Глаза и лица этих китайцев ничего не выражали.
Операция провалилась по всем статьям, и оставалось только молиться, чтобы Платонов не задействовал на полную катушку свои связи в верхнем эшелоне власти.
А следователю Протопопову и операм районного масштаба Максимову и Мышкину намекнули как бы между прочим, что неплохо бы взять наконец неуловимого Гену Вересова и повесить на него всех собак, вне зависимости от того, виновен он на самом деле или нет.
Как сделать яичницу, не разбив яйца
Следователь районной прокуратуры Протопопов намек принял к сведению, но имела место одна загвоздка. Он вообще негативно относился к выколачиванию признаний, однако если подозреваемый по его убеждению был действительно виновен, то он еще мог понять и принять этот метод. А насчет виновности Вересова у Протопопова имелись весьма серьезные сомнения. И фабриковать обвинение ради каких-то статистических показателей или даже повинуясь указаниям сверху он считал ниже своего достоинства.
Опера Максимов и Мышкин придерживались аналогичной точки зрения. Они умели давить на психику, но рукоприкладства не любили. Гольцов же вообще был зеленый романтик, начитавшийся в детстве братьев Вайнеров, а Кивинова и Корецкого прочитавший гораздо позже, когда выбор пути уже был сделан.
Еще одна проблема заключалась в том, что милиция не имела никаких идей по поводу местонахождения Вересова. Известно было только, что он находился в Питере четыре дня назад, поскольку звонил маме в Петрозаводск с Невского проспекта. Если бы он звонил откуда-нибудь с Озерков или из Автова, то это позволило бы локализовать район поисков. А Невский — это такое место, где питерцы и гости города, независимо от места проживания, бывают порой по нескольку раз на дню.
Если Вересов имеет отношение к мафии, то он может прятаться там же, где и Томилин. Если же он отношения к мафии не имеет, однако виновен как минимум в одном убийстве, то он может прятаться где угодно. Причем после разговора с матерью он обязательно заляжет на дно и искать его придется очень долго.
Другое дело — если Вересов невиновен. Тогда он вполне может объявиться в ближайшие дни в Петрозаводске. Особенно если снова позвонит домой и ему скажут, что мать в больнице.
Появиться-то он может — ну и что с того? Это ведь будет на 99 процентов означать, что он невиновен. Потому что виновный в убийстве должен быть круглым идиотом, чтобы после предупреждения матери припереться домой. Вообще говоря, единственная улика против Вересова — это его таинственное исчезновение вкупе с истерической сценой ревности на глазах у команды гимнастов города Санкт-Петербурга. Без исчезновения сцена ревности теряет свой зловещий оттенок, даже несмотря на хватание за гантели с неприкрытым намерением проломить башку Вадиму Густову. А между тем, исчезновение после звонка Вересова домой перестало быть таковым. Он ведь объявился, сообщил родителям, что жив-здоров и задерживается в Питере по каким-то своим делам. Мало ли какие дела могут быть у совершеннолетнего молодого человека в большом городе — почему обязательно убийство?
Максимов и Мышкин вообще-то были не прочь раскрутить Вересова на признание — но для этого его надо сначала взять. А Протопопов после обыска в бывшей «Бригантине», похоже, окончательно уверовал, что с «Плутоном» дело нечисто, и участие людей Платонова в трех убийствах и похищении журналистки гораздо более вероятно, нежели самодеятельность студента-одиночки. Ведь если Вересова можно как-то привязать к Густову, но к «рюриковцам», Чердакову и Ире Лубенченко он не имеет ровным счетом никакого отношения. А «Плутон» очень даже имеет — по крайней мере, к двум последним.
Беда только, что придраться в «Плутоне» не к чему. Нет ничего противозаконного ни на территории, ни в зданиях, ни в документах, ни в ответах русских охранников и китайских рабочих на вопросы следствия.
Нет и нет.
Бункер
Ковер, который руоповцы сняли с пола и свалили небрежным рулоном у стены, служащие «Плутона» класть обратно не стали. Его просто скрутили по новой, более аккуратно, и унесли на огороженную площадку возле кочегарки. Милицейские сапоги оставили на ковре пыльные следы, и его следовало почистить.
Неизвестно, что руоповцы хотели найти под этим ковром, только не нашли они ничего, кроме паркета.
Лишь через несколько часов после ухода милиции дежурный по охране объекта вошел в комнату, где был ковер (бывшую палату на восемь коек) и вставил компакт-диск в стоящий здесь же компьютер. Далее он активизировал скрытую функцию в одной из самых обычных сетевых программ, и сигнал, вместо того, чтобы уйти в локальную компьютерную сеть, проследовал по отводному каналу. Чтобы обнаружить этот канал, пришлось бы разобрать все здание по кирпичику до самого фундамента.
Кусок паркета в середине палаты беззвучно скользнул вниз, а затем разошелся в стороны. На его место из глубины поднялась платформа. Дежурный встал на нее и нажал ногой большую круглую кнопку.
Платформа поехала вниз.
Этот вход в бункер школы покорности предназначался для хозяев. Рабынь обычно водили через полуподвальную мастерскую, где стены были обиты вагонкой, так что тайный ход тоже не имел никаких видимых признаков — створки сходились точно по стыку двух досок.
За досками находилась кирпичная стена, за нею — стальная, а между ними — слой звукопоглощающего материала. Благодаря такой сложной конструкции никаким выстукиванием нельзя было определить, что за стеной есть тайный ход. Более того, даже запахи не пробивались через эту преграду, и можно было не опасаться собак.
Тем не менее «платоновцы» не очень надеялись на звукоизоляцию. Все девушки, живущие в бункере постоянно, а также спущенные сюда из корпуса, были связаны, а рты их — заклеены. Когда стало ясно, что обыск затягивается, их начали поодиночке выводить в туалет, но больше никаких послаблений не было.
Еще хуже приходилось девушкам из других корпусов. Под ними тоже были бункеры, но не жилые, а предусмотренные специально на такой экстренный случай — маленькие и тесные. Правда, девушек там было не очень много. В основном они к моменту обыска находились в двух местах — школе покорности и корпусе господина Христофора, а между ними уже давно существовал подземный ход.
Китайские рабочие знали про эти ходы, но они также знали, что за длинный язык в «Плутоне» карают смертью. Причем даже разоблачение и арест Платонова не спасет болтунов от мучительной казни. Платонов — не вершина пирамиды. Есть те, кто выше него, и о самых высоких не знает даже сам Платонов.
Во время обыска, например, на территории «Бригантины» находился зарубежный клиент, которому Платонов хотел как можно скорее продать дочь Варяга Марину и журналистку Ирину. От них следовало избавиться немедленно — а это создавало дополнительные проблемы.
Следовало очень быстро довести девушек до кондиции, чтобы не только заставить их позвонить домой и сообщить о своем якобы благополучии и отъезде в романтическое путешествие, но и добиться, чтобы их голоса звучали при этом естественно, а слова не вызывали подозрений.
Некоторые советники Платонова склонялись к тому, что проще будет заставить девушек написать письма. Однако в наш век глобальной международной электронной связи писать письма по такому поводу не принято, особенно среди богатых людей, к каковым обе девушки могли себя отнести.
Кто-то предложил использовать Интернет. Идея показалась поначалу привлекательной, однако при ее обсуждении быстро вспомнили о главном недостатке, который является оборотной стороной главного достоинства компьютерной сети. По электронной почте очень легко послать фальшивое письмо, но практически невозможно придать ему черты подлинного.
К тому же Марина Варварина в жизни не имела дела с компьютером — даже в игры не играла, предпочитая новейшие типы игровых автоматов с элементами виртуальной реальности.
Зато Ира Лубенченко пользовалась компьютером ежедневно и послать письмо главному редактору по электронной почте — это вполне в ее духе.
А главное — ей самой в этом случае не придется ничего писать. Компьютерщики «Плутона» все сделают сами.
Дежурный по охране объекта застал Иру в караульном помещении бункера в обществе Олега Томилина и Сергея Дерюгина. Журналистка уже несколько дней была основным сексуальным объектом Томилина, но в эту ночь им было не до секса. Просто Платонов приказал охранять ее особенно тщательно. Если Марина Варварина сломалась после первой же хорошей порки, то Ирина была не такова. Она, конечно, не оказывала явного сопротивления — кому же хочется получать лишние удары — однако несомненно проявляла склонность к побегу или бунту.
Выражалось это, например, в ее разговорах с соседками по камере на тему: почему девушки отсюда не бегут и не пытаются напасть на охранников — хотя последних меньше, чем пленниц.
Когда об этих подстрекательских разговорах стало известно, Ирина была «поставлена на правеж». Ее привязали за руки к цепи, свисающей сверху, и натянули эту цепь так, что девушка могла стоять только на цыпочках. Затем Ирину выпороли. Били до крови — не так, как в первый раз, когда ее по приказу Платонова наказывали за излишнее любопытство.
После порки ее оставили висеть на этой цепи, а когда отвязали (руки затекли до полной потери чувствительности), последовало продолжение. Ирину стали насиловать, а когда она теряла сознание, обливали холодной водой, приводили в чувство и начинали опять.
После такого наказания Ира больше не заговаривала с соседками на такие опасные темы — но не потому, что перестала думать о побеге, а потому что перестала доверять подругам по несчастью.
Весь день перед обыском она притворялась покорной рабыней, и это был ее первый день без наказания. Однако когда у ворот появились руоповцы, Ирину связали первой и приковали к стене в караулке. Олег и Сергей находились при ней неотлучно — благо, остальных девушек хорошо сторожили и без них: в бункер спустилась часть охраны — прежде всего те, у кого были не в порядке документы, и те, кому контакты с милицией категорически противопоказаны.
Француз, приехавший для закупки живого товара, тоже находился здесь и имел возможность поближе познакомиться с рабыней, которую усиленно навязывал ему Платонов.
Поставленная на колени, с руками, скованными за спиной и привязанными к ногам, в ошейнике и на коротком поводке — так, что она не могла наклониться, — Ирина выглядела очень соблазнительно. Француз тоже имел приятную внешность, и когда он трогал Иру за грудь или пытался просунуть руку между сжатыми бедрами (ноги тоже были связаны), девушка не испытывала отвращения.
Но как только дежурный по объекту, войдя в караулку, сказал, что опасность миновала, француз тотчас же ушел.
Возбужденный до крайности Томилин выгнал из караулки напарника, развязал Ирине ноги и набросился на нее, как изголодавшийся волк на свежепойманного зайца.
При попытке поцеловать Ирину его жадный рот наткнулся на холодную изоленту, и Олег, недолго думая, ликвидировал это препятствие.
Когда поцелуй закончился, Ирина тихим хриплым голосом попросила:
— Развяжи мне руки. Пожалуйста.
Олег колебался, и тогда она добавила:
— Не бойся. Я не дура. Там, за дверью, полно ваших головорезов. Я просто хочу обнять тебя.
Когда руки Ирины оказались свободны, она действительно обняла Олега и отдалась ему со всей страстью, на какую была способна.
Неизвестно, притворялась она или нет. Однако можно с уверенностью сказать, что Олег тоже не вызывал у нее отвращения.
Автомобили
Машин на территорию бывшей «Бригантины» въезжало много. Ведь кроме стройки здесь находился еще и транзитный склад «Плутона». Дальнорейсовики привозили сюда товар из Финляндии, Швеции и Норвегии и, оставив его, не мешкая, отправлялись в новый рейс.
Большегрузные машины принадлежали разным фирмам, но в конечном счете они все были тесно связаны с концерном «Плутон», а их водители входили в платоновскую организацию и были повязаны кто кровью, кто другими делами, кто просто страхом — они знали, что Платонов не щадит отступников.
Большегрузные машины, однако, заезжали в «Бригантину» сравнительно редко, зато обычные грузовики все время сновали туда-сюда. Иногда через ворота проходило несколько штук в час.
Следя за ними, частный детектив Введенский отметил одну закономерность. После обеда въезжающих машин становилось больше, между четырьмя и пятью наступал «час пик», а далее поток шел на убыль.
Введенский, разумеется, не знал, что ровно в 15.00 каждый день кроме воскресенья всех девушек, еще не прошедших школу покорности, спускают в бункер, а остальных оставляют наверху, в корпусах и в башне, но непременно связывают, накладывают повязку на глаза и заклеивают рты.
Девушки быстро привыкают к этому ежедневному ритуалу и воспринимают его, как один из уроков покорности. Они даже не подозревают, что с четырнадцати до восемнадцати часов на территорию «Бригантины» допускаются машины, водители которых не связаны с Платоновым клятвой верности и не живут под страхом смерти за измену. Они вообще не знают, что на главной базе «Плутона» творится что-то неладное.
Партнерам концерна «Плутон» объясняется, что этот график введен для упорядочения работы склада и для удобства охраны. Склад работает с девяти до шести, но первые два часа посвящаются исключительно внутренним делам — учету, контролю, перемещению грузов. Затем три часа идет прием новых грузов, потом обед, а с трех часов — отгрузка товаров партнерам.
При подготовке налета РУОП на «Бригантину» выяснилось, что за десять месяцев существования этого склада ни одного серьезного нарушения по документам выявлено не было. Ревизия с выездом на место проводилась один раз, и содержимое склада в точности совпало с данными отчетности. У таможни тоже не было никаких претензий — все грузы, прибывающие на транзитный склад «Плутона» из-за границы оформлялись своевременно и даже заблаговременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26