Пуля настигла его, но зверь, зарычав от боли, не остановился.
Дюма тоже выстрелил — косолапый, дважды раненный, продолжал бежать.
— Какая досада! — вскричал Тартарен. — Слушай, Плюмован, неужели мы дадим ему уйти?
Друзья погнались за зверем, на ходу продолжая стрелять. Одна лапа у медведя была перебита, и он волочил ее.
Увлекшись погоней, французы не заметили, как добежали до «Германии», где подранок наконец рухнул, громко рыча от боли и ярости.
Полагая, что никому и в голову не придет оспаривать у них добычу, приятели весело шагали к своему трофею, как вдруг заметили, что пятеро матросов с «Германии» потащили его на свой корабль.
— Извините, господа, — сказал парижанин, — но медведь этот наш: мы его убили.
Немцы не обратили на его слова никакого внимания, но Артур не желал уступать и, схватив медведя за лапу, потащил в свою сторону.
Тогда здоровенный рыжий детина замахнулся на Плюмована ножом.
Дюма мигом прицелился в противника и крикнул:
— Убери нож, негодяй, не то выстрелю!
Столкновение было неминуемо. Вдруг с «Галлии» донесся пушечный выстрел и эхом прокатился далеко вокруг.
— Вот тебе раз! .. У нас тревога! — вскричал Фарен. — Бежим назад… А вы, негодяи, подождите! .. Мы еще вернемся! ..
Досадуя в душе, но верные долгу, матросы помчались к своему кораблю под улюлюканье немцев.
Вот что произошло на «Галлии».
Капитан, услыхав стрельбу, навел бинокль и увидел Плюмована и Дюма, гнавшихся за медведем. Матросы бежали в сторону «Германии», капитан досадовал, но ничего не мог поделать. Когда же дело дошло до столкновения, он поспешил к сигнальной пушке и выстрелил.
На этот раз обошлось без нагоняя. Де Амбрие только предупредил Плюмована и Дюма, чтобы впредь избегали любого общения с немцами.
— А если они нас зацепят?
— Случится что-нибудь серьезное, я сумею защитить вашу честь и вашу жизнь… Смотрите не нарушайте больше приказа!
Шли дни за днями, плохая погода сменялась хорошей, но, к сожалению, пасмурных дней было гораздо больше. Иногда казалось, что буря наконец утихла, но через несколько часов она возобновлялась с новой силой. Экипаж жил в постоянном напряжении, так как льдина, уже не скованная сильными зимними холодами, потеряла свою устойчивость. Несмотря на постоянный треск и всякие неожиданные происшествия, вроде падений в снеговые ямы или атаки тюленей, работа шла своим чередом. Здоровье экипажа было хорошим, не считая нескольких воспалений глаз в результате сильного солнечного отражения.
Наступило двадцать первое марта. Казалось бы, благословенный день. Несмотря на короткий дождь со снегом, у всех на устах были добрые слова о вновь пришедшей весне, люди с радостью замечали первые признаки пробуждения природы.
Но вот на холодном и мрачном леднике с новой силой разбушевался ураган. Казалось, никогда еще шум взбесившейся стихии не достигал такой силы. Льдина накренилась и задрожала так, что, казалось, вот-вот разобьется на мелкие куски. Можно было подумать, что внутри ледяного панциря грохотал огромный вулкан, звук был похож на раскаты грома на экваторе. Льдина шаталась все сильнее и буквально за пять минут покрылась огромными трещинами, зигзагами протянувшимися по всем направлениям. С треском откалывались громадные куски льда, рушились в воду и тонули. Кругом царил хаос. Волнение нарастало. Поднимаясь на невидимых волнах, обломки качались и напоминали каменный океан. Шхуна чудом удержала равновесие, хотя уже десять раз рисковала опрокинуться или расколоться.
Капитан, оставшийся на борту с двумя матросами, не терял из виду склады с продовольствием, возле которых находились бесстрашные моряки. Пока что трещины не задели их, но сколько времени это продлится? Каждую минуту де Амбрие боялся, что лед треснет под ними и их поглотит океан. Его сердце бешено билось, когда он видел, как появлялась новая гигантская трещина, из которой поднималось облако белой пены. Так как все время морозило, эти ледяные раны быстро зарубцовывались. Но что, если трещина появится прямо под складом? Капитан колебался, не приказать ли матросам подняться на борт? Но казалось, что часы корабля уже сочтены и на борту даже опаснее, чем на льдине. Внезапно шхуна, накренившись под углом двадцать восемь градусов, вздрогнула от сильного толчка. Ледяная гора подбросила ее вверх, а затем, отвесно рухнув вниз, увлекла с собой судно. Корабль попал в настоящий водоворот. Капитан и матросы с трудом держались на ногах. В то же время раздался страшный треск, но затрещал не лед, а дерево, не выдержавшее удара. Капитан увидел, как фок-мачта заколебалась, а потом переломилась как спичка, увлекая за собой ванты. Вещь почти невероятная, но шхуна не потеряла равновесия! Она удержалась на плаву благодаря тому, что находилась как бы меж двух ледяных стен, которые образовали что-то вроде дока note 72. Если корабль не получил пробоину, значит, он спасен, несмотря на потерю мачты. Во всяком случае, в ближайшее время ему не грозит серьезная опасность. Эта мысль внезапно пришла в голову де Амбрие, увидавшему своих людей, в ужасе размахивающих руками. Извилистые трещины все ближе и ближе подбирались к оставшимся на льдине матросам. Вокруг корабля уже бились волны. Несчастных вот-вот поглотит стихия. Капитан бросился вперед, делая знаки морякам и отчаянно крича: «Возвращайтесь на борт! Возвращайтесь же! » Его голос тонул в треске ломающегося льда, матросы не заметили его знаков и, связанные долгом, не думали покидать свой пост. Охваченный ужасным беспокойством, де Амбрие решил покинуть судно, чтобы попытаться спасти товарищей или погибнуть вместе с ними. Но внезапно буквально в двух шагах от него взметнулся столб пламени. Палубу окутало густое облако дыма, и звук оглушительного взрыва ударил по барабанным перепонкам.
— Черт, — раздался разъяренный крик, — я запутался в канатах.
Это был Геник, который возился возле сигнальной пушки почти оглушенный взрывом. Старый бретонец, буквально придавленный грудой канатов, лихорадочно преодолевал препятствия и, пытаясь освободиться, бессознательно ухватился за шнур, который по чистой случайности оказался у него под рукой, — малейшего усилия было достаточно, чтобы привести в действие запальный фитиль. Услышав этот нечаянный, но так вовремя подоспевший сигнал, моряки, наконец освободившись от инструкций, со всех ног бросились на корабль, побросав сумки на сани, спотыкаясь на льду и шлепая по лужам. Перепуганные собаки бежали впереди. Пять минут спустя все уже были на борту. С собой смогли взять только карабины и самое необходимое. Успели как раз вовремя, так как разрушительная сила достигла апогея. Вокруг чудом спасенного корабля начался ледоход. Льдины, расколовшись на тысячи острых кусков, сталкивались с невиданной силой. Все вертелось в водовороте, рушилось и гремело. На глазах у матросов, в бессильной ярости сжимавших кулаки, один за другим исчезли все три склада. А ведь это были главные ресурсы экспедиции, без которых дальнейшие исследования вряд ли будут возможны.
Буря не утихала. На северной оконечности льдина вздулась и подскочила под действием какой-то неведомой силы. Раздался грохот, похожий на взрыв. Образовался широкий провал, немецкий корабль накренился, потерял точку опоры и, получив, вероятно, пробоину, стал быстро погружаться в воду. Не прошло и десяти минут, как все было кончено. «Германия» погибла.
ГЛАВА 14

Мрачные приметы. — Первые птицы. — Письмо, насаженное на штык. — Свидание. — Два соперника. — Неожиданное предложение. — Немец и француз. — На разных языках. — Психологический момент… — У моряков свои традиции. — Гордая реплика.
Итак, судьба спутала все расчеты французского капитана. Принятые им меры предосторожности вместо пользы принесли вред.
Кто мог подумать, что дело примет такой оборот. Корабль оказался на краю гибели. Это было тем более страшно, что только что затонул немецкий корабль. Зато у немцев уцелела провизия.
Припасов на французском корабле оставалось ровно на два месяца. Попадет ли к тому времени «Галлия» в свободные воды? О том, чтобы добираться к полюсу, сейчас не могло быть и речи.
Мрачный и молчаливый, но внешне спокойный, де Амбрие битых два часа ломал голову над множеством возникших проблем. Своими соображениями он ни с кем не делился, на корабле все шло обычным порядком, будто ничего особенного не случилось. После ураганов и бурь наступило затишье. Льдина больше не двигалась, словно застыла. На солнце ослепительно сверкал белый снег. Термометр показывал минус двадцать шесть градусов.
Природа мало-помалу выходила из оцепенения. Оглашая воздух резкими, неприятными криками, над кораблем появились чайки.
Им обрадовались, словно первым ласточкам. Но птицы скоро улетели на юг, чтобы через какое-то время снова вернуться.
Двадцать четвертого марта, около полудня, Констан Гиньяр и баск, стоявшие на часах, вдруг заметили, что к «Галлии», тяжело ступая, приближается какой-то человек в меховой шубе, явно не свой — все французы находились в это время на судне.
Констан Гиньяр, как положено по уставу, взял ружье на прицел и громко окликнул незнакомца:
— Стой! Кто идет?
— Друг! — отвечал тот.
— Пароль?
Пароля у французов никакого не было, но Гиньяр решил испытать непрошеного гостя.
— У меня письмо к вашему капитану, — произнес незнакомец.
— А! .. Так ты за почтальона! .. Нацепи тогда свое послание мне на штык, а сам отойди на пятнадцать шагов и жди ответа. Мишель, — обратился Констан Гиньяр к баску, — присмотри-ка за этим кашалотом, пока я сбегаю к капитану.
Незнакомец, очень удивленный, выполнил приказ.
— Господин капитан! Вам письмо!
— Письмо? .. Давай сюда.
Де Амбрие пробежал глазами листок и нисколько не удивился.
«Я, нижеподписавшийся, начальник германской экспедиции к Северному полюсу, имею честь просить капитана „Галлии“ уделить мне несколько минут для беседы, весьма важной для обоих экипажей. С совершенным почтением — Юлиус Прегель».
— Бершу, — обратился де Амбрие к своему помощнику, — прочтите, пожалуйста, это письмо… Потом вы, Вассер, и вы, доктор, тоже… Ты здесь, Гиньяр?
— Здесь!
— Подожди минутку.
Де Амбрие взял лист бумаги и написал следующее: «Капитан „Галлии“ будет ждать господина Прегеля в два часа. Де Амбрие».
— Вот, Гиньяр, передай.
Гиньяр с письмом вернулся на палубу, нацепил его на штык и крикнул немецкому матросу:
— Эй! .. Почтальон! .. Отцепляй! ..
Сначала капитан намеревался устроить свидание с Прегелем в присутствии всего экипажа или хотя бы офицеров, но потом раздумал: одно неосторожное слово немца — и неминуем конфликт. Поэтому он приказал отгородить в общем помещении небольшой уголок и там принять гостя.
— Друзья мои, — сказал де Амбрие матросам, — у начальника немецкой экспедиции разговор, видимо, важный, поэтому я решил встретиться с ним с глазу на глаз. Через полчаса он будет здесь. Надеюсь, вы не позволите себе ничего лишнего.
Без пяти два часовые доложили, что к кораблю приближаются сани с тремя седоками.
Закутанный в меха Прегель с важным видом сошел на лед и строгим тоном, каким немцы обычно разговаривают с подчиненными, обратился к своим спутникам:
— Оставайтесь здесь и ждите.
Де Амбрие встретил гостя на палубе и галантно, но не без превосходства, ответил на его поклон.
Немец заговорил первым.
— Прежде всего, — промолвил он, — позвольте поблагодарить вас, господин капитан, за то, что вы так любезно согласились меня принять. Признаться, я был готов к отказу.
— Отчего же, милостивый государь? Соперники — не враги. К тому же вы писали о пользе встречи для нас обоих, одного этого вполне достаточно, чтобы отбросить все остальное.
— Ваши слова меня радуют и дают возможность приступить прямо к делу.
— Я готов выслушать вас.
Капитаны сели друг против друга, и немец сказал:
— Как вам известно, до сих пор обстоятельства мне благоприятствовали, никто еще не продвигался так далеко на север, как я. Ни одна экспедиция… Чего только мы не натерпелись во время зимовки! Но больше всего страдали от холода, многие матросы заболели скорбутом… Затем произошла настоящая катастрофа. Тут досталось не только мне, но и вам: я лишился корабля, вы -провианта.
— Откуда вы знаете?
— Видел, как провалились сквозь лед ваши склады.
— Но часть запасов могла остаться на корабле! Верно ведь?
— Уверен, что ничего не осталось.
— Ну, это уже мое дело.
— Извините, оно касается и меня.
— Каким образом?
— После всего случившегося, надеюсь, вы не намерены идти к Северному полюсу? Самое лучшее — как можно скорее вернуться в Европу.
— Продолжайте, — холодно заметил француз.
— Полагаю, вы не откажетесь отвезти нас на вашем судне домой?
— Это — мой долг.
— Рад это слышать, господин капитан. Примите мою искреннюю признательность. Как только установится благоприятная погода, я прикажу погрузить на ваш корабль всю провизию. Ее хватит обоим экипажам до конца пути.
— Что же, справедливо… Теперь остается назначить время отплытия.
— Я уже сказал, как только начнется оттепель.
— Принимаю ваши предложения, но с одной оговоркой. Полагаю, вы не станете возражать. Близится время, благоприятное для полярных экспедиций. Не допустите же вы, чтобы я вернулся ни с чем.
— Я вас не понимаю.
— Все очень просто. Без провизии мне не добраться до полюса, а вам без корабля — в Европу. Я отвезу вас домой, а вы дадите мне провизию, чтобы я мог отправиться на Север. За провизию, разумеется, я заплачу сколько потребуется.
— Вы предлагаете мне еще одну зимовку?
— Мы вместе перезимуем на моем корабле. Я с половиной матросов уеду на север, половина останется здесь во главе с лейтенантом, а с ними — и ваш экипаж.
— Капитан, мои люди в полном изнеможении. Есть больные… а лекарств никаких.
— Велите перенести их сюда; поверьте, доктор у нас прекрасный! Всех вылечит.
— Они в тяжелом состоянии, почти при смерти. Будьте милосердны, согласитесь плыть прямо в Европу.
— Не понимаю, почему вы так на этом настаиваете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26