аквародос официальный сайт
Именно тогда, когда эти фронты сходятся, они становятся причиной почти всех явлений, которые мы называем плохой погодой.
16
– Я принесла тебе кое-какие новости, Джесси. Кажется, у твоего отца все-таки не СПИД, а что-то другое.
– Это лучше или еще хуже? – спросила Джесси.
– Пожалуй, это утешительная новость, потому что, если бы у него оказался СПИД, тогда ему, вероятно, недолго оставалось бы жить среди нас. Но то, что мне хотелось бы с тобой обсудить, касается Бет. Ты же знаешь, она намного младше тебя. Не следовало бы пересказывать ей все, что ты от меня узнаешь. И, как ни крути, я лишь высказала свои подозрения насчет того, чем болен твой отец. Только подозрения, ничего больше, и я оказалась не права. У Бет привычка выбалтывать все, что ты ей передаешь, причем в самое неподходящее время. Так что запомни: то, что я тебе говорю, – секрет не только от взрослых, но и для ушей Бет тоже не предназначено.
Понимая, что выволочка приближается к концу, Джесси позволила себе отвлечься. Она скосила глаза и плавно перевела взгляд на средний план.
– Вернись! Со мной такие фокусы не устраивай, – резко сказала наставница. – Можешь играть в эту игру с родителями и даже с учителями в школе, но со мной – ни-ни. Если не желаешь быть со мной, так только скажи, и делу конец. Поняла?
– Поняла, – сказала Джесси. Она действительно не хотела лишиться дружбы с наставницей.
– Хорошо. Тогда мы по-прежнему друзья.
Дело было ранним утром. Все остальные находились в доме и еще спали. Наставница разбудила девочку, приложив ладонь к ее рту, и скомандовала, чтобы Джесси оделась и вышла на улицу. Над долиной клубился туман, образуя диковинные террасы из клочьев серого цвета с желтой подкладкой в тех местах, куда уже пробился рассвет. Они собирались на поиски съедобных грибов определенного сорта, которые, как было сказано Джесси, станут особъш сюрпризом для остальных.
До сих пор они еще ничего не нашли. Джесси указала на луговой гриб с серой шляпкой и розовыми пластинками. Наставница покачала головой:
– Этот ядовитый. Продолжим поиски, а ты тем временем рассказывай, что происходит во время твоих упражнений.
– Вчера я сидела долго. Примерно полчаса, а потом вошла Бет. Было чуть-чуть страшно.
Это действительно оказалось страшно, хотя совсем не «чуть-чуть». Для Джесси самым важным было не выглядеть трусливой маленькой плаксой.
– Я же предупреждала. Придется тебе на какое-то время набраться терпения. А искры были?
– Да. Голубая искра перескочила через зеркало, а потом появились две белые – поменьше. Потом, уже после этих искр, я еще немного подождала, но ничего не произошло. А потом какая-то тень закрыла мое лицо, и вот тогда я испугалась. По-настоящему испугалась.
– Но осталась на месте?
– Только потому, что вы велели мне не останавливаться. Тень вышла из зеркала и задержалась у меля на лице. Мне это не понравилось. И больше я ничего не смогла разглядеть в зеркале. Вся комната исчезла! А тут у меня щека стала дергаться и куда-то поползла. Как будто чьи-то пальцы вцепились в щеку и стали ее тянуть и щипать. А потом случилось вот что: брови у меня изменились и продолжали меняться. Все это выглядело так, как будто кто-то возится с игрушечным набором картинок для фоторобота, старается подобрать правильные брови, но это ему никак не удается. Я до смерти перепугалась. Хотела остановиться, но удержалась. А тут вошла Бет и спросила, что я делаю.
– И что же ты ей ответила?
– Ответила, что проверяю, может, там новые прыщи появились.
Она могла часами просиживать перед зеркалом, преследуя при этом совсем другие цели: выискивала изъяны на коже.
– Хорошо. Ты делаешь серьезные успехи, Джесси. Не прекращай эти упражнения. Скоро ты найдешь своего ангела. О-о! Вот то, что мы ищем. Такой гриб ты сможешь найти только раз в году. Он любит теплую погоду и утренние туманы.
Они набрали крапчатых голубовато-серых грибов в упаковочные бумажные пакеты. Взглянув на часы, наставница беспокойно обернулась назад, где за лугами виднелся дом.
– А теперь, пока мы не повернули назад, расскажи мне, какие чувства у тебя вызывает сегодняшняя погода. Но нам нельзя слишком долго задерживаться. Думаю, твоя мама начинает что-то подозревать.
– Почему вы так отличаетесь? – неожиданно спросила Джесси, в импульсивном порыве взяв наставницу за руку.
– Отличаюсь?
– От всех других взрослых.
Это было правдой. Наставница обращалась с ней как со взрослой, заслужив тем самым привязанность и уважение ученицы.
– Честность можно понимать по-разному, Джесси. Взрослые – почти все взрослые – полагают, что детей нужно ограждать от правды. Вот они и лгут, когда речь идет о таких вещах, которых они сами обычно боятся: секс, наркотики, религия, любовь, ненависть, язык, погода… и то, что приходит из зеркала. Они думают, что тебе будет легче жить с ложью.
– Почему?
– Потому что, по их мнению, если они будут правдивы, то украдут у тебя какую-то часть детства. Им кажется, что правда отравит тебе детские годы.
– Но иногда бывает лучше чего-то не знать, верно? Я же могу это понять, а мне только одиннадцать.
Как ни хотелось бы ей знать все, она сознавала, что внутри нее самой существует темная, недобрая область, которую она чувствовала временами, когда неведомая сила увлекала ее в черную глубину.
– Но, Джесси, каким же образом ты сможешь повзрослеть, если тебя вводят в заблуждение или держат в неведении? С помощью лжи они вынуждают тебя оставаться маленькой девочкой как можно дольше. Однако ты не должна пересказывать другим содержание наших разговоров, иначе у меня могут возникнуть неприятности.
…Противоречие? В наставлениях? Что-то не сходится.
– Непонятно. Если я скажу правду, как может получиться, что из-за этого будут неприятности? Вы же сами только что внушали мне, что все дело в честности и правдивости.
– Ты помнишь мои рассказы о сексуальной близости твоих родителей, об их занятиях любовью? Так вот, если бы всякий человек с детских лет привык видеть, что это происходит естественно, часто в той же комнате, никто не усмотрел бы тут ничего плохого или извращенного. Но если бы люди узнали, что я высказываю подобные мысли, меня, скорее всего, пристрелили бы или сожгли заживо. Ведь им отчаянно хочется верить, что дети растут в чистоте и невинности. Хотя это не соответствует истине, и ни одного ребенка нельзя считать абсолютно невинным. Люди лгут не затем, чтобы обеспечить ребенку беззаботную жизнь, а для того, чтобы взрослые могли сохранять душевное равновесие. Поэтому им необходимо верить в этот золотой возраст невинности.
Джесси пристально разглядывала редеющие по всей долине клочья тумана, словно бы решая, запятнало ли знание всего этого ее собственный золотой возраст. Хотя все, что было ей открыто, казалось сокровищницей, полной богатств.
– Неси грибы, – сказала наставница. – Давай вернемся, пока дома не подняли шума.
В это позднее утро все с жадностью поглощали завтрак, состоящий из жареной деликатесной колбасы, купленной по выбору Джеймса, помидоров, грибов и хлеба – еще теплого и душистого, прямо из печи булочника.
– Восхитительно! – произнес Джеймс, когда Крисси поставила перед ним тарелку. От колбасы исходил сильный забористый запашок.
– Ты должен попробовать это первым, – предложил кто-то.
– Странно пахнет, – отметила Бет, которая знала, что Джесси принесла грибы с поля.
– Ничего странного, – возразил ее отец. – Мы же знаем, что эти грибы хорошие?
– Умница Джесси нашла какую-то книгу о лесных грибах, – подсказал Мэтт.
– В доме, – пояснила Джесси. – На книжной полке.
– Я их проверяла. – Рейчел отломила кусок от длинного батона и передала батон дальше. – Вот насчет колбасы я не уверена.
– Колбасу мы все пробовали. Очень старательно, – сказала Крисси, наливая кофе.
– Лесные грибы! Моя дочь – гений! От похвалы отца Джесси зарделась.
– Bon app?tit! – сказала Сабина.
– Поганки, – заявила Бет.
Двумя часами позже Джеймс отправился спать, утверждая, что неважно себя чувствует. Потом Бет стошнило во дворе. Тревожные сигналы начались, когда Крисси с желудочными коликами заперлась в туалете, а Сабина пошла искать книгу, которой пользовалась Джесси для определения вида грибов; сама же Сабина их предусмотрительно не ела. Где книга, никто не знал.
– А была ли книга? Точно была? – подозрительно хмыкнула Сабина.
– Конечно, – поспешила Рейчел на помощь девочке. – Я ее тоже проглядела.
– Я не вру! – плачущим голосом воскликнула Джесси. Она действительно не врала. Просто не могла вспомнить, куда дела книжку.
Словно загнанный зверек, Джесси забилась в угол, стиснув руки под подбородком. Никто не указал на нее пальцем, но это и не требовалось.
– Я себя чувствую нормально, – запротестовала Рейчел, – а я ела грибы. Джесси тоже. И Мэтт.
Именно в этот момент, словно специально выбрав время, Мэтт появился из кухни и проследовал в патио, где его вывернуло наизнанку – прямо на куст герани в глиняном горшке. Спустя несколько минут он, мертвенно-бледный, вернулся в дом и наклонился к Бет, которая сидела на кухонном стуле, прижимая к животу бутылку с горячей водой.
– Бет, ответь мне честно. Я только что видел кучку грибов, выброшенных в цветочный горшок. Это ты их туда положила?
Бет кивнула:
– Поганки. Я их не хотела.
– Ты попробовала хоть одну?
– Нет.
– Правильно, – сказал Мэтт, обильно потея. – Сабина и Рейчел ели грибы, и они в порядке. Бет грибов не ела, но она не в порядке. Кто ел колбасу?
Больными оказались только те, кто ел колбасу. Вызвали врача. Он прибыл, пощупал у каждого по очереди живот и диагностировал легкую форму пищевого отравления. Затем отбыл. Несмотря на снятые с нее обвинения, Джесси так и просидела не шелохнувшись, в одной позе, пока продолжался визит врача и еще какое-то время.
– Полно, Джесси, – мягко сказал Мэтт. – Твои грибы вне подозрений.
Но Джесси, казалось, окаменела, словно парализованная. Сабина, которая и раньше видела дочь в таком состоянии, не обращала на нее внимания. Крисси предложила Мэтту оставить девочку в покое. Через какое-то время Сабина зашла взглянуть на нее и обнаружила, что та поднялась к себе в спальню. Жертвы колбасы Джеймса проводили вторую половину дня, поправляя свое здоровье в прохладном сумраке своих спален, за плотно закрытыми ставнями.
17
У Сабины были собственные подозрения. Упаковывая корзинку с едой для экскурсии в местную пещеру, она позволила себе минутную передышку, чтобы откинуть со лба выбившийся локон и издать глубокий, страдальческий вздох. Бет, которая пересчитывала в корзинке сваренные вкрутую яйца, взглянула на нее, и Сабина заставила себя улыбнуться. Сейчас для нее всего важнее было, чтобы Бет ни в коем случае не догадалась о панике, нарастающей в материнской душе.
Это было ощущение неблагополучия. Везде, где бы она ни находилась, Сабина чувствовала, как рассеивается, истощается, иссякает, ослабевает жизненная энергия, словно ее высасывает какая-то сила.
Кто-то накачивал Джесси идеями. Настораживали даже не скандальные высказывания Джесси сами по себе; тревогу внушало скорее то, о чем Джесси перестала разговаривать. Если бы можно было привыкнуть к такому состоянию, когда тебя постоянно шокируют, Сабина сумела бы к этому приспособиться; по крайней мере, ее больше не удивляли некоторые рассуждения Джесси, явно не соответствующие возрасту. Но с тех пор как они приехали на эти каникулы во Францию, Джесси стала скрытной, у нее появилась склонность пропадать где-то в полях или надолго исчезать у себя в комнате; когда же ей приходилось все-таки вступать в разговоры, трудно было поверить, что это – ее собственные слова.
Сабина знала – как знает только мать, – что кто-то перехватил у нее влияние на дочь. Кто-то из этой компании исподволь овладевал душой Джесси.
Она думала, что это, возможно, Мэтт. Хотя Сабине нравился Мэтт и си импонировала его веселая непринужденность, она понимала, что за обманчиво безмятежной позой скрыты глубинные течения богатой духовной жизни. Она допускала, что он значительно серьезнее, чем кажется. Приходилось учитывать еще одну тонкость. Интуитивно Сабина чувствовала в Мэтте затаенную обиду на Джеймса. Мэтт держал пар под крышкой, и эта обида ни разу не заявила о себе открытой враждой – по крайней мере для людей, лишенных душевного чутья.
Сабина понятия не имела о причинах витающей в воздухе напряженности и приписывала ее некоторой зависти к деловым успехам Джеймса. Однако собственное чутье подсказывало ей, что, завоевав привязанность Джесси, Мэтт нащупал способ поквитаться с Джеймсом. Наводили на эту мысль и манеры Мэтта, когда он играл с Джесси, – как поднимал ce на руки, как прикасался к ней во время купания в бассейне. И в то же время Сабина стыдилась своих подозрений.
Существовала еще и Рейчел. Вопреки предостерегающим сигналам материнского инстинкта Сабина относилась к ней с симпатией, хотя в присутствии Рейчел всегда испытывала какую-то неловкость. Сабина сама не могла определить, что именно ее раздражает. Рейчел была обаятельна и естественна; в отношениях с Сабиной она неизменно оставалась благожелательной и покладистой – но, может быть, слишком благожелательной и слишком покладистой. Она скрупулезно выполняла свои обязанности, готовила еду, помогала с детьми, но в услужливости и в неизменной почтительности угадывался едва заметный перебор. Во всем этом, на взгляд Сабины, присутствовало нечто странное.
– Знаешь, в чем заключается твоя беда? – предположил однажды Джеймс, когда она высказала свои опасения вслух. – У тебя слишком богатое воображение.
Слишком богатое воображение. Возможно, так оно и есть, подумала Сабина. Но ей становилось не по себе каждый раз, когда Рейчел уводила ее дочь на прогулку. Справедливости ради надо признать, что Рейчел всегда приглашала погулять и Бет тоже; время от времени Бет составляла им компанию, но обычно отклоняла приглашение. При мысли, что таким образом Рейчел получала возможность еще больше сблизиться с Джесси, Сабина чувствовала себя несчастной – не потому, что была собственницей в общепринятом смысле, а потому, что на самом деле, возможно, Рейчел намеревалась зачем-то втереться в доверие к ней, Сабине, воспользовавшись дружбой с Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
16
– Я принесла тебе кое-какие новости, Джесси. Кажется, у твоего отца все-таки не СПИД, а что-то другое.
– Это лучше или еще хуже? – спросила Джесси.
– Пожалуй, это утешительная новость, потому что, если бы у него оказался СПИД, тогда ему, вероятно, недолго оставалось бы жить среди нас. Но то, что мне хотелось бы с тобой обсудить, касается Бет. Ты же знаешь, она намного младше тебя. Не следовало бы пересказывать ей все, что ты от меня узнаешь. И, как ни крути, я лишь высказала свои подозрения насчет того, чем болен твой отец. Только подозрения, ничего больше, и я оказалась не права. У Бет привычка выбалтывать все, что ты ей передаешь, причем в самое неподходящее время. Так что запомни: то, что я тебе говорю, – секрет не только от взрослых, но и для ушей Бет тоже не предназначено.
Понимая, что выволочка приближается к концу, Джесси позволила себе отвлечься. Она скосила глаза и плавно перевела взгляд на средний план.
– Вернись! Со мной такие фокусы не устраивай, – резко сказала наставница. – Можешь играть в эту игру с родителями и даже с учителями в школе, но со мной – ни-ни. Если не желаешь быть со мной, так только скажи, и делу конец. Поняла?
– Поняла, – сказала Джесси. Она действительно не хотела лишиться дружбы с наставницей.
– Хорошо. Тогда мы по-прежнему друзья.
Дело было ранним утром. Все остальные находились в доме и еще спали. Наставница разбудила девочку, приложив ладонь к ее рту, и скомандовала, чтобы Джесси оделась и вышла на улицу. Над долиной клубился туман, образуя диковинные террасы из клочьев серого цвета с желтой подкладкой в тех местах, куда уже пробился рассвет. Они собирались на поиски съедобных грибов определенного сорта, которые, как было сказано Джесси, станут особъш сюрпризом для остальных.
До сих пор они еще ничего не нашли. Джесси указала на луговой гриб с серой шляпкой и розовыми пластинками. Наставница покачала головой:
– Этот ядовитый. Продолжим поиски, а ты тем временем рассказывай, что происходит во время твоих упражнений.
– Вчера я сидела долго. Примерно полчаса, а потом вошла Бет. Было чуть-чуть страшно.
Это действительно оказалось страшно, хотя совсем не «чуть-чуть». Для Джесси самым важным было не выглядеть трусливой маленькой плаксой.
– Я же предупреждала. Придется тебе на какое-то время набраться терпения. А искры были?
– Да. Голубая искра перескочила через зеркало, а потом появились две белые – поменьше. Потом, уже после этих искр, я еще немного подождала, но ничего не произошло. А потом какая-то тень закрыла мое лицо, и вот тогда я испугалась. По-настоящему испугалась.
– Но осталась на месте?
– Только потому, что вы велели мне не останавливаться. Тень вышла из зеркала и задержалась у меля на лице. Мне это не понравилось. И больше я ничего не смогла разглядеть в зеркале. Вся комната исчезла! А тут у меня щека стала дергаться и куда-то поползла. Как будто чьи-то пальцы вцепились в щеку и стали ее тянуть и щипать. А потом случилось вот что: брови у меня изменились и продолжали меняться. Все это выглядело так, как будто кто-то возится с игрушечным набором картинок для фоторобота, старается подобрать правильные брови, но это ему никак не удается. Я до смерти перепугалась. Хотела остановиться, но удержалась. А тут вошла Бет и спросила, что я делаю.
– И что же ты ей ответила?
– Ответила, что проверяю, может, там новые прыщи появились.
Она могла часами просиживать перед зеркалом, преследуя при этом совсем другие цели: выискивала изъяны на коже.
– Хорошо. Ты делаешь серьезные успехи, Джесси. Не прекращай эти упражнения. Скоро ты найдешь своего ангела. О-о! Вот то, что мы ищем. Такой гриб ты сможешь найти только раз в году. Он любит теплую погоду и утренние туманы.
Они набрали крапчатых голубовато-серых грибов в упаковочные бумажные пакеты. Взглянув на часы, наставница беспокойно обернулась назад, где за лугами виднелся дом.
– А теперь, пока мы не повернули назад, расскажи мне, какие чувства у тебя вызывает сегодняшняя погода. Но нам нельзя слишком долго задерживаться. Думаю, твоя мама начинает что-то подозревать.
– Почему вы так отличаетесь? – неожиданно спросила Джесси, в импульсивном порыве взяв наставницу за руку.
– Отличаюсь?
– От всех других взрослых.
Это было правдой. Наставница обращалась с ней как со взрослой, заслужив тем самым привязанность и уважение ученицы.
– Честность можно понимать по-разному, Джесси. Взрослые – почти все взрослые – полагают, что детей нужно ограждать от правды. Вот они и лгут, когда речь идет о таких вещах, которых они сами обычно боятся: секс, наркотики, религия, любовь, ненависть, язык, погода… и то, что приходит из зеркала. Они думают, что тебе будет легче жить с ложью.
– Почему?
– Потому что, по их мнению, если они будут правдивы, то украдут у тебя какую-то часть детства. Им кажется, что правда отравит тебе детские годы.
– Но иногда бывает лучше чего-то не знать, верно? Я же могу это понять, а мне только одиннадцать.
Как ни хотелось бы ей знать все, она сознавала, что внутри нее самой существует темная, недобрая область, которую она чувствовала временами, когда неведомая сила увлекала ее в черную глубину.
– Но, Джесси, каким же образом ты сможешь повзрослеть, если тебя вводят в заблуждение или держат в неведении? С помощью лжи они вынуждают тебя оставаться маленькой девочкой как можно дольше. Однако ты не должна пересказывать другим содержание наших разговоров, иначе у меня могут возникнуть неприятности.
…Противоречие? В наставлениях? Что-то не сходится.
– Непонятно. Если я скажу правду, как может получиться, что из-за этого будут неприятности? Вы же сами только что внушали мне, что все дело в честности и правдивости.
– Ты помнишь мои рассказы о сексуальной близости твоих родителей, об их занятиях любовью? Так вот, если бы всякий человек с детских лет привык видеть, что это происходит естественно, часто в той же комнате, никто не усмотрел бы тут ничего плохого или извращенного. Но если бы люди узнали, что я высказываю подобные мысли, меня, скорее всего, пристрелили бы или сожгли заживо. Ведь им отчаянно хочется верить, что дети растут в чистоте и невинности. Хотя это не соответствует истине, и ни одного ребенка нельзя считать абсолютно невинным. Люди лгут не затем, чтобы обеспечить ребенку беззаботную жизнь, а для того, чтобы взрослые могли сохранять душевное равновесие. Поэтому им необходимо верить в этот золотой возраст невинности.
Джесси пристально разглядывала редеющие по всей долине клочья тумана, словно бы решая, запятнало ли знание всего этого ее собственный золотой возраст. Хотя все, что было ей открыто, казалось сокровищницей, полной богатств.
– Неси грибы, – сказала наставница. – Давай вернемся, пока дома не подняли шума.
В это позднее утро все с жадностью поглощали завтрак, состоящий из жареной деликатесной колбасы, купленной по выбору Джеймса, помидоров, грибов и хлеба – еще теплого и душистого, прямо из печи булочника.
– Восхитительно! – произнес Джеймс, когда Крисси поставила перед ним тарелку. От колбасы исходил сильный забористый запашок.
– Ты должен попробовать это первым, – предложил кто-то.
– Странно пахнет, – отметила Бет, которая знала, что Джесси принесла грибы с поля.
– Ничего странного, – возразил ее отец. – Мы же знаем, что эти грибы хорошие?
– Умница Джесси нашла какую-то книгу о лесных грибах, – подсказал Мэтт.
– В доме, – пояснила Джесси. – На книжной полке.
– Я их проверяла. – Рейчел отломила кусок от длинного батона и передала батон дальше. – Вот насчет колбасы я не уверена.
– Колбасу мы все пробовали. Очень старательно, – сказала Крисси, наливая кофе.
– Лесные грибы! Моя дочь – гений! От похвалы отца Джесси зарделась.
– Bon app?tit! – сказала Сабина.
– Поганки, – заявила Бет.
Двумя часами позже Джеймс отправился спать, утверждая, что неважно себя чувствует. Потом Бет стошнило во дворе. Тревожные сигналы начались, когда Крисси с желудочными коликами заперлась в туалете, а Сабина пошла искать книгу, которой пользовалась Джесси для определения вида грибов; сама же Сабина их предусмотрительно не ела. Где книга, никто не знал.
– А была ли книга? Точно была? – подозрительно хмыкнула Сабина.
– Конечно, – поспешила Рейчел на помощь девочке. – Я ее тоже проглядела.
– Я не вру! – плачущим голосом воскликнула Джесси. Она действительно не врала. Просто не могла вспомнить, куда дела книжку.
Словно загнанный зверек, Джесси забилась в угол, стиснув руки под подбородком. Никто не указал на нее пальцем, но это и не требовалось.
– Я себя чувствую нормально, – запротестовала Рейчел, – а я ела грибы. Джесси тоже. И Мэтт.
Именно в этот момент, словно специально выбрав время, Мэтт появился из кухни и проследовал в патио, где его вывернуло наизнанку – прямо на куст герани в глиняном горшке. Спустя несколько минут он, мертвенно-бледный, вернулся в дом и наклонился к Бет, которая сидела на кухонном стуле, прижимая к животу бутылку с горячей водой.
– Бет, ответь мне честно. Я только что видел кучку грибов, выброшенных в цветочный горшок. Это ты их туда положила?
Бет кивнула:
– Поганки. Я их не хотела.
– Ты попробовала хоть одну?
– Нет.
– Правильно, – сказал Мэтт, обильно потея. – Сабина и Рейчел ели грибы, и они в порядке. Бет грибов не ела, но она не в порядке. Кто ел колбасу?
Больными оказались только те, кто ел колбасу. Вызвали врача. Он прибыл, пощупал у каждого по очереди живот и диагностировал легкую форму пищевого отравления. Затем отбыл. Несмотря на снятые с нее обвинения, Джесси так и просидела не шелохнувшись, в одной позе, пока продолжался визит врача и еще какое-то время.
– Полно, Джесси, – мягко сказал Мэтт. – Твои грибы вне подозрений.
Но Джесси, казалось, окаменела, словно парализованная. Сабина, которая и раньше видела дочь в таком состоянии, не обращала на нее внимания. Крисси предложила Мэтту оставить девочку в покое. Через какое-то время Сабина зашла взглянуть на нее и обнаружила, что та поднялась к себе в спальню. Жертвы колбасы Джеймса проводили вторую половину дня, поправляя свое здоровье в прохладном сумраке своих спален, за плотно закрытыми ставнями.
17
У Сабины были собственные подозрения. Упаковывая корзинку с едой для экскурсии в местную пещеру, она позволила себе минутную передышку, чтобы откинуть со лба выбившийся локон и издать глубокий, страдальческий вздох. Бет, которая пересчитывала в корзинке сваренные вкрутую яйца, взглянула на нее, и Сабина заставила себя улыбнуться. Сейчас для нее всего важнее было, чтобы Бет ни в коем случае не догадалась о панике, нарастающей в материнской душе.
Это было ощущение неблагополучия. Везде, где бы она ни находилась, Сабина чувствовала, как рассеивается, истощается, иссякает, ослабевает жизненная энергия, словно ее высасывает какая-то сила.
Кто-то накачивал Джесси идеями. Настораживали даже не скандальные высказывания Джесси сами по себе; тревогу внушало скорее то, о чем Джесси перестала разговаривать. Если бы можно было привыкнуть к такому состоянию, когда тебя постоянно шокируют, Сабина сумела бы к этому приспособиться; по крайней мере, ее больше не удивляли некоторые рассуждения Джесси, явно не соответствующие возрасту. Но с тех пор как они приехали на эти каникулы во Францию, Джесси стала скрытной, у нее появилась склонность пропадать где-то в полях или надолго исчезать у себя в комнате; когда же ей приходилось все-таки вступать в разговоры, трудно было поверить, что это – ее собственные слова.
Сабина знала – как знает только мать, – что кто-то перехватил у нее влияние на дочь. Кто-то из этой компании исподволь овладевал душой Джесси.
Она думала, что это, возможно, Мэтт. Хотя Сабине нравился Мэтт и си импонировала его веселая непринужденность, она понимала, что за обманчиво безмятежной позой скрыты глубинные течения богатой духовной жизни. Она допускала, что он значительно серьезнее, чем кажется. Приходилось учитывать еще одну тонкость. Интуитивно Сабина чувствовала в Мэтте затаенную обиду на Джеймса. Мэтт держал пар под крышкой, и эта обида ни разу не заявила о себе открытой враждой – по крайней мере для людей, лишенных душевного чутья.
Сабина понятия не имела о причинах витающей в воздухе напряженности и приписывала ее некоторой зависти к деловым успехам Джеймса. Однако собственное чутье подсказывало ей, что, завоевав привязанность Джесси, Мэтт нащупал способ поквитаться с Джеймсом. Наводили на эту мысль и манеры Мэтта, когда он играл с Джесси, – как поднимал ce на руки, как прикасался к ней во время купания в бассейне. И в то же время Сабина стыдилась своих подозрений.
Существовала еще и Рейчел. Вопреки предостерегающим сигналам материнского инстинкта Сабина относилась к ней с симпатией, хотя в присутствии Рейчел всегда испытывала какую-то неловкость. Сабина сама не могла определить, что именно ее раздражает. Рейчел была обаятельна и естественна; в отношениях с Сабиной она неизменно оставалась благожелательной и покладистой – но, может быть, слишком благожелательной и слишком покладистой. Она скрупулезно выполняла свои обязанности, готовила еду, помогала с детьми, но в услужливости и в неизменной почтительности угадывался едва заметный перебор. Во всем этом, на взгляд Сабины, присутствовало нечто странное.
– Знаешь, в чем заключается твоя беда? – предположил однажды Джеймс, когда она высказала свои опасения вслух. – У тебя слишком богатое воображение.
Слишком богатое воображение. Возможно, так оно и есть, подумала Сабина. Но ей становилось не по себе каждый раз, когда Рейчел уводила ее дочь на прогулку. Справедливости ради надо признать, что Рейчел всегда приглашала погулять и Бет тоже; время от времени Бет составляла им компанию, но обычно отклоняла приглашение. При мысли, что таким образом Рейчел получала возможность еще больше сблизиться с Джесси, Сабина чувствовала себя несчастной – не потому, что была собственницей в общепринятом смысле, а потому, что на самом деле, возможно, Рейчел намеревалась зачем-то втереться в доверие к ней, Сабине, воспользовавшись дружбой с Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37