Когда начинали играть на рояле, он подсаживался и, уморительно запрокинув голову и закатив глаза, издавал резкие горловые звуки, похожие на какой-то плач. Мама не выносила этого, но мы с братцем приходили в восхищение от его пения. И когда родители уезжали из дома, мы с Нигером устраивали такие оглушительные концерты, что няня, заткнув уши, спешила укрыться на кухне.
Может быть, Нигер и, взаправду, научился бы петь, если бы с ним заняться, но мы были малы, а родные не любили этого визга. Во всяком случае брат, у которого был музыкальный слух, беря на инструменте ноту за нотой и прислушиваясь к подвыванию Нигера, уверял, что пёс поёт довольно правильно.
Один богатый самодур, прослышав о нашей собаке, вознамерился её купить и явился за этим к нам. Он думал, что за деньги можно получить всё, что угодно, и представьте его удивление и даже негодование, когда отец наотрез отказался удовлетворить его желание.
– Продать Нигера? Да с чего это?! Даже если бы была острая нужда в деньгах, и тогда не продали бы собаки. Разве друзей продают! – так сказал отец.
Тогда этот бессовестный большебрюхий человек, уходя от нас, напоследок пригрозил, что украдёт Нигера, а своего добьётся.



Эту угрозу слышали и наши соседи, и они также сообщили нам, чтобы и в самом деле не вышло чего худого с Нигером. Отец предупредил богача, что привлечёт его к ответственности через суд, если наша собака пропадёт, так как есть много свидетелей, которые подтвердят, что он собирался её похитить.
Однако это не помогло. Прошло немного времени, и наш Нигер действительно потерялся.
– Вот подлец, свёл-таки собаку со двора, – возмущался папа.
Он сейчас же отправился к этому толстосуму, надеясь, что Нигер там, и ему удастся выручить пса. Но во дворе у купца Нигера не оказалось, а в комнаты папу не пустили.
Тогда папа пошёл в полицию, пожаловался околоточному. Околоточным назывался полицейский, надзиравший за порядком в своём участке или околотке. Тот долго не соглашался пойти с папой к богатею, а когда, наконец, пошёл, то из этого всё равно ничего толкового не вышло.
1 2 3 4