Ева. Я говорю не о прислуге, я говорю о нас с тобой.
Начальные такты симфонии.
Каин, Я – мужчина, а твой сын – г…но.
Ева. Почему тогда ты посылаешь его воевать в джунгли, если так думаешь о нем?
Каин. Война сделает из него мужчину.
Ева. Вздор.
Опять звучат начальные такты симфонии.
Ева. Зачем вообще эта война?
Каин. Правительство знает зачем.
Ева. Сбросили бы атомную бомбу на этих дикарей и были бы спокойны.
Каин. Если бы мы сбросили, то и те сбросили бы тоже.
Ева. У дикарей нет атомной бомбы.
Каин. Друзей нашла!
Ева. Ты просто дрянь.
Каин (чистит бритву). У тебя что – дел нет?
Ева. Я ухаживаю за ранеными.
Каин. Да?
Ева. А у тебя?
Каин. Заседание в совете помощи ветеранам.
Ева. А-а.
Каин (подходит к Еве). Мне нужно идти.
Ева. Иди.
Ева подставляет щеку Каину, тот чмокает ее. Звучат начальные такты Пятой.
Каин. Он опять за свое.
Ева. Я думаю, тебе пора»
Каин (накидывает пиджак на плечи). Как можно быть таким идиотом?
Каин уходит. Появляются Цилла и Наема, садятся на
скамью. На плечах у них – платки. Цилла вяжет, Наема рассматривает фотоальбом. Ева ставит сумку на землю, прежде достав из нее кусок сахара, сосет его. Энергично входит Ада с трехногим стулом, садится.
Наема. Мне восемьдесят семь лет.
Ева. А мне – восемьдесят восемь.
Цилла. Мне – восемьдесят девять.
Ада. А мне уже девяносто.
Наема. Меня зовут Наема. Мой отец работал на фабрике. Он постоянно болел. Мы все часто болели. Жили в бараке, заросшем мхом. Пятьдесят семь лет назад я вышла замуж за рабочего железной дороги. Позднее он дослужился до начальника станции. Умер двадцать лет назад. У меня было одиннадцать детей семь мальчиков и четыре девочки. Осталось четыре мальчика и все девочки. Старшенького переехал скорый поезд Берн – Люцерн. Он играл на рельсах, ему было всего четыре года. Второй умер в сорок лет от рака, третий в том же году упал с крыши – был кровельщик. Я думаю, у меня больше двадцати внуков, еще больше правнуков. Но почему-то меня никто не навещает. Иногда я получала открытки от моего младшенького из Америки. Из Детройта. Он работал там на автомобильном заводе, но уже десять лет, как он не пишет. В этой богадельне я уже тринадцать лет. Каждый день я сажусь у окна и смотрю семейный альбом. При этом я не думаю о моем муже. И о детях тоже не думаю. Я вообще ни о чем не думаю.
Ева. Я – Ева. Никогда не была замужем. Да и зачем? У меня всегда были мужчины. Иногда больше пяти за ночь. Этим ремеслом я начала заниматься в пятнадцать лет. Я делала все, что требовали от меня, а требовали все, что требуется от таких, как я. У меня был друг, который доставал мне разрешение от полиции заниматься моим ремеслом, так что все было по закону. Половина моего заработка уходила на уплату налогов, тридцать процентов забирал мой дружок. Мне оставалось двадцать процентов. Но я была бережлива и аккуратна. Я говорила себе: «Ева, ты состаришься, помни об этом», и вот я состарилась. К шестидесяти пяти я накопила довольно, чтобы купить место в этой богадельне. Мой дружок Эгон Мюллер умер десять лет назад в Асконе миллионером. У него было много таких, как я, которые работали на него. Он был порядочным человеком, и если сравнить с другими мужчинами, которых я знала, высокопорядочным. Я никогда не стыдилась своей профессии и горжусь, что дожила до такого возраста, не причинив вреда душе и телу. Днем я читаю любовные романы, а вечером сижу у телевизора. Больше всего я люблю фильмы с участием Симона Тэмплера, и Бонанцу тоже. Если бы я встретила такого мужчину, моя жизнь сложилась бы по-другому, но таких мужчин можно увидеть только на экране.
Цилла. Мое имя – Цилла. В прошлом – медицинская сестра. Я работала в маленькой деревенской больнице. Рядом разводили в деревенском пруду форель. Чего только я не насмотрелась: видела рождение и смерть. Одни боялись смерти, другим было безразлично, умрут они или выживут, третьи и вовсе не знали, что умирают. Сначала я страдала, глядя на их страдания, но скоро это прошло. В новорожденном я видела уже будущего пленника смерти, и ничего больше. Люди, за которыми я ухаживала, дарили мне при расставании шоколад и книги с посвящениями и забывали, лишь только покидали больницу, и я забывала их тоже. В свободные дни я помогала жене брата. Она болела, а у нее было трое детей, дети не любили меня, и я их тоже. Один раз я была в Грюнвальде и один раз во Флоренции, и в тот и другой раз лил дождь. Меня разочаровал Давид Микеланджело. Мужчины выглядят совсем иначе. У меня была маленькая интрижка с молоденьким ассистентом врача. Она длилась два дня… а потом он женился на сестре главного врача. Позднее он опять хотел затащить меня в постель, но я уже не хотела.
Ада (берет в руки соломенную корзинку с черной крышкой). Я – Ада, графиня фон Цинцен. Была обручена с графом Крессом фон Штуком, которой умер в девяностых годах в одной из бывших колоний Германии – где-то в Восточной Африке. Его съел лев. И славу богу. Я терпеть его не могла. Я вообще не переваривала мужчин. И у меня никогда никого не было. Я любила только кошек. Может быть, потому, что они напоминали мне льва, разделавшегося с моим женихом, за что благодарна по сей день всему кошачьему роду. Этот кот, у меня на коленях, принадлежит этой богадельне. Я зову его Тассило, хотя он отзывается только на Негритенка. Тассило. Так звали моего отца. Он не расставался никогда с хлыстом. В первую мировую войну он потерял три четверти своего состояния. Эти двадцать миллионов он вложил в войну. Остальные поглотила инфляция. Уже больше сорока лет я здесь. Три часа в день гуляю в ближнем лесу: час перед и два – после обеда. И никогда не пользуюсь клюкой. Я не читаю книг, ненавижу музыку, мне не нужен телевизор. Урожденная фон Цинцен ни в чем не нуждается. По воскресеньям хожу в церковь и сплю во время проповеди. Все фон Цинцены по воскресеньям ходили в церковь и спали во время проповеди. Со мной умрет наш род. Единственное мое желание – дожить до ста лет. Все фон Цинцены доживали до девяноста, но не один не дожил до ста. Если я доживу до ста, я превзойду всех фон Цинценов, и только этого я и хочу.
Шум самолета. Женщины поднимают головы.
Цилла. Самолет.
Ева, Цилла и Наема уходят. Ада идет на авансцену, повязывает бедра черным платком, достает из корзины деревянную чашку с рисом, корзину ставит на голову, как азиатка. Появляется Авель.
Ада. Слышишь?
Авель. Слышу.
Авель берет трехногий стул и бросает его в котел. Ада вздрагивает.
Ада. Куда они полетели?
Авель. К мосту на юг.
Авель тащит скамью к котлу и тяжело роняет ее. Ада вздрагивает.
Ада. Они разрушат его?
Авель. Это уловка.
Авель подтаскивает ящик с красным крестом к котлу и скамье. Ада вздрагивает. Авель подсаживается к ней.
Ада. Надеюсь, кустарник не загорится.
Авель. Время дождей давно уже наступило, а дождя все нет.
Раздаются звуки флейты. Азиатский мотив.
Авель. Он опять играет.
Ада. Каждый вечер.
Авель. Я не моху его больше слышать.
Ада. Может быть, мы больше и не услышим.
Авель. У нас есть еще рис?
Ада. Мальчик еще не ел.
Авель. А ты?
Ада. Я не голодна.
Авель. Я тоже.
Ада. Где он будет завтра?
Авель. Где-то в джунглях, на марше в учебный лагерь.
Ада. И долго их будут обучать?
Авель. Неделю.
Ада. И потом его пошлют воевать?
Авель. Да, через неделю.
Ада. Он может погибнуть.
Авель. Большинство и погибает.
Ада. Он мог бы быть счастливым.
Авель. Мало кто останется для счастья
Ада. Почему же до сих пор не заключен мир?
Авель. Потому что мы должны победить.
Ада. Мы должны победить?
Авель бьет Аду по лицу.
Авель. Прости.
Ада. Мне не больно.
Авель. Есть вещи, о которых мы не должны думать.
Ада. Я знаю.
Флейты уже не слышно.
Авель. Он перестал играть.
Ада. Он плачет. (Встает.)
Авель. Пойдем?
Ада берет миску с рисом и уходит. Авель достает из кармана жевательную резинку, кладет ее в рот, согнувшись, крадется по земле, оглядываясь по сторонам, как лазутчик .
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Звук разорвавшейся гранаты. Авель прыгает к рампе, лежит. Из-за ящика появляется Каин в стальной каске, за ним – Енох, Адам .
Енох. А, поцелуй меня в зад!
Каин. Твою мать, мы счастливо отделались.
Aвель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам. Господи, сущий на небесах.
Каин. Молчать!
Орудийный огонь. Все нагибаются .
Енох. От этого навозного солнца голова раскалывается.
Каин. Для разнообразия можно было бы и его взорвать.
Перестрелка .
Каин. Попал!
Адам. Да святится имя твое.
Енох. Прекрати молиться!
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам. Да прийдет царствие твое.
Енох. Ящики с боеприпасами вперед.
Орудийные выстрелы. Все, едва приподнявшись, бросаются на землю .
Каин. Пошел!
Ползут с ящиком .
Енох. Бросай!
Каин. Ах, сучьи дети!
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам (вскрикивает). Мой живот!
Каин. Лучше сразу в петлю, чем так издыхать.
Енох. Назад, в окопы!
Каин, Авель и Енох бегут назад.
Адам (остается лежать в центре сцены). Живот, мой живот! А-а-а…
Появляются женщины в сушильных колпаках на головах, в руках – журналы мод. Расставляют ящики, закрывая ими лежащих мужчин. Наема ставит ящик перед Каином, Ева – перед Адамом, Ада – перед Енохом, Цилла – перед Авелем .
Садятся на ящики. Наема плачет .
Ева. Не плачь.
Цилла. Когда его убили?
Наема. В прошлую пятницу.
Цилла. А моего – три недели назад.
Ева. Моего уже год как.
Ада. Моего – два.
Ева. Уже два?
Наема всхлипывает, остальные листают журналы .
Ада. Когда привезут гроб?
Наема. Он остался там.
Ада. Счастливица. Тогда ты полетишь туда.
Наема рыдает.
Цилла. Две недели назад я летала туда. Прекрасное путешествие.
Наема рыдает громче.
Ева. Я хотела бы похоронить своего здесь.
Ада. Я тоже.
Ева. Отечество поступает подло.
Ада. А ты? Ты же вышла замуж за своего маклера.
Ева. А ты спишь со своим фабрикантом.
Ада. Я с ним и раньше спала.
Наема исступленно рыдает .
Ева. Скоро забудешь его.
Наема (закрываясь журналом). Никогда!
Ада. Ну-ну.
Наема опять плачет.
Цилла. Сколько ты была замужем?
Наема. Четыре месяца.
Ада. Беременна?
Наема (сквозь плач). Да.
Ева. Не повезло.
Цилла. Жизнь продолжается. (Показывает журнал.) Как вам эти брюки?
Ада. Великолепно.
Цилла. У меня есть такие же.
Ада. Ты купила их, когда связалась с торговцем.
Цилла. У тебя грязная фантазия.
Ада. А откуда же тогда у тебя появились вдруг деньги?
Наема плачет .
Ева. Не плачь.
Ада. Когда его убили?
Наема, плача, уходит.
Цилла. Она уже говорила.
Ева. В прошлую пятницу.
Цилла. Перемирие продолжается.
Ада. Они почти договорились о месте переговоров.
Ева. Почти.
Ада. Одни предлагают четырехугольный стол.
Ева. Другие – круглый.
Цилла. Третьи – треугольный.
Ада. Четвертые – буквой П.
лю.
Цилла. Решено – сегодня надену новые брюки.
Ада. Мне пора к своему фабриканту.
Ева. А я, вероятно, разведусь со своим маклером.
Женщины уходят. Появляются Каин и Авель. Авель беззаботен, Каин суров и угрюм, иногда саркастическая улыбка кривит его рот .
Каин (прося сигарету). Гавана?
Авель. Пожалуйста. (Зажигая спичку.) Огоньку?
Каин (прикуривая). Благодарю.
Курят .
Каин. Сегодня они чуть не договорились о месте заседания.
Авель. До сих пор мурашки бегают.
Каин. Да, чуть все не рухнуло.
Авель. Война в джунглях постепенно слабеет.
Каин. Эти переговоры могут долго продлиться.
Авель. Для нас мир – начало краха.
Каин. Война в джунглях политически необходима.
Они стоят у трупа Адама. Авель ставит ногу на труп .
Авель. Поэтому мы и посылаем солдат.
Каин. А мы – оружие.
Авель. Мы политически в стесненном положении из-за нашей экономики.
Каин. А мы в стесненном экономическом положении из-за нашей политики.
Авель. Власть всегда парадокс.
Каин. Возможно только временное перемирие.
Они кричат, стоя над трупом Адама .
Авель. Мы докатились до подпольной войны друг против друга, потому что не в силах вести прямую войну.
Каин. Никто не в состоянии больше вести всеобщую войну.
Авель. Война в джунглях и есть наше мирное соглашение.
Каин. История мира трагична.
Авель. Мировая держава только тогда может позволить военное поражение, когда оно выглядит как политическая победа .
Каин. Кто действует, тот рискует.
Авель. Наши войска отступают.
Каин. Вернемся во дворец.
Авель. Пора продолжать переговоры.
Каин и Авель уходят. Адам поднимается, снимает каску и патронташ и бросает их на сцену, идет вперед с вытянутыми руками. Слева появляется Наема, тоже с вытянутыми руками. Наема спотыкается о ящик, Адам прислушивается, идет к ней, задевает ногой скамью. Наема идет на шум, толкает ящик. Они не видят друг друга .
Адам. Наема.
Наема. Адам.
Адам. Я не вижу тебя.
Наема. Я здесь.
Адам проходит мимо Наемы .
Адам. Где же ты?
Наема. Здесь.
Их руки наконец встречаются, Адам притягивает Наему к себе .
Адам. Здесь так темно. Не увидишь, пока не столкнешься.
Наема. Слышал выстрелы?
Адам. Это на площади.
Они опускаются на ящики .
Наема. Я больше не могу без тебя.
Адам. Мне тоже тоскливо без тебя.
Наема. Поцелуй меня.
Адам целует Наему, Наема в испуге вскакивает .
Наема. Кто здесь?
Адам (прислушивается). Никого.
Наема. А там, на траве?
Адам. Пусто.
Наема. Если нас увидят, мы пропали.
Адам. В такой темнотище нас невозможно увидеть. Ты любишь меня несмотря ни на что?
Наема. Люблю.
Адам. Я должен быть тебе противен, ведь я – черный.
Наема. Я люблю твою черную кожу.
Адам. А я – твою белую.
Целуются.
Наема. Я кажусь тебе безобразной.
Адам. Нет ничего прекраснее белой женщины, и ты – самая прекрасная из всех белых женщин.
Наема. Любимый мой.
Адам (настораживается). Здесь кто-то есть.
Наема (слушает). Никого.
Адам. А на траве?
Наема. Пусто.
Адам. Если нас здесь застанут, мы погибли.
Наема. Нас никто не увидит в темноте этой. (Недоверчиво.) Ты рассказывал кому-нибудь, что мы, что ты и я…
Адам. Только брату.
Наема. А он никому?…
Адам. Он не выдаст меня. А ты – ты рассказывала?…
Наема. Сестре.
Адам. А она?…
Наема. Нет.
Адам. Поцелуй меня. Наема. Возьми меня.
Адам обнимает Наему, они опускаются на землю.
1 2 3 4 5