карты рассыпались, тузы и дамы имелись в колоде в чрезмерно большом количестве. Но, услыхав имя Кинкаса, торговец понял, что теперь не до споров. Капрал Мартин взял у Курио бутылку, выпил все до дна и отбросил ее в сторону. Долго стоял он молча и смотрел на базар, на снующих людей, на улицу с ползущими по ней грузовиками и автобусами, на бухту с рыбачьими лодками... Внезапное ощущение пустоты охватило его, он ничего не слышал, даже птичек, распевавших в клетках в соседней лавке.
Мартин был не из тех, кто плачет: военным людям плакать не положено, даже если они в отставке. Он сощурился, в его голосе не слышалось больше никакого бахвальства, он стал почти детским:
- Как же это могло случиться?
Он подобрал карты и пошел вслед за приятелями.
Теперь осталось найти Ветрогона. Этот не имел определенного местопребывания, только по четвергам и воскресеньям его наверняка можно было найти на улице Свободы, где он неизменно принимал участие в капозйре. Ветрогон занимался ловлей мышей и лягушек и продавал их в лаборатории для медицинских исследований и научных опытов. Поэтому к нему относились с большим уважением и высоко ценили его суждения.
Ведь он тоже был немного ученым, он беседовал с докторами и знал всякие непонятные слова.
Проходив по городу немалое время и выпив порядочное количество кашасы, друзья наконец наткнулись на Ветрогона, который шел, запахнувшись в свой широкий пиджак, как будто ему было холодно, и что-то бормотал про себя. Он уже знал новость и тоже искал друзей. Увидав их, он сунул руку в карман (за платком, чтобы утереть слезы, подумал Курио). Но Ветрогон извлек из глубины кармана маленькую зеленую лягушку, блестящую, словно изумруд.
- Я спрятал ее для Кинкаса. Никогда не встречал такой красивой.
IX
Они остановились в дверях; Ветрогон протянул руку: на ладони, выпучив глаза, сидела лягушка. Они топтались на пороге; Прилизанный Негр вытянул шею, чтоб лучше видеть.
Семейство прервало оживленную беседу, четыре пары глаз злобно впились в незваных гостей. "Только этого не хватало", - подумала Ванда. Ветрогон смутился и спрятал лягушку в карман. Капрал Мартин в отношении воспитанности уступал только Кинкасу, Сняв свою потертую шляпу, он раскланялся:
- Добрый вечер, дамы и господа. Мы хотели его видеть...
И шагнул в комнату. Остальные последовали за ним. Родственники отошли в сторону, и приятели обступили гроб. Курио подумал сначала, что произошла ошибка: у покойника не было ничего общего с Кийкасом Сгинь Вода. Только по улыбке можно было узнать его. Все четверо стояли пораженные: никогда они не могли представить себе Кинкаса таким чистым, хорошо одетым, шикарным... В один миг они растеряли всю свою смелость, даже опьянение прошло как по волшебству. В присутствии родных Кинкаса - особенно женщин - они оробели, растерялись, не знали, что делать с собою, куда девать руки, как стоять.
Курио, нарумяненный, комичный в своем изношенном фраке, смотрел на друзей, взглядом умоляя их уйти отсюда как можно скорее. Капрал Мартин размышлял, как генерал перед сражением, стремясь детально изучить силы противника. Ветрогон сделал шаг к двери. Один только Прилизанный Негр, все еще стоявший позади других, вытянув шею, не колебался ни секунды. Кинкас улыбался ему, и Негр улыбнулся тоже. Нет на свете такой силы, которая заставила бы его уйти отсюда, от папаши Кинкаса. Негр взял Ветрогона за руку и взглядом отверг просьбу Курио. И тогда Капрал Мартин понял: солдату не к лицу бежать с поля битвы. Все четверо отошли в глубину комнаты.
Так они и стояли молча - в одном углу семья Жоакима Соареса да Кунья: его дочь, зять, брат и сестра, в другом - друзья Кинкаса Сгинь Вода. Ветрогон держал руку в кармане, поглаживая испуганную лягушку; ему так хотелось показать ее Кинкасу! Они двигались словно в каком-то странном танце - как только приятели отошли от гроба, к нему приблизились родственники. Ванда бросила на отца взгляд, полный презрения и упрека: даже после смерти он предпочитал общество этих оборванцев.
Конечно, он ждал их, из-за их опоздания волновался, он хотел видеть у своего гроба этих бродяг. А онато думала, что победила, что Кинкас сдался, - он перестал наконец ругаться, и Ванда решила, что отец сражен тем преисполненным достоинства молчанием, которым она встречала все его фокусы. Но когда Ванда готова была праздновать победу, на лице покойника вновь засияла улыбка. Сейчас он больше чем когда-либо был Кинкасом Сгинь Вода. Если бы не боязнь оскорбить память Отасилии, Ванда отказалась бы от борьбы, возвратила бы гроб в похоронное бюро, продала бы новую одежду за полцены какому-нибудь бродячему торговцу и оставила бы этот мерзкий труп на Ладейре-до-Табуан. Молчание становилось невыносимым.
Леонардо обратился к жене и тетке:
- Вам пора уходить. А то будет темно.
Несколько минут назад Ванда только этого и хотела - пойти домой и отдохнуть. Но теперь она сжала губы - нет, она не хочет сдаваться:
- Немного попозже.
Прилизанный Негр уселся на пол, прислонившись головой к стене. Ветрогон пнул его ногой: неприлично так усаживаться в присутствии родственников покойного. Курио все порывался уйти, Капрал Мартин укоризненно смотрел на Негра. Но Прилизанный оттолкнул ногу приятеля и заревел:
- Он был нашим отцом! Папаша Кинкас...
Ванда была ошеломлена. Леонардо и Эдуарде чувствовали себя так, словно получили пощечину или плевок в лицо. Одна только тетя Марокас заколыхалась от смеха.
- Какой забавный!
Очарованный, Прилизанный Негр перешел от рыданий к смеху. Его хохот был еще ужаснее воплей. Он гремел, заполняя всю комнату, но сквозь него до Ванды доносился еще чей-то смех - Кинкас веселился от всей души.
- Какое святотатство! - ее сухой голос разрушил зародившуюся было сердечность в отношениях с Негром.
Услыхав упрек, тетя Марокас поднялась со стула и принялась ходить по комнате. Прилизанный Негр с восхищением следил за ней глазами. Он осмотрел ее с ног до головы и пришел к заключению, что эта женщина в его вкусе; конечно, она уже немного старовата, бедняжка, но зато какая рослая, полная... Он ценил таких женщин. Не то что теперешние худосочные, их и обнять-то нельзя как следует! Вот бы встретиться с этой дамой на пляже, уж они бы не соскучились вдвоем. Стоит только на нее поглядеть - сразу видно, н4 что она способна. Тетя Марокас заявила, что хочет уйти: она переутомилась; да и нервы... Ванда молча заняла ее место у гроба. Она сидела на стуле, строго выпрямившись.
- Все мы устали, - сказал Эдуарде.
- Женщинам в самом деле лучше уйти... - Леонардо боялся вечерней Ладейры-до-Табуан, когда закрываются все магазины и улицей завладевают бродяги и проститутки.
Капрал Мартин, движимый стремлением к мирному сотрудничеству, вежливо предложил:
- Может, господа устали и хотят малость вздремнуть, так мы за ним присмотрим.
Эдуарде прекрасно понимал, что не следует этого делать: нельзя, чтобы все родственники ушли и покойник остался на попечении незваных посетителей. Но до чего же ему хотелось принять их предложение, ах, до чего хотелось! Целые дни он был на ногах - обслуживал покупателей, распоряжался... Как тут не устать!
Он привык рано ложиться, а вставать на рассвете и никогда не отступал от этого правила. Обычно, возвратясь из магазина, Эдуардо принимал душ и обедал.
После обеда садился в шезлонг, вытягивал ноги и в ту же минуту засыпал. Братец Кинкас доставлял ему одни неприятности. В течение целых десяти лет он только этим и занимался. И вот теперь Эдуардо вынужден не спать из-за него всю ночь, и при этом за весь день ему удалось съесть лишь несколько бутербродов. А почему бы, собственно, не оставить Кинкаса в компании бродяг, ведь это его приятели, он водил с ними дружбу в течение целых десяти лет?.. А им - членам почтенного семейства - совершенно нечего делать в его грязной дыре. Это какая-то крысиная нора, и ни ему, ни Марокас, ни Ванде с Леонардо вовсе не место здесь.
Однако у него не хватало духу сказать то, что он думал. Ванда так дурно воспитана, она может напомнить ему, Эдуардо, о тех временах, когда он только еще начинал свою карьеру и не раз пользовался щедростью Кинкаса. Эдуардо посмотрел на Капрала Мартина довольно благосклонно.
Ветрогон, убедившись в бесплодности попыток принудить Прилизанного Негра встать, уселся с ним рядом. Ему очень хотелось вытащить лягушку пусть бы она попрыгала. В жизни он не встречал такой красивой! Курио в детстве провел несколько лет в иезуитском приюте и теперь силился извлечь из ослабевшей памяти какую-нибудь молитву. Он не раз слышал, что по покойникам полагается молиться. И в приюте отцы иезуиты... Да, а священник уже был или придет завтра? Этот вопрос вертелся у Курио на языке, и он не выдержал:
- А что, падре уже был?
- Придет завтра утром... - ответила Марокас..
Ванда укоризненно взглянула на нее: зачем она разговаривает с этим типом? Но все же теперь Ванда чувствовала себя лучше - ей удалось отогнать бродяг в угол, она заставила их молчать. Достоинство восстановлено. В конце концов ведь нельзя же ей и тете Марокас сидеть здесь всю ночь. Вначале она смутно надеялась, что безобразные приятели Кинкаса не станут долго задерживаться, поскольку на этом велорио не было ни выпивки, ни закуски. Она не понимала, почему они все еще торчат здесь, не из дружеских же чувств к покойному: эти люди не знают, что такое дружба.
Впрочем, даже присутствие таких приятелей не имеет никакого значения. Лишь бы они не вздумали принять участие в похоронной процессии. Завтра утром она, Ванда, об этом позаботится, она вернется сюда и распорядится как следует. Возле покойного будут только его родственники, они и похоронят Жоакима Соареса да Кунья скромно и прилично. Она встала и позвала Марокас:
- Пойдем. - И добавила, обращаясь к Леонардо: - Не задерживайся особенно долго, тебе вредно не спать ночь. Ведь дядя Эдуарде обещал остаться до утра.
Эдуарде кивнул и уселся на стул. Леонардо пошел проводить женщин до трамвая. Капрал Мартин решился сказать им вслед: "Доброй ночи, мадам", однако не получил ответа.
Комнату освещали только свечи. Прилизанный Негр уснул и отчаянно храпел.
X
В десять часов вечера Леонардо поднялся с ящика из-под галет и подошел поближе к свечам, чтобы взглянуть на часы. Эдуарде, открыв рот, спал на стуле. Леонардо разбудил его:
- Я ухожу. В шесть часов утра приду сменить тебя. Ты успеешь сходить домой переодеться.
Эдуардо вытянул ноги и вспомнил свою удобную кровать. Болела шея. В углу негромко, но горячо спорили: кто именно, Курио, Ветрогон или Капрал Мартин, займет место Кинкаса в сердце и на ложе Пучеглазой Китерии. Капрал Мартин проявил возмутительный эгоизм, не соглашаясь вычеркнуть себя из числа наследников, несмотря на то что ему ведь и так принадлежало сердце стройной негритянки Кармелы. Когда шаги Леонардо смолкли на улице, Эдуардо посмотрел на друзей Кинкаса. Они замолчали. Капрал Мартин улыбнулся коммерсанту. Эдуардо с завистью глядел на сладко спавшего Прилизанного Негра. Попытался устроиться получше, положив ноги на ящик.
Невыносимо болела шея. Ветрогон наконец не выдержал, он вынул лягушку из кармана и посадил на пол.
Лягушка запрыгала, такая забавная, будто маленький гномик.
Эдуардо никак не мог заснуть. Он неподвижно смотрел на мертвеца. Вот кому удобно лежать! И какого черта Эдуардо сидит здесь, как сторож? Мало разве того, что он пойдет на похороны, что он взял на себя часть расходов? Он выполнил свой долг по отношению к брату, даже с лихвой, если учесть, о каком брате идет речь. Ведь такого скандалиста и безобразника, как Кинкас, свет не видывал!
Он встал, размялся немного и широко зевнул. Ветрогон держал в кулаке маленькую зеленую лягушку.
Курио думал о Пучеглазой Китерии. Вот это женщина!.. Эдуардо подошел к ним:
- Скажите-ка...
Капрал Мартин, психолог по призванию и.по необходимости, вытянулся перед ним.
- К вашим услугам, начальник.
Как знать, а вдруг коммерсант распорядится послать за бутылкой, чтобы быстрее проходила длинная ночь?
- Вы останетесь здесь до утра?
- С ним? Да, сеньор. Мы его друзья.
- Тогда я пойду домой, отдохну немного. - Эдуарде вытащил из кармана бумажку. Капрал, Курио и Ветрогон напряженно следили за его движениями. Вот вам, купите себе бутербродов. Но не оставляйте его одного. Ни на минуту, слышите!
- Можете отдыхать спокойно, мы составим ему компанию.
Прежде чем начать пить, Курио и Ветрогон закурили; Капрал Мартин тоже вынул сигару в пятьдесят сентаво, черную, крепкую: только настоящий курильщик может понять, что это за сигара. Он пустил сильную струю дыма в нос Негру, но тот даже не шевельнулся.
Однако как только откупорили бутылку, ту самую первую бутылку, которую, как утверждают родные Кинкаса, Капрал принес под рубашкой, Негр почуял запах кашасы и тотчас же проснулся. Он открыл глаза и потребовал, чтобы и ему дали глотнуть.
С первого же глотка в четырех друзьях проснулся дух критицизма. Эти родичи Кинкаса задирают нос, а сами, сразу видно, мерзкие скряги. Ничего не сумели сделать как следует. Где стулья для посетителей?
Где выпивка и угощение, как полагается даже в самых бедных домах? Капрал Мартин не раз бывал на велорио, но никогда еще не видел такого. Все сделано небрежно, кое-как, без всякого старания. Последние бедняки в таких случаях все-таки считают своим долгом подать хоть чашечку кофе и рюмочку кашасы. Кинкас не заслужил подобного унижения. Важничают, чуть не лопаются от спеси, а сами даже не угостили ничем друзей покойного! Курио и Ветрогон отправились на поиски чего-нибудь съестного. Кроме того, они получили задание раздобыть какие-нибудь ящики, чтоб можно было сидеть. Капрал Мартин решил обставить велорио более или менее прилично. Он уселся на единственный стул и начал командовать - принести ящики, купить кашасы... Прилизанный Негр одобрительно кивал.
Надо признать, что сам покойник выглядел прилично, тут семейство постаралось. Костюм новый, туфли тоже, все очень даже шикарно. И свечи красивые, из церкви.
1 2 3 4 5 6 7