Стройную фигуру Эрла-младшего скрывала белая рубашка свободного покроя, черные брюки слишком плотно облегали ягодицы и бедра, что делало молодого человека похожим на исполнителя фламенко. Очень светлые волосы почти скрывали брови, и я готов был поспорить, что ему приходится бриться не чаще одного раза в месяц. Пятеро их спутников — трое мужчин и две женщины — о чем-то оживленно беседовали на ходу. К группе быстро присоединился восьмой член, мужчина с зачесанными назад черными волосами. Он приблизился к Эрлу-младшему, что-то сдержанно сообщил ему на ухо и отошел в сторону. Эрл немедленно взглянул в мою сторону. Он что-то сказал отцу, затем отделился от группы и подошел ко мне. Я не знал чего ожидать, но в любом случае не предполагал увидеть протянутую навстречу руку и улыбку сожаления на лице Эрла-младшего, когда он приблизился.
— Мистер Паркер? — уточнил он. — Позвольте представиться — Эрл Ларуз, сын.
Я пожал его руку:
— У вас так принято — следить за всеми приезжими от самого аэропорта?
Его улыбка дрогнула, затем вернулась на место, на этот раз выражение сожаления стало еще более явным.
— Извините. Нам было просто интересно узнать, какой вы.
— Не понимаю.
— Нам известно, почему вы здесь, но мы понимаем. Мы не хотим, чтобы между нами возникли какие-то проблемы. Понимаем, что вам надо выполнять свою работу. Мы бы хотели, чтобы человек, виновный в гибели моей сестры, понес наказание в полном соответствии с законом. В настоящий момент мы считаем, что это Атис Джонс. Если будет доказано, что это не так, мы согласимся с доводами следствия. Мы давали показания полиции и рассказали все, что нам известно. Все, о чем мы вас просим, — это соблюдать конфиденциальность и проявить уважение и деликатность, не беспокоить нас. Нам больше нечего добавить к тому, что было сказано.
В его монологе сквозил оттенок заученности. Более того, я почувствовал в нем некую отстраненность, отчужденность что ли. Хотя сразу нельзя было определить, что за этим скрывалось. Издалека за нами наблюдал его отец. В лице Эрла-старшего отчетливо была заметна враждебность. По каким-то непонятным причинам, она, казалось, направлена на сына в такой же степени, что и на меня. Молодой человек повернулся и подошел к группе своих собеседников. Пока спутники шли по крытой галерее, а затем рассаживались по машинам, выражение враждебности сменилось беспристрастным. Мне ничего не оставалось, как вернуться к себе в номер. Я принял душ, съел сэндвич и стал ждать, когда пригонят машину. Когда позвонили из службы приема гостей, я спустился, подписал нужные бумаги и отправился на парковку. Надев темные очки, я выехал из гаража. Солнце светило в лобовое стекло. «Шевроле» поблизости не появился, не было заметно и кого-нибудь другого, кто проявлял бы интерес к моей машине или ко мне. По дороге из города я остановился у большого торгового центра и купил два новых мобильных телефона.
Эллиот Нортон жил в двух милях от Грэйс-Фоллз в скромном белом доме, построенном в псевдоколониальном стиле. По бокам главного входа возвышались две колонны, вдоль всего второго этажа тянулась веранда-галерея. Место выглядело так, словно здесь ничего не изменилось за последние лет двести. Большой кусок пластика, прикрывающий дыру в крыше, никак не нарушал атмосферу подлинной старины. Я нашел Эллиота позади дома. Он разговаривал с мужчинами в комбинезонах, которые стояли, прислонившись к грузовичку, и курили. Надпись на машине гласила, что это рабочие из «Дэйвз Констракшн энд Руфинг» из Мартинеса, штат Джорджия (это была их реклама «Хочешь сэкономить? Звони Дэйву»). Слева от них высилась груда настила, уже приготовленного так, чтобы на следующее утро можно было приступать к работе. Один из кровельщиков машинально поигрывал куском почерневшего, обгоревшего шифера. Когда я подошел, он прервал свое занятие и сделал движение подбородком в мою сторону. Эллиот поспешно оглянулся и бросился ко мне, протягивая руку:
— Боже, как же я рад тебя видеть!
Он улыбнулся. Часть волос слева на голове у него подпалилась, а то, что осталось, было коротко острижено. Левое ухо прикрывала марля, на щеке, подбородке и шее — следы от ожогов. Левая рука в специальной повязке была покрыта волдырями.
— Не сочти за комплимент, Эллиот, но выглядишь ты ужасно.
— Я знаю. Пожар сокрушил большую часть моего гардероба. Проходи, — он положил мне руку на плечо и повел к дому. — Угощу тебя чаем со льдом.
Внутри ужасно пахло гарью и сыростью. Вода протекла сквозь пол верхнего этажа, повредила штукатурку в комнатах внизу, и теперь коричневые пятна расплывались на белом потолке. Часть обоев уже начала отставать от стен, и я готов был побиться об заклад, что Эллиоту придется менять часть пола в коридоре. В гостиной виднелась разобранная постель, вешалки с одеждой были развешены по оконным карнизам, часть вещей была навалена на спинки стульев. Все это напоминало какое-то единое бедствие — пожар, потоп, переезд и обыск.
— Ты по-прежнему здесь обитаешь? — поинтересовался я.
— Ага, — ответил он, отмывая какие-то стаканы от пепла.
— В отеле, наверно, было бы безопаснее.
— Возможно, но тогда эти ребята вернутся и уделают мой дом до конца.
— Они могут вернуться по-любому.
Он покачал головой:
— Не-а, пока это все. Убийство не их масштаб. Если бы они хотели, они бы сразу со мной разобрались.
Он достал из холодильника кувшин с чаем и наполнил стаканы. Я стоял у окна, разглядывая двор и участок. В небе не было заметно птиц, окружающий участок лес тоже был безмолвен. Вдоль побережья появились первые перелетные птицы: древесные утки присоединялись к крачкам; соколы и певчие птицы вскоре последуют за ними.
Здесь, в глубине континента, их отлет был не так заметен, и даже местные обитатели не так бросались в глаза, как прежде; их брачные весенние песни закончились, на смену яркому летнему оперению постепенно приходили более мрачные зимние тона. Как будто стараясь компенсировать отсутствие птиц, их ярких расцветок, начали распускаться полевые цветы, наслаждаясь тем, что самая сильная летняя жара сошла. Бабочки мелькали среди астр, подсолнечника и золотых шаров, привлеченные костром оранжево-пурпурных тонов. А под листьями их поджидали полевые пауки.
— Итак, когда меня познакомят с Атисом Джонсом?
— Будет проще всего, если ты поговоришь с ним за пределами штата. Завтра во второй половине дня мы заберем его из Центра заключения округа Рич-ленд, пересадим во вторую машину на заднем дворе клуба «Кэмпбелл'с Кантри Корнер», чтобы подстраховаться от любопытных. Оттуда я отвезу его в безопасное место в Чарлстоне.
— А кто второй водитель?
— Сын того старика, что будет присматривать за нашим парнем. Он надежный человек, толк в этом знает.
— Почему бы не засунуть его куда-нибудь поближе к Колумбии?
— В Чарлстоне у нас больше шансов с точки зрения его безопасности, поверь мне. Ему будет лучше на востоке, в гуще негритянского окружения. Если кто с вопросами появится, мы тотчас же об этом узнаем, и у нас будет полно времени, чтобы его перепрятать, если понадобится. В любом случае это временно. Не исключено, что мы поместим его в более безопасное место или приставим телохранителя. Посмотрим.
— Ну, а что он сам говорит? — поинтересовался я.
Эллиот покачал головой, потер глаза грязными пальцами.
— Он говорит, что у него с Марианной была интрижка.
— Они были любовниками?
— Ничего серьезного. Атис думает, что она использовала его, чтобы позлить папочку и брата, и его это вполне устраивало, — он прищелкнул языком. — Чарли, мой клиент не суперобаяшка, если можно так выразиться. В нем двести фунтов веса, сверху — дырка рта, снизу — дырка ануса, и порой между ними нет большой разницы. По его словам, в ночь гибели девушки, они трахались в лесочке. Они поссорились, она побежала в чащу. Он пошел за ней, думал, что они потерялись, а потом нашел ее с пробитой головой.
— Оружие?
— Подручное средство: тяжеленный камень. Полиция арестовала его, при этом у него на руках и одежде были следы крови, частички пыли и осколки камня, совпадающие с орудием убийства. Он подтвердил, что прикасался к ее голове и телу, когда обнаружил ее и оттащил камень от нее. На его лице была кровь, но это совсем не те следы, которые могут появиться, пока ты кого-то уродуешь глыбой. У нее внутри не обнаружено следов спермы, хотя были признаки смазки презерватива, такой же презерватив был обнаружен у Атиса в портмоне. Похоже, секс был по обоюдному желанию, но опытный прокурор может представить дело как изнасилование. Ну, типа, они договорились, потом она передумала, а ему это не понравилось. Не думаю, что это выглядит убедительно, но уверен, что они попытаются протолкнуть свою версию любыми способами.
— Думаешь, найдутся факты, чтобы посеять семена сомнения у присяжных?
— Возможно. Я ищу опытного свидетеля, кто разбирается в характере следов крови. Обвинение со своей стороны будет подыскивать человека с прямо противоположными показаниями. Ведь здесь обвиняется черный мужчина в убийстве белой девушки из клана Ларузов. Здесь все вокруг этого крутится. Обвинение постарается пригласить в присяжные белых со средними доходами, немолодых или пожилых, для кого этот парень — страшилище. Самое лучшее, на что мы можем надеяться, это как-то разбавить состав, но...
Я так и знал! Всегда есть это «но». Не бывает сюжетов без «но».
— ...за всем этим есть старая история, этакий скелет в шкафу, самый худший, какой можно придумать.
Он щелкнул по стопке папок на кухонном столе. Я проглядел полицейские отчеты, показания свидетелей, расшифрованные стенограммы допросов Атиса Джонса в полиции, даже фотографии с места преступления. Но мне попадались и ксерокопии страниц из книг по истории США, вырезки из старых газет, книг по истории рабства и выращивания риса на Юге.
— Здесь мы имеем дело с кровной местью, — заключил Эллиот.
Глава 9
Сверху лежали папки синего цвета с материалами, собранными полицией сразу после гибели Марианны Ларуз, и показаниями свидетелей. В зеленой папке хранилась подборка исторических сведений, рядом лежала тонкая белая папка. Я открыл ее, внимательно рассмотрел фотографии и аккуратно закрыл. Я еще не был готов разбираться с отчетами о состоянии, в котором обнаружили тело девушки.
Однажды мне уже приходилось заниматься адвокатской работой, так что я довольно ясно представлял, что ждет меня впереди. Ключевым моментом здесь был, конечно, Атис Джонс, по крайней мере вначале. Обвиняемые часто рассказывают следователю то, что не всегда сообщают даже своему адвокату. Иногда это происходит из элементарной забывчивости, а иногда из-за того, что они больше доверяют следователю, чем адвокату, особенно если это модный спец, который перегружен делами и клиентами. А между тем основой основ является правило, что адвокату сообщается вся возможная информация — и благоприятная, и не очень. У Эллиота уже были показания тех, кто знал Джонса, в том числе школьных учителей и бывших работодателей. Они могли бы помочь сформировать положительный образ его клиента перед лицом присяжных заседателей, так что эта часть работы была сделана до меня. Мне придется проработать вместе с Джонсом отчеты полиции, ведь на их основе будет выстраиваться обвинение против него, но, кроме того, он сможет заметить возможные ошибки или вспомнить о свидетелях, с которыми следствие еще не контактировало. Полицейские отчеты также пригодятся, чтобы проверить показания: в них обычно есть телефоны и адреса всех, с кем беседовали полицейские. А после этого и начнется собственно работа: всех этих свидетелей придется опросить еще раз, потому что обычно в ходе предварительного дознания полицейские их допрашивают поверхностно, оставляя эту работу следователю или представителю прокуратуры. Придется получить показания, заверенные подписью, и если большинство свидетелей готовы что-то сообщить, то гораздо меньшее их количество будет готово поставить свою подпись под кратким изложением своих рассказов без дополнительных усилий с моей стороны. Вдобавок, скорее всего, представители прокуратуры уже с ними побеседовали, при этом у них всегда получается донести до свидетелей мысль о нежелательности предоставления информации следователю со стороны защиты, что создает дополнительные трудности. Принимая во внимание все это, у меня впереди будет немало работы, и вряд ли мне удастся сделать что-либо значительное до возвращения в Мэн.
Я придвинул к себе зеленую папку и пролистал ее. Часть материалов в ней относилась к восемнадцатому веку и ранней юности Чарлстона. Последние вырезки датировались 1981 годом.
— Где-то здесь может скрываться одна из причин, почему погибла Марианна Ларуз и почему Атиса Джонса будут судить за убийство, — сказал Эллиот. — На них лежало это бремя, и не важно, знали ли они об этом. Вот что разрушило их жизни.
Он что-то переставлял в кухонных шкафчиках, пока говорил, а к столу вернулся, сжимая что-то в кулаке.
— Но, по сути, — мягко произнес Эллиот, — вот из-за чего мы сегодня здесь.
И он разжал кулак — тонкая струйка желтого риса просыпалась на скатерть.
* * *
Эми Джонс
Возраст 98 лет, опрошена Генри Халдером в Ред Бэнк, Южная Каролина
Из сборника «Век рабства: интервью с бывшими рабами в штатах Северная и Южная Каролина», под ред. Джуди и Нэнси Букинхэм (Новая Эра, 1989 г.)
"Я родилась в округе Коллетон рабой. Папу звали Эндрю, маму — Виолеттой. Они принадлежали семье Ларузов. Господин Эдгар был хорошим хозяином своих рабов. У него было около шестидесяти семей, перед тем как появились янки и все порушили.
Старая хозяйка сказала всем черным, чтобы бежали. Она пришла к нам с мешком столового серебра, завернутого в покрывало, потому что янки отбирали все драгоценности. Она сказала, что больше не сможет защищать нас. Они взломали амбар, где хранился рис, и разделили его, но всем не хватало. Самые плохие ниггеры пошли за армией, но мы остались и смотрели, как умирали наши дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49