Вдали светился желтыми огнями шпиль Петропавловской крепости. Она спешила туда. Лед был твердый, бугристый, и она побежала, то и дело спотыкаясь, прижимая к себе одной рукой Сашу, другой Пушкина.
Впереди зияла трещина с черной водой.
Два спецназовца с автоматами на шее тяжело топали по пустынной Дворцовой набережной и остановились закурить. Спичку от ветра и дождя прикрыли четырьмя ладонями. Когда задымили, тот из них, что смотрел на Неву, молча указал подбородком другому: темная фигурка двигалась поперек реки в сторону Петропавловки. Почему не по мосту, ведь мосты не разведены? Да и нельзя перейти: в фарватере полынья -- вчера ночью ледокол пробил.
Парни перевесили автоматы за плечи, перемахнули через чугунную ограду и побежали по льду. Один сигарету выбросил, у другого она прилипла к нижней губе. Бежали они осторожно, мягко ступая на лед, иногда проваливаясь в лунки, наполненные снегом.
-- Баба, да еще с ребенком, -- углядел один.
-- А еще кто с ней? -- второй продолжал на ходу попыхивать сигаретой. -- Доска вроде какая-то... Может, краденая?.. Эй, девушка, назад! Дуреха! Там прохода нету!
Услышав крики, Моргалкина в панике оглянулась. Двое бегут к ней. Она заметалась, испугавшись, что помешают, не допустят ее к собственному счастью, заспешила вперед, едва не падая. А они вот уже, рядом.
-- Назад! Тут лед слабый, не выдержит, -- донеслось до нее.
Куски льда плавали у кромки, качаясь на волнах. Диана застыла на миг с широко раскрытыми глазами. В обнимку с Пушкиным и Сашей она резко шагнула вперед, в черную мглу. Ощутила ледяную воду, приникла губами к холодным губам мужа и, опускаясь вниз, застонала, почувствовав полное соединение с ним, какого у нее раньше не наступало. А Пушкин смотрел вдаль, на подбегающих спецназовцев.
Первый парень добежал, рванул за шиворот ребенка у нее из руки. Уходя в воду, Диана оглянулась, крикнула:
-- Отдайте!
Взмахнула свободной рукой, пытаясь забрать с собой выхваченного из ее рук сына, но только проводила его глазами. Второй парень протянул руку, стремясь ухватить Диану за рукав, но льдина под ним начала крошиться, и он, разжав пальцы, упал на спину, чтобы не уйти под лед. Вода колыхнулась, хлюпнула, льдины закачались, накренились, раздвинулись и опять сошлись.
Парни отступили подальше от хрустящей кромки и стояли в растерянности. Доложили по рации начальству и с ребенком на руках, подгоняемые в спины ветром со снегом, молча затопали к берегу.
Фанерного Пушкина, ушедшего под лед в обнимку с Дианой, в устье Невы подцепили рыболовы. Камерюнкерское одеяние вода унесла, парик смыло, и голова стала лысой, краска от дерева отслоилась, вытащили на берег грязный деревянный силуэт. Рыболовы решили было, что это Ленин, выброшенный после недавней демонстрации красных. Но тут обратили внимание на сучок, торчащий пониже пояса.
-- Глянь-ка, разве ж у Ленина такая штука была? -- задумался один из рыболовной компании. -- Ведь он же бездетный...
Он отломал сучок и бросил в костер.
Народец на берегу поспорил немного, но так и не решил загадку. Начали рубить фанерное изваяние на куски, чтобы использовать для костра. Намокшая фанера гореть не хотела, дымилась, вода капала на сухие дрова. Пришлось мокрые куски из огня вытащить. Их побросали обратно в реку, и течение унесло обломки в залив.
Труп Дианы Моргалкиной не обнаружили, и похорон не было.
13.
Тодд Данки вымучил свою диссертацию о феминистских тенденциях в произведениях Пушкина, и профессор Верстакян ее одобрил. Я тоже к этому скрипя сердце руку приложил: диссертация-то выеденного яйца не стоила, но Тодд -- хороший парень, и коллега Верстакян просил его поддержать. Престижное издательство "New Academic Press" согласилось издать книгу молодого ученого Тодда Данки о Пушкине под скромным названием "Первый русский феминист".
На уплотненном рынке университетского труда для столь перспективного слависта нашлось теплое местечко на кафедре иностранных языков в маленьком частном колледже в кукурузном штате Канзас, где Тодда допустили участвовать в конкурсе на должность ассистента профессора, чтобы преподавать там русский язык для начинающих. Он собрался ехать отдохнуть в Грецию: друзья его с улицы Монро договорились взять там на две недели яхту, чтобы поплавать между островами. Неожиданно Тодд передумал.
Никому не сказав ни слова, Данки отстоял очередь в российском консульстве в Сан-Франциско, купил разовую визу, взял билет на "Дельту" и в середине июля с пересадками в Солт-Лейк-Сити, Нью-Йорке и Франкфурте-на-Майне прилетел в Петербург.
Звонить из Пулкова местным приятелям он не стал, боясь, что опять утонет в беспробудной пьянке, а он твердо решил завязать. Автобус привез его к Московскому вокзалу. На табло светилось "13:50". День был облачный и потому не жаркий. Данки закинул чемодан в камеру хранения и вышел на Невский, в чем летел: в джинсах и мятой белой майке. Сонный после полета, он отправился просто прогуляться и заодно снять номер в какой-нибудь не самой дорогой гостинице. Но через полчаса ноги привели его на Мойку, к дому 12.
Все в истории повторяется, но иногда меняются действующие лица. Молоденькая новая кассирша в музее сказала, что Дианы Моргалкиной нет.
-- А где она?
-- Сказано, нету! -- кассирша не стала распространяться перед неизвестным ей иностранцем.
-- А Тамара? Тамара работает?
-- Тамара ведет экскурсию, ждите.
-- Я ее найду.
Тодд было двинулся внутрь.
-- Сперва билет возьмите.
Прочитав надпись о новой цене билетов, он протянул купюру кассирше. Она посмотрела ее на свет и убрала в железный ящик.
В кабинете у Пушкина Тодд очутился позади большой группы школьников. Никаких сантиментов по поводу происшедшего с ним в этой комнате он сейчас не испытывал. Он так и не женился, но какие-то соединения осуществлял теперь периодически, нельзя же совсем без этого. Тамара заканчивала экскурсию, скороговоркой сообщая сведения о последних часах раненного на дуэли поэта. Данки никогда Тамару не видел, но она, хотя углядела его всего раз, да и то мельком, едва Тодд приблизился, неизвестным науке женским чутьем сразу его вычислила.
Закончив экскурсию, она увела Тодда в служебную комнатенку, мимоходом глянула на себя в зеркало, пальцем обвела нижнюю губу, поправляя помаду, спросила:
-- Вам Диану? Она умерла.
-- Умерла? !
-- Руки на себя наложила. Вы же знаете, она чокнутая была...
-- Что это -- "чокнутая"? -- не понял он.
-- Ну, со странностями. Психика у нее была слегка того... А мальчик...
-- Какой мальчик?
-- Разве она вам не писала? Мальчик, которого она родила.
Тод поискал глазами стул, сел на него, наконец выдавил вопрос:
-- Когда?
-- Как это -- когда?! Тогда! Мальчика забрали в детприемник. Он же числился без отца и остался без матери. Да еще больной.
--Больной чем?
-- Не знаю точно... Может, наследственное...
Тамара изучающе на него смотрела. Тодд прикусил губу и долго молчал. Наконец спросил:
-- А можно его увидеть?
-- Сашу? Тогда подождите полчаса. Вернусь -- попробую помочь...
Она убежала на экскурсию, а Тодд сидел в комнате, ждал. Входившие женщины его оглядывали, уходили, шептались. Кто-то предложил ему пиалу чаю. Тамара вернулась, стала звонить куда-то, в конце концов записала адрес и протянула Данки.
-- Найдете?
-- Покажу таксисту, он, наверно, довезет.
-- Good luck! -- Тамара блеснула эрудицией, погладила его по плечу и даже приложилась щекой к его бороде.
Из такси Данки вылез на окраине города перед каменной стеной, местами сильно обвалившейся.
-- Во-он вход, за деревьями, -- таксист показал пальцем, развернулся и уехал.
Ржавые железные ворота, когда-то покрашенные зеленой краской, оказались обмотанными цепью. Тодд толкнул скрипучую калитку -- она оказалась не заперта. Он потопал во двор, переступая через лужи, по тропинке, заросшей подорожником. Дом выступил из пышной пыльной зелени старый, примерно такой, как их дом в Пало-Алто, только, судя по шуму, крикам и лицам, выглядывающим из окон, населения в нем было раз в десять больше, чем у них во время тусовки. Его провели к заведующей.
Женщина без возраста, со старомодной косой, уложенной вокруг головы, одетая в когда-то белый халат, на Тодда даже не взглянула, не хотела разговаривать, сказала, что некогда, прием посетителей завтра. Данки еще в прошлый приезд накопил кое-какой опыт сотрудничества с местными учреждениями, вынул из бумажника две двадцатки, положил перед ней. Она выдвинула ящик стола, смахнула туда деньги.
-- А вы ему как -- родственник?
-- Я его биологический отец.
-- Ишь ты! -- сказала заведующая. -- Биологический... Как же это вы ухитрились из Америки? По почте что ль?
-- Да вот, -- смутился Тодд, -- так получилось...
Но она и не ждала ответа, больше ничего не произнесла, только губы скривила, осуждая аморальность, имеющую быть на земном шаре, и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
Данки поглядел в окно, на подоконник, загаженный голубиным пометом и пухом. Узкий кусок неба, видный сквозь ветви, прояснился, но солнце в кабинет не пробивалось из-за деревьев, росших вплотную к стенам. Тодд услышал шаги и повернулся.
Белобрысый мальчик, нескладный, с непомерно большой головой неправильной формы, похожей на чайник вверх дном, пошатываясь и волоча ноги, вошел в дверь, выставив руки вперед, словно опирался о воздух, чтобы не упасть.
-- Вот ваш Александр Пушкин, -- представила заведующая безо всякой иронии. -- Выходит, хотя и дебильный, но все-таки наполовину американец?
-- Привет, -- дружелюбно сказал Тодд ребенку.
Мальчик не ответил и глядел мимо бесцветными, водянистыми глазами.
-- Тебя Саша зовут, не так ли? -- спросил Тодд.
Саша опять не прореагировал. Заведующая застыла в дверях и, не проявляя никаких чувств, смотрела пристально то на одного, то на другого. Вздохнув, она прошла к столу, оперлась о него двумя кулаками и изобразила нечто отдаленно похожее на улыбку.
-- Сдается мне, и вправду похож. Вы, надеюсь, женаты?
-- Что? -- не расслышал или не понял Тодд.
-- Я говорю: надо согласие жены.
-- Нет, я не женат... Приехал вот, чтобы жениться на его матери, а она...
-- Она была да сплыла... Ну что ж... Оформим усыновление, все по закону. Вам это обойдется в три тысячи долларов. Государству, конечно, не мне... Вообще-то он не совсем здоровый.
Тодд приоткрыл рот, всему удивленный, а она поняла это как вопрос. Повернулась к шкафу красного дерева с резными дверцами, неизвестно как тут очутившемуся, скорей всего от старых, настоящих хозяев дозаворушной поры. Заведующая вытянула с полки папку, бросила на стол, полистала.
-- Ага, вот, -- продолжила она, ткнув палец в бумагу. -- Гидроцефалия у ребенка.
-- Что-что? -- опять не понял Тодд.
-- Чего же вы по-русски так плохо понимаете? -- не сдержала она раздражения, о чем тут же и пожалела.
-- Извините, -- смущенно промямлил он, нисколько не обидевшись.
-- Ладно уж, -- пробурчала она, перелистнув пару страниц в папке, пробежала глазами по строкам, но что там было написано, не сказала, захлопнула папку и подвела оптимистический итог: -- Чем черт не шутит, глядишь -- у вас там в Америке его подлечат. Тогда в подростковом возрасте не умрет...
Женщина ждала от Тодда ответа, а он стоял в растерянности.
Саша смотрел в окно на взмахивающего крыльями голубя, севшего на подоконник, и то поднимал, то опускал руки: то ли делал физзарядку, то ли, подражая голубю, тоже собирался взлететь. Мальчик произнес что-то вроде "ва-ва-ва" и притих.
-- Нюра! -- крикнула заведующая. -- Поменяй ему!
Вошла толстозадая нянька с выражением вселенской усталости на лице. Ворча, ловкими движениями она стащила с мальчика мокрые штаны, бросила их на пол, вынула из кармана халата другие и надела ему.
Тодд продолжал молчать, и заведующая, устав ждать ответа, поторопила его, постучав пальцами по столу:
-- Ну что, гражданин хороший? Начнем оформлять, или как?
2000,
Дейвис, Калифорния.

1 2 3 4 5 6 7 8 9