Не знаю, как вам, а по мне гаже крыс со свечками ничего не придумаешь…
Странная ночь и странный разговор, хотя Рамиро можно понять. Кэналлиец – наследник рода Борраска и имеет право на правду, пусть она никому не нужна. Но сколько правды в старых сказках, которыми кормили в детстве герцога Окделла?
– Рамиро, когда вам исполнилось шестнадцать, вы завещали свою душу Ветру?
– А надо было? – поднял бровь кэналлиец. – Нет, я ничего такого со своей душой не делал.
Значит, о ритуале Завещания Алва не знает, что не мешает ему быть умнее и удачливее Придда.
Золотое «вчера» Талигойи – блуждающие башни, каменные кольца Гальтары, меч Раканов, Закон и Честь… Алан родился и вырос, когда все это стало прошлым, воспоминания о котором не приветствовались. С той поры, как Эрнани Святой два Круга назад внял увещеваниям эсператистов и перенес столицу из пропитанной древней ересью Гальтары в тогда совсем еще небольшую Кабитэлу, все связанное с Четырьмя Ушедшими усиленно забывали. Но прошлое то и дело напоминало о себе то песнями, то выловленными из воды или найденными в земле вещами, отмеченными старыми знаками[12], то непонятными предсказаниями…
– Странные вещи, – кэналлиец вернул медальон хозяину, – они что-нибудь дают?
– Я надел его в ночь, когда умер отец. Не знаю, сколько лет этому талисману. Считается, что он вышел из рук первого сына Полуночи и Заката и дает власть над скалами.
– И что, – покачал головой Рамиро, – талисман Окделлов и вправду подчиняет камни?
– Нет, по крайней мере, я ни о чем таком не знаю. Мы зовемся Повелителями Скал. Бастард назвал себя Победителем Дракона… Когда я надел Знак Скалы, он еще хранил тепло отца, но я не почувствовал ничего. Точно так же, как в ночь совершеннолетия, когда отвечал на Вопросы и произнес Клятву.
– Вопросы? Какие?
– В каждом Доме спрашивают о разном, – Алан невесело усмехнулся, – Шарло Эпинэ, так же как и я, не понял ничего. Может, в этих словах и упрятан какой-то смысл, а может, и нет. Вы ничего не потеряли, Рамиро, от того, что не прошли посвящение и не носите ваших амулетов.
– Отчего же, – возразил кэналлиец, – ношу. Откровенность за откровенность. Вот мой талисман, можете открыть.
Алан бережно принял изящный медальон морискийской работы, бывший хранилищем светло-русого локона.
– Октавия?
– Да, единственная сила, которой я молюсь.
– Послушайте, Алва, – Окделл вновь наполнил кубки, – вы отдаете себе отчет в том, что наше положение безнадежно?
– Безнадежных положений не бывает, – медленно покачал головой южанин, – есть безнадежные дураки и есть утратившие надежду. Вы, Люди Чести, разделились именно на них.
– Мне обязательно вызывать вас на дуэль? – осведомился Алан.
– За то, что я назвал Придда безнадежным дураком? Можете ему это передать, а вызывать меня или нет – его дело. Маршал не принял вызов бастарда, вряд ли снизойдет и до полукровки. Алан, неужели вы не видите выхода?
– Можете записать в болваны и меня, не вижу. А вы?
– Вижу. Мне нужно еще немного подумать, а потом я попрошу аудиенции у короля.
Окделл едва удержался от того, чтобы схватить Алву за руку. Отчего-то он сразу поверил, что выход есть и Рамиро его знает. Эрнани прав – кэналлиец прирожденный полководец. Пусть талигойцы трижды презирают южных варваров, но мориски умеют воевать. Оллар не признает никаких законов, Алва, похоже, тоже. Он найдет управу на Бездомного Короля… Октавия и ее еще не рожденный ребенок в Кабитэле, Рамиро сумеет их защитить.

2

Алва давно ушел, а Алан все еще сидел у стола, вертя в руках опустевший кубок. Почему кэналлиец заговорил о Четверых? Любопытство? Желание узнать то, что известно главам других домов, или что-то бо?льшее? Герцог Окделл поклялся никому, кроме своих сыновей, не доверять тайн Скал, но откуда взялся этот запрет? Алан помнил свое разочарование, когда накануне шестнадцатилетия отец протянул ему пожелтевший свиток с вопросами и ответами и сказал, что это нужно выучить наизусть. Он выучил. Затем в ночь совершеннолетия будущего Повелителя Скал отвели на возвышающийся над Надором утес и приковали к каменному вепрю. Отец приставил ему к груди фамильный меч и стал задавать вопросы. Один за другим. Даже тогда это казалось бессмысленным, но наследник Великого Дома должен пройти через ритуал Завещания.
– Сколько их было?
– Четверо.
– Куда они ушли?
– Туда, откуда не возвращаются.
– Почему они ушли?
– Потому что клялись защищать.
– Кто ушел за ними?
– Лучшие из лучших.
– Кто остался?
– Мы.
– Сколько нас?
– Четверо. Всегда четверо. Навечно четверо.
– Кто на нашей стороне?
– Закат и Восход, Полдень и Полночь.
– Кто против нас?
– Те, кто займет чужое место.
– Кто откроет Врата?
– Он и Она.
– Кто Он?
– Он уйдет в Осень.
– Кто Она?
– Она придет из Осени.
– В чем наша сила?
– В памяти и чести.
– В чем наша слабость?
– В чести и памяти.
– Что нас ждет?
– Бой.
– Когда пробьет наш час?
– Мы узнаем.
– В чем наш долг?
– В том, что никто иной не исполнит.
Шестнадцать вопросов и шестнадцать ответов… Шестнадцать, четыре раза по четыре, – священное число древних. Четыре раза по четыре месяца, четыре раза по четыре кровных вассалов Великих Семей… Было… Осталось тринадцать, если считать Ариго, и двенадцать, если не подыгрывать самим себе. А сколько уцелеет после войны?
– В чем наш долг?
– В том, что никто другой не исполнит…
Надо спросить Шарло, вдруг, сложив Завет Молнии с Заветом Скал, они что-то поймут. Эктор никогда не скажет, что известно Волне, а Ветер… Ветер умер вместе с последним Борраской. Остался черноглазый полукровка – смелый, дерзкий, умный, рожденный настоящим назло прошлому.
– Кто против нас?
– Те, кто займет чужое место.
Займет или уже занял? И кто? Бездомный Король? Алва, не имевший права на титул Повелителя Ветров? Кто-то еще? Восемь сотен лет назад Раканы отказались от древнего могущества или от вековой лжи?
– Его Величество просит вас срочно прийти. – Юный оруженосец смотрел на своего господина с искренним сожалением. Опять бессонная ночь.
– Подай кольчугу.
Уходя во дворец, надо быть готовым к тому, что окажешься на башнях, да и ездить по городу становится опасным. Гайифцы ненадежны, и если б только они!
Герцог глянул в угол, где висело изображение Создателя – красивого мужчины с пронзительным взором, свечой в одной руке и мечом в другой. Алан скорее верил в него, чем нет, но на этот раз вместо положенной перед уходом из дома молитвы тронул рукой вновь занявший свое место Знак Скал, перевел взгляд на стоящее у изголовья знамя Окделлов, быстро пересек комнату, поцеловал прохладный шелк и, не оглядываясь, вышел.
Спускаясь вниз, герцог заметил нахмуренного Ричарда, сосредоточенно засовывавшего за пояс кинжал.
– Дикон!
– Да, отец.
– Никуда не ходи, тем более один.
– Барс потерялся, я должен его найти.
Еще не хватало, чтоб он бегал по темным закоулкам, выискивая котенка. Мало ли куда тот забежал, мог и из Цитадели выскочить. Кошки не люди, везде отыщут лазейку, с них станется!
Когда Создатель, вспомнив о сотворенном им мире, вернулся и изгнал захвативших его демонов, все твари дневные и ночные склонились перед Ним и восхвалили Его. Все, кроме кошки, повернувшейся к Нему спиной и принявшейся умываться. За свою гордыню кошка была изгнана на край мироздания, где вечно горит огонь Заката. Там, вместо того чтоб искупить свой грех смирением, она отыскала проход в великом пламени и показала его Чужому, назло Создателю признав того своим владыкой. Так Леворукий открыл путь в Кэртиану… По крайней мере по мнению мракобесов в сером.
– Твой кот сам вернется. Я запрещаю тебе выходить.
Сын нахмурился, но промолчал. Садясь на коня, герцог окликнул слугу:
– Фрэнки, если найдете котенка, не возвращайте Ричарду, а отнесите в амбары.
Фрэнки угрюмо кивнул. Упрямый, как большинство надорцев, он потихоньку носил знак Четырех и терпеть не мог «истинников», хотя за что их любить?! Говорят, в орден Истины красивых и высоких не берут. Красота ходит рука об руку с гордыней, а слуги Создателя должны быть смиренны и незаметны, недаром их символом стала мышь со свечой в лапках.
Красота сама по себе искус и для ее обладателя, и для других. Тот же Рамиро в глазах «истинников» – пособник Чужого только потому, что красив и горд. А в глазах Людей Чести он виноват в том, что занял пустующее место! Бред! Только раньше Алан Окделл отчего-то об этом не задумывался.

3

Хмурые стражники с королевскими гербами на туниках раздвинули копья, пропуская Алана к королю. С Эрнани был заспанный Шарль Эпинэ, похоже, беднягу подняли с постели. Они все стали какими-то совами – днем спят, ночью караулят…
– Вы звали меня, государь?
– Да, герцог. Мы рады вас видеть. – Эрнани выглядел не просто плохо, а ужасно. – Рамиро Алва просит разговора наедине, но я решил пригласить еще и вас. Не то чтоб я ему не доверял, просто вы с Шарлем сможете дать мне совет.
– Я к услугам моего короля.
– Благодарю, – повелитель Талигойи еле заметно шевельнул рукой, подзывая пажа, – пригласите герцога Кэналлоа.
Если южанин и был разочарован присутствием посторонних, то ничем этого не показал. Похожий в надетой поверх легкой кольчуги синей котте на морискийского шада, Рамиро изысканно поклонился.
– Вы хотели говорить со мной, герцог. Надеюсь, вас не смущает присутствие моих добрых друзей.
– Отнюдь нет. Я не хотел, чтоб меня слышали кансилльер и маршал, но я рад видеть герцога Эпинэ, а герцог Окделл знает, о чем я буду говорить.
– Мы слушаем, – король говорил с видимым усилием. Неужели возвращается болезнь? Серую лихорадку нельзя вылечить, только залечить, но как же не вовремя!
– Государь, город нам не удержать. Отдых скоро закончится. Франциск делает вид, что будет ждать холодов, но я ему не верю. Когда зарядят дожди, в лагере будет несладко. Бастарду нужно победить до исхода лета. Он приручил окрестных крестьян и примирил с собой горожан, теперь пора вновь браться за оружие. Два, самое большее три штурма – и сначала Новый город, а потом и Старый падут, Цитадель продержится дольше, но возьмут и ее. Ваши люди не верят в победу, а простые воины хотят жить.
– Не только простые, – вмешался Эпинэ. – Я вчера повесил гайифского капитана. Мерзавец рассказывал, что во время осады положено выдавать тройное жалованье, а мы не можем заплатить даже положенного. Наемники скоро уйдут, и хорошо, если при этом не ударят в спину.
– Я знаю об этом, – тихо произнес Эрнани, – более того, я не надеялся, что мы продержимся так долго. Если б не ваши выдумки, Рамиро, все было бы уже кончено. Что ж, такова наша судьба. Мы погибнем, но не уроним своей чести. Эпинэ, завтра же переведите гайифцев в Новый город. Когда они предадут…
«Когда они предадут, – с тоской подумал Алан, – никто из нас не сомневается в их предательстве, только не знает, когда оно случится – завтра или послезавтра…»
– Государь, – Рамиро позволил себе перебить короля, – вы правы, от гайифцев надо избавиться, но это только начало. Город не удержать, но потеря столицы – это еще не проигранная война.
– То есть? – подался вперед Эпинэ.
– Государь, выслушайте меня. Я слежу за Олларом с начала войны, и, мне кажется, я его понял. Бастард – отменный боец, замечательный вождь, сильный политик, но он не полководец…
– Не полководец?! – Алан не поверил своим ушам. – Бездомный не проиграл ни одного сражения, он начинал с десятком человек, а сейчас с ним армия.
– Это только подтверждает мои слова. Оллар – вождь, ему верят и за ним идут. В королевстве много обиженных и недовольных своим положением, а Франциск умеет и подчинять, и очаровывать. Если он окажется на троне, то сумеет сговориться и со знатью, и с церковью, и с простонародьем и станет сильным королем, но как военачальник он глуп, хоть и не понимает этого.
– Рамиро! – Серое лицо Эрнани порозовело. – Что вы хотите сказать?
– То, что маршал Придд, граф Гонтский и иже с ними воюют еще хуже бастарда. Он – та самая ящерица, которая среди черепах сойдет за коня, но он не конь! Франциск воюет по старинке: не было ни одной ловушки, в которую он не попался. Герцог Эпинэ у Аконы доказал, что марагонца можно бить. Только бездарность Придда не позволяет бастарду понять, что его предел – кавалерийский полк, а еще разумнее ограничиться турнирами и забыть о настоящей войне. И это наше счастье! Если Бездомный Король поймет, что не умеет воевать, он быстро найдет тех, кто будет водить его армии, а сам станет драться в первых рядах, вызывая всеобщий восторг.
– Что ты предлагаешь? – Эпинэ схватил Рамиро за руку, забыв даже о присутствии Эрнани.
– Бросить все на кон и выиграть войну, – твердо произнес кэналлиец. – Не поручусь, что у нас получится, но терять нам нечего.
– У вас есть план, герцог? – Голос короля дрогнул.
– Есть, Ваше Величество. Сначала нужно развязать себе руки. Бастард предлагает желающим покинуть город. Выгоните взашей ненадежных и заставьте уйти семьи.
– Семьи? Наши жены поклялись разделить участь своих мужей.
– Участь, но не бой! Пусть уходят. Оллар решит, что в крепости остаются смертники, и пусть его. Женщин с детьми он не тронет. Франциск думает о том, как станет править, он захочет переженить своих любимцев на знатных талигойских вдовах. Бездомный Король жесток, но играет в справедливость, иначе он бы меня не отпустил.
– Что мы будем делать, когда отправим женщин и предателей?
– Отобьем штурм – на это нас еще хватит – и бросим жребий. Кто-то и впрямь останется умирать. Затем я захвачу Ржавый форт, вырежу тех, кто там засел, мы перейдем реку и сожжем мосты, а дальше…
– Гальтара? – подался вперед Алан.
– Да. Я для вас чужак, полукровка, но я знаю, что талигойский король в Гальтаре обретает особую силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12