Но восемь месяцев спустя Алайда, Дева Тумана, была мертва, а ее новорожденный сын умирал, отказываясь от — любого молока. Послали за волшебником Мэдлином, и он своей магией спас младенца Туро, но мальчик так и остался слабым. Дружинники надеялись увидеть юного принца, зеркальное отражение короля, а видели они тихого, серьезного ребенка, избегавшего всех мужских занятий. Однако память о нежной кротости его матери была еще жива, и он вызывал у них не насмешливое презрение, а дружеское печальное сострадание. Туро любили, но, глядя на него, покачивали головами, думая о том, что могло бы быть, но не сбылось.Вот о чем думал Гвалчмай, когда охотничья кавалькада выехала из замка во главе с Эльдаредом и его двумя сыновьями — Кэлем и Моретом.Король так и не оправился от смерти Алайды. Он редко смеялся, а оживал лишь на охоте, была ли она на диких зверей или на людей. А для второго в те кровавые дни поводов у него находилось предостаточно: саксы и юты бесчинствовали на юге, а ладьи северян волчьими стаями забирались далеко по глубоким рекам Восточного края. Вдобавок — налеты мелких Кланов и племен, так и не признавших за римско-британскими вождями права властвовать над исконными землями бельгов, исениев и кантиев.Гвалчмай прекрасно понимал их точку зрения: он же сам был чистокровным кантием и родился на расстоянии броска камня от Призрачных утесов.А теперь он стоял и смотрел, как знатные всадники скрываются за лесистым холмом, а потом пошел в отведенное королевским дружинникам помещение за конюшнями. Его взгляд впивался в дейчестерцев, толпившихся у харчевни, и тревога в его душе все росла.Особенной любви между ними и здешними дружинниками не наблюдалось, хотя перемирие в общем и те и другие соблюдали: ну, сломанный нос, ну, вывихнутая кисть, однако чаще дело обходилось без стычек. Но сегодня Гвалчмаю чудилось странное напряжение в воздухе, непонятный блеск в глазах дружинников Эльдареда.Он вошел в залу. И увидел всего двоих: Викторин и Карадок бросали кости, и римлянин проигрывал — легко и весело.— На выручку, Гвалч! — позвал Викторин. — Спаси меня от моей глупости.— Еще не родился человек, которому такой подвиг по плечу.Гвалчмай направился к своей постели, где лежали его скатанные одеяла. Из них он извлек ножны с гладием, мечом римских легионеров, и пристегнул их к поясу.— Ждешь чего-то? — спросил Карадок, высокий жилистый белы.— А остальные где? — ответил Гвалчмай вопросом на вопрос.— В деревню пошли. Там ярмарка началась.— Да утром же, — ответил Викторин, присоединяясь к разговору. — Что случилось?— Пока ничего, — сказал Гвалчмай. — И, Митра свидетель, я очень надеюсь, что и дальше ничего не случится. Только вот в воздухе попахивает бедой.— А я ничего такого в нем не чую, — возразил Викторин.— Так ты же римлянин! — вставил Карадок и тоже извлек меч из скатки.— Спорить с парой невежественных варваров я не стану, но вы вот о чем подумайте: если мы начнем расхаживать с мечами на боку, то можем раздразнить их, а потом нас же обвинят в нарушении духа перемирия.Гвалчмай выругался и сел.— Ты прав, друг. Так что же ты посоветуешь?Викторин, хотя и был моложе остальных, пользовался уважением среди королевских дружинников. Он был надежен, храбр и умел думать. Да и воспитанная в нем римская дисциплинированность удачно уравновешивала буйную несдержанность британцев, служивших королю.— Сам толком не знаю, Гвалч. Пойми меня правильно: я ведь не отрицаю твои особые способности. У тебя нюх на ловушки, и людей ты видишь насквозь.Раз, по твоим словам, что-то не так, голову прозакладываю, ты не ошибаешься. По-моему, спрячем мечи под туниками и прогуляемся по замку. Может, дейчестерцы все еще злобствуют, что Карадок победил в метании ножей и забрал их денежки.— Навряд ли, — возразил Карадок. — Мне, наоборот, показалось, что они что-то уж слишком спокойно с этим смирились. Я тогда же подумал: что-то тут не так. И даже спал, не снимая руки с кинжала.— Не будем забегать вперед, друзья, — сказал Викторин. — Встретимся тут через полчаса. Если попахивает опасностью, так мы все ее почувствуем.— А если да, тогда что? — спросил Карадок.— Ничего, не делай. Если сможешь, просто уйди.Смири гордость.— Такого от мужчины требовать нельзя! — возразил белы.— Так-то так, мой непоследовательный друг. Но если стычки не избежать, пусть ее начнут дейчестерцы.Король будет очень недоволен, нарушь перемирие ты.И может всю шкуру с тебя спустить.Гвалчмай подошел к окну и распахнул деревянные ставни.— Думаю, оружие нам прятать ни к чему, — сказал он негромко. — Дейчестерцы все вооружены.Викторин подхватил свою скатку.— Забирайте свое снаряжение — и за мной! Быстро!— Десяток их бежит сюда с мечами в руках, — сказал Гвалчмай, отпрянув от окна. Он поднял скатку и последовал за своими друзьями к грубо сколоченной деревянной двери в конюшню. Обнажив мечи, они вошли в конюшню и захлопнули дверь. Быстро оседлали трех лошадей и выехали во двор.— Вон они! — раздался чей-то крик, и воины бросились наперерез всадникам.Викторин ударил лошадь каблуками и галопом ворвался в толпу. Одни шарахнулись в сторону, другие растянулись на булыжнике. Три друга пронеслись под бревенчатой аркой ворот и оказались среди заснеженных холмов.Они не проскакали и мили, когда в ложбине на берегу замерзшего ручья увидели трупы своих товарищей. Королевские дружинники были вооружены только ножами, но по меньшей мере одиннадцать из семнадцати были сражены стрелами, остальные пали под ударами мечей и боевых топоров.Три всадника остановили лошадей. Спешиваться не имело смысла. Они молча смотрели на лица друзей и просто собратьев по оружию. У кряжистого дуба валялся труп Аттика, канатоходца. Снег вокруг испещряли пятна крови, свидетельствуя, что лишь ему одному удалось ранить нападавших.— Троих, не меньше, — сказал Карадок, словно читая мысли своих друзей. — Ну да Аттик был прохвост крепкий. Так что теперь, Викторин?Молодой римлянин помолчал, оглядывая горизонт.— Король, — сказал он негромко.— И малый! — воскликнул Гвалчмай. — Юнона сладчайшая! Мы должны найти их и предупредить.— Они мертвы, — сказал Викторин, снял бронзовый шлем и уставился на свое отражение. — Вот почему дружинников заманили в ловушку, а короля; пригласили на оленью охоту. Только они-то устроили охоту на царственного оленя. Мы должны вернуться в Кэрлин и предостеречь Аквилу.— Нет! — вскричал Карадок. — Такое предательство нельзя оставить безнаказанным!Викторин уловил боль в глазах бельга.— И что ты сделаешь, Карадок? Поскачешь назад в Дейчестер и перелезешь через стену, чтобы найти Эльдареда?— А почему нет?— Потому что это ничего не даст — ты умрешь, не приблизившись к Эльдареду ни на шаг. Загляни вперед, друг. Аквила не ждет короля раньше весны и будет захвачен врасплох. Нежданно с севера на него нагрянет дейчестерское войско со всеми союзниками, каких успеет найти Эльдаред. Они захватят Эборакум, и предатель останется победителем.— Но мы должны найти тело короля, — перебил Гвалчмай. — Мы не можем бросить его воронам. Так не подобает.— А что, если он еще жив? — подхватил Карадок. — Никогда себе не прощу, что бросил его.— Я знаю, что ты чувствуешь. Я ведь тоже скорблю. Но прошу вас: забудьте чувства, доверьтесь римской логике. Да, мы можем предать тело короля погребению, но как Же Эборакум? По-твоему, тень короля поблагодарит нас, если его бездыханное тело мы поставим выше судьбы его народа?— А если он жив? — не сдавался Карадок.— Ты ведь знаешь, что он мертв, — печально сказал Викторин. Глава 2 Туро заблудился. Очень скоро после того, как кавалькада покинула замок. Собаки взяли след и ринулись в дремучий лес, всадники поскакали за ними.Туро не собирался влетать в чащу галопом, лишь бы не отстать от собак. Он придержал кобылу и въехал под деревья чинной рысью. Но где-то свернул не туда и теперь даже лая гончих не слышал. Зимнее солнце стояло высоко в небе, но Туро промерз до мозга костей… и ему хотелось есть. Ветер стих, и Туро остановил кобылу у замерзшего ручья, спешился, разбил лед, нагнулся и начал глоточками пить холодную вкусную воду.Отец так на него рассердится! Нет, он ничего не скажет, но в глазах у него будет упрек, и он отвернется от него.Туро смахнул снег с плоского камня, сел и начал обдумывать, как поступить. Поехать дальше наугад в надежде наткнуться на охотников? Вернуться в замок по своему следу? Выбор между этими двумя возможностями труда не составлял. Он взобрался в седло и повернул кобылу на юг.Из-за деревьев величаво вышел олень и остановился, оглядывая всадника. Туро натянул поводья и склонился к луке седла.— Привет тебе, принц леса! Неужели и ты заблудился?Олень пренебрежительно отвернул голову, неторопливо пересек тропу и скрылся в чаще.— Ты похож на моего отца! — крикнул Туро ему вслед.— И часто ты разговариваешь со зверями?Туро повернулся в седле и увидел молоденькую девушку, одетую точно лесник в зеленую шерстяную тунику с капюшоном, кожаные гетры и зашнурованные до колен сапожки из овчины. Короткие волосы отливали оттенками осени: светло-каштановые с золотистыми и почти огненными бликами. Ее лицо завораживало взгляд — ни намека на красоту, и все же…Туро поклонился.— Ты живешь где-то поблизости? — спросил он.— Быть может. А вот ты — нет. И давно ты заблудился?— С чего ты взяла, будто я заблудился? — возразил он.Девушка отошла от дерева у тропы, и Туро увидел у нее в руке прекрасный лук из темного рога.— О, может, ты и не заблудился, — улыбнулась она. — Может, просто твои следы так тебя очаровали, что тебе захотелось полюбоваться на них еще раз.— Не буду спорить, — сказал он. — Я ищу замок Дейчестер.— У тебя там друзья?— У меня там отец. Мы гости.— Ни за какие богатства я не согласилась бы гостить у этой мерзкой семейки, — отозвалась она. — Поезжай дальше по тропе до разбитого молнией дуба, там поверни направо и держись берега ручья. Сбережешь время.— Благодарю тебя. А как твое имя?— — Имена для друзей, юный князек, ими не обмениваются с чужаками.— Чужак может стать другом. Собственно, все друзья прежде были чужаками.— Верно, — согласилась она. — Но если без обиняков, так у меня нет желания заводить дружбу с гостем Эльдареда.— — Жалею, если так. Но куда это годится, если необходимость ночевать в холодном, полном сквозняков замке вдобавок бросает тень на бедного гостя! Как бы то ни было, мое имя Туро.— Говоришь ты очень красиво, Туро, — снова улыбнулась она, — и чудесно разбираешься в лошадях.Послушай, раздели со мной полдневную трапезу.Туро не стал задаваться вопросом, отчего она вдруг так переменилась, а спешился и, следуя за девушкой, отвел свою лошадь в сторону от тропы за деревья, а затем вверх по вьющейся тропинке, которая привела к гроту под выступом песчаника. Там под бронзовым котелком, поставленным на двух камнях, приплясывали язычки пламени. Туро привязал поводья к кусту и подошел к очагу. Девушка бросила в кипящую воду горсть овса и добавила щепотку соли из сумки у пояса.— Принеси-ка хвороста, — сказал она Туро. — Отработай свой обед.Он послушно отобрал сучья потолще из валявшегося у тропинки валежника и притащил их в грот.— Ты что, задумал развести сигнальный костер? — осведомилась девушка.— О чем ты?— Это же огонь для стряпни. Чтобы уварить овсянку и согревать нас часок-другой. Значит, нужны ветки не толще пальца. Ты что, никогда не разводил огня для варки?— Нет, к сожалению, этого удовольствия мне еще испытать не довелось.— Да сколько же тебе лет?— С осени меня будут считать мужчиной, — ответил он сухо. — А тебе?— Столько же, сколько и тебе, Туро. Пятнадцать.— Я схожу за подходящими ветками.— Заодно запасись и тарелкой.— Тарелкой?— А куда же ты положишь овсянку?Туро сердито вышел из грота. Сердился он редко, и чувство это вызвало у него неловкость. Очень большую. Пока он шел за лесовичкой, его завораживало ритмичное покачивание ее бедер, плавная грация походки. И ему чудилось, что сам он шагу не способен сделать, не споткнувшись. Ступни у него будто увеличились вдвое. Ему хотелось сделать что-нибудь эдакое, чтобы произвести на нее впечатление, и впервые за всю свою юную жизнь он пожалел, что не похож на отца.Выкинув эти мысли из головы, он набрал валежника Для очага и нашел круглый плоский камень, как наиболее подходящую замену тарелки.— Ты голоден? — спросила она.— Не очень.Короткой палкой девушка ловко сняла котелок с огня и размешала его густое молочно-белое содержимое. Туро протянул ей камень, а она хихикнула.— Бери-ка! — Она протянула ему свою деревянную тарелку. — Так тебе будет сподручнее.— Обойдусь и камнем.— Прости, Туро, мне не следовало над тобой смеяться. Ты ведь не виноват, что родился князьком. Просто тебе следовало взять с собой слуг.— Я не князек, я принц. Сын Максима, верховного короля. И, думается, сиди ты в зале Кэрлина, так ли уж свободно ты себя чувствовала бы, рассуждая о достоинствах плутарховского «Жизнеописания Ликурга»?У нее заблестели глаза, и Туро вдруг заметил, что они удивительно гармонируют с ее каштановыми волосами — светло-карие с золотистыми крапинками.— Наверное, ты прав, принц Туро. — Она насмешливо поклонилась. — С Ликургом я себя никогда, свободной не чувствовала и считаю, что Плутарх совершенно прав в сравнении его с Нумой. Как бишь он выразился? «Добродетель сделала одного столь почитаемым, что он был достоин трона, а другого столь великим, что он возвысился над троном».Туро ответил ей поклоном, но без насмешки.— Прости мое высокомерие, — сказал он ей. — Я не привык чувствовать себя столь глупым.— Вероятно, тебя больше влекут охота и упражнения с копьем и мечом.— Нет. Я и тут плоховат. Мой отец совсем отчаялся.Мне хотелось поразить тебя моими книжными премудростями. Ведь ничем другим я похвастать не могу.Она отвела глаза, положила остудившуюся овсянку на свою тарелку и протянула ее Туро.— Мое имя Лейта. Добро пожаловать к моему очагу, принц Туро.Он впился глазами в ее лицо, выискивая насмешку, но она была серьезна.Тарелку он взял и молча принялся за еду.
1 2 3 4 5