https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/kvadratnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


С этого островка я мог перещелкать их с карабина как куропаток. И они это понимали.
Однако и нам не было хода обратно. Я был уверен на все сто процентов, что они устроят наблюдательный пост на бережку, и будут сидеть там, пока мы не умрем с голодухи. Или не сдадимся на милость победителей. Что тоже было равнозначно смертному приговору.
В общем, куда не кинь, везде клин…
Проснувшись, Зосима первым делом занялся своей двустволкой. Он тщательно протер ее от влаги и почистил стволы изнутри (у него с собой всегда была масленка и ветошь). А затем раскурил сигарету и деловито спросил:
– Долго будем бока мять?
– Предлагаешь пойти в атаку? – Я нехотя ухмыльнулся.
– Нет. Надо идти дальше.
– Куда? Кругом болото. Есть только одна дорога – назад. Но она перекрыта.
– Дык, Кондратия Иваныча-то здесь нету…
– Да, почему-то не наблюдается. Наверное, не дошел.
– Он был тута и пошел дальше.
– Откуда знаешь? – спросил я удивленно. – А я думал, что его проглотила трясина…
Я, конечно, шибко не присматривался, но ничего такого, указывающего на пребывание здесь Кондратки, не заметил.
– Хе-хе… – хохотнул довольный Зосима; иногда деда прямо распирает от превосходства надо мной в таких делах; а опыт следопыта у него – будь здоров. – Мотреть надо внимательно. Пойдем, покажу.
Идиомыч навострил уши и немного оживился, но с нами не пошел. Борьба с трясиной ухайдокала его вполне конкретно. Он все никак не мог отдышаться.
Зосима показал мне кусты недалеко от того места, где я выбирался на сушу. Ветки кустарника были поломаны, трава помята, а чуть поодаль, уже на самом островке, на влажной почве, мы нашли и слабый, но вполне приемлемый для идентификации, отпечаток ступни Кондратки.
– Значит, наш мечтатель жив… – Я в изумлении покачал головой. – Счастливчик… Как сказочный колобок: и от бабушки ушел, и от дедушки смайнал, и даже серых волчар объехал на хромой козе. Вот только как насчет лисы?
Я бросил вопросительный взгляд на окружающее нас болото.
– Дык, я так думаю, что он не такой человек, чтобы пропасть, – рассудительно сказал Зосима.
– Не тонет только это самое… в общем, понятно. А Кондратка неплохой мужик. Мне он, например, понравился.
– Хочешь сказать, что хорошие люди на этом свете долго не заживаются? – с ревнивой ноткой в голосе спросил Зосима.
– Что-то в этом роде. Но! – Я многозначительно поднял вверх указательный палец. – Бывают исключения. Когда человек – праведник, его век длится очень долго.
Зосима скромно опустил глаза и сделал вид, что смутился. Увы, редко какой человек не падок на лесть. Мой добрый друг в это число не попадал. Он любил, чтобы его хвалили и им восхищались. Даже в иносказательной форме.
Мысленно расхохотавшись, я спросил:
– Ты и в самом деле думаешь, что мы можем отсюда выбраться другим путем – не тем, который привел нас сюда?
– Уверен. Ежели, конечно, не булькнем.
– М-да… Бульк может получится ого-го какой. А мне почему-то хочется, как любому человеку, иметь могилку на хорошо ухоженном кладбище, и чтобы моя безутешная вдова хотя бы раз в год приходила с поминальным узелком, в котором обязательно должен присутствовать стопарик лично для меня и котлетка на закусь. Но исчезнуть бесследно в этом гнилом болоте… Бр-р-р!
– Дык, это как судьба укажет.
– Тут ты прав. Раз уж она загнала нас в трясину, пусть отсюда и вытаскивает. Верно я говорю?
– Верно, но мудрено.
– Это моя ученость выпирает, как иголки из мешка. Что ж, будем собираться. Но как подумаю, что опять нужно лезть в эту грязь…
Я застонал, словно у меня внезапно разболелся зуб, и понуро поплелся к Идиомычу. Профессор уже не лежал, а сидел и что-то жевал. Подойдя вплотную, я понял, что он обгладывает какие-то ягоды с невысокого кустика.
Интересно, все творческие и ученые личности такие обжоры? Я вопросительно поднял глаза на Зосиму, но тот лишь молча кивнул – мол, пусть жрет, ягоды не ядовитые. И то хорошо. Не хочется терять бойца раньше времени.
– Будем делать плотики? – спросил я Зосиму.
– Конечно.
Мы уже не раз ходили по топким местам, поэтому решили серьезно подстраховаться. Плотик – это кусок тына, сплетенного из лозы. Если нырнешь в трясину, то слеги иногда бывает маловато, чтобы удержать человека на поверхности липкой жижи.
А когда есть плотик, то он несколько дольше задержит погружение в бездонную хлябь. За это время можно, не поря горячку, провести спасательные работы.
Плотики мы соорудили быстро – я рубил лозу, а Идиомыч и Зосима занимались плетением. Я даже удивился: оказывается, у профессора руки выросли из того места, что нужно. Он работал споро и со знанием дела.
– Что там показывает ваше изобретение? – спросил я Идиомыча.
Мне вдруг вспомнился его определитель азимута.
– Увы… – Он огорченно развел руками. – Я намочил прибор, и он перестал работать.
– А загерметизировать крышку и корпус вы не догадались. Ну да, для этого нужно быть не просто ученым, а по меньшей мере академиком…
– В следующий раз учту.
Идиомыч даже не прореагировал на мой выпад. Он чувствовал себя виноватым.
– Следующего раза может и не быть, – буркнул я раздраженно и последовал примеру Зосимы – почистил карабин.
Он еще мог пригодиться нам не раз. А оружие любит, когда за ним ухаживают, когда его холят и лелеют. Винт тоже имеет душу, пусть и железную. Ты к нему относишься хорошо – и он тебя никогда не подведет.
Мы долго выбирали направление, куда нам нужно двигаться. В конце концов возобладала мудрость Зосимы.
Я хотел рвануть напрямик к достаточно большому куску суши, который находился не очень далеко, лелея в душе надежду, что это полуостров, и что он соединяется перешейком с «большой землей», куда мы и доберемся без больших проблем.
Ну, а Зосима возражал, вполне обоснованно считая, что, во-первых, тише едешь, дальше будешь (тут я ехидно добавил: от того места, куда едешь), а во-вторых, наиболее короткое расстояние между двумя точками не прямая, как нас учили в школу, а кривая и даже зигзагообразная линия.
Понятное дело, применительно к нашему случаю.
Тут уж я возразить ничего не мог. Поверхность болота в направлении, куда указывала моя шаловливая ручка, была подозрительно гладкой, а местами так вообще казалось, что по нему можно идти аки посуху.
Однако, это серьезное заблуждение. Как раз в таких местах и бывают бездонные ямины, прикрытые ковром из болотных трав.
Мы пошли по маршруту, который наметил Зосима. Противник видеть нас не мог, так как за нашими спинами находился наш островок-спаситель, поросший кустарником и хилыми деревцами. Это обстоятельство воодушевляло. Чего нельзя сказать о пути.
Только теперь мы поняли, что раньше были семечки, а не трудности. Временами мы брели в грязи по грудь, продвигаясь вперед со скоростью сонной черепахи. А еще приходилось тащить плотики, которые казались неподъемными.
Хорошо, что Зосима предложил нам раздеться до исподнего. Так сопротивление движению было меньше.
Свои шмотки мы приспособили на головах, а я еще тащил на своей бестолковке и сидор с остатками харчей плюс два ружья с боезапасом. В общем, из меня получилась картина Репина «Двуногий ишак на пленере».
Мы брели, брели, брели, а наша вожделенная цель – клочок суши, покрытый растительностью, казалось, не приближался, а отодвигался все дальше и дальше. Я уже начал сомневаться, что мы когда-нибудь туда дойдем.
Нашу команду возглавлял Зосима. Я не стал возражать, когда он занял место поводыря – у него была хорошо развита интуиция на опасность. А уж болота он знал, как никто другой. Вернее, не знал, а чувствовал их коварную сущность и удачно избегал расставленные по пути ловушки в виде бездонных ямин.
Так было в прошлый раз, два года назад, когда мы драпали через болотистую местность от нехороших людишек, так шло и сейчас. Каким-то сверхъестественным чутьем определяя, куда нужно направить стопы и вдобавок пробуя слегой надежность грунта впереди, Зосима лавировал по болоту как парусная шхуна под вражеским обстрелом.
Мы брели за ним, стараясь идти след в след. Я шел замыкающим. Нам почему-то казалось, что самое слабое звено – это Идиомыч. Но он, на удивление, держался молодцом. То есть, ни разу не оступился и плелся за Зосимой словно привязанный.
Правда, дорога для него была сплошным страданием. Временами он даже скрипел зубами от перегрузок. Но все равно упрямо шел вперед, часто смахивая обильный пот со лба, который заливал ему глаза.
А вот я, такой «козырный» мэн, лопухнулся как последний фраер. Нет, я не зазевался. Я задумался. (В принципе, это одно и то же). Есть у меня такое свойство – отключаться от действительности под впечатлением какой-нибудь бредовой идейки.
Это свойство появилось в последние годы. И даже не под влиянием Каролины и набившей оскомину семейной жизни, а раньше – когда я только поселился в Близозерье. Наверное, здесь климат такой, или земля выделяет какие-то флюиды, если вспомнить о замашках доморощенного философа Зосимы.
Мой добрый друг мог вообще отключаться от всего. Как робот, у которого вырубили питание.
Бывало на средине разговора у Зосимы вдруг появлялось на лице мечтательное выражение, его голубые глаза становились глубокими до полной прозрачности, и, глядя в какие-то неведомые дали, он надолго умолкал, думая непонятно о чем.
В такие моменты я всегда оставлял его в покое. Нельзя бить мечту на взлете. Без нее человек просто быдло, кусок мяса. И неважно, о чем ты мечтаешь. Пусть мечта твоя будет сплошной фантастикой. Лишь бы она была светлой, доброй и приносила твоей душе успокоение, а иногда и исцеление.
Так вот, грешным делом, я тоже немного замечтался. От однообразия. С ума можно сойти: вытащил одну ногу из грязи, передвинул ее вперед сантиметров на тридцать, затем вытащил вторую – тоже передвинул, подтянул к себе плотик, потом снова первую ногу буквально вырвал из липкого месива… вторую… подтянул плотик… первую…
Блин! Как с тоской пел на привалах один мой армейский напарник-хохол, когда нас забросили в проклятые джунгли, где дожди лили, не переставая: «Чому я не сокил, чому нэ литаю…» Ах, как хорошо бы сейчас иметь крылья! Взмыть в небо и спустя несколько минут очутиться в своем бунгало, приземлившись прямо в ванную.
А там горячая вода, душистое мыло, белоснежное махровое полотенце… А на столе бутылочка виски и лед… холодный, холодный. И глухарь, запеченный по Зосиминому рецепту…
Домечтать я не успел. Как получилось, что я сошел с невидимой тропы, проложенной Зосимой, не пойму. За считанные секунды меня затянуло в трясину почти по шею.
Судорожно схватившись за плотик, который мгновенно остановил мое продвижение на тот свет, я закричал:
– Мужики! Зосима! Тону!
– Ах, ты, Господи! – всполошился Зосима. – Иво, держись, я сейчас!…
Но с места сдвинуться не спешил. Да и нельзя было ему двигаться, потому что дорогу Зосиме преграждал Идиомыч. Его сначала надо было обойти, а для этого требовалось поработать слегой, чтобы не ухнуть в такую же пропасть, заполненную грязью, как и та, в которую угодил я.
Как же медленно тянется время, когда ждешь спасения, и твоя жизнь висит на волоске! Минуты превращаются в часы, а в голове тикает огромный маятник, который бьет по мозгам, словно кузнечный молот.
Я начал подтягиваться, стараясь забраться на плотик, подтянуться повыше, потому что жидкая грязь сантиметр за сантиметром подбиралась к подбородку, норовя залиться в глотку.
Мои конвульсивные движения ногами неожиданно принесли интересный результат. Я вдруг ударился ногой о что-то твердое.
Отчаянно рванувшись в ту сторону – вправо (я видел, что Зосима может и не успеть добраться до меня вовремя), я нащупал ногами подобие помоста. Еще несколько сверхусилий – и я твердо стал на бревна, которые образовали гать. Причем они лежали на глубине около полуметра.
– Не спеши, – сказал я Зосиме. – Подо мною гать.
– Ну надо же… – сказал запыхавшийся Зосима и перевел дух – Хух… Чудеса.
– Если выберусь из этой передряги живым, пойду к твоему ДЕРЕВУ и принесу ему жертву. Клянусь.
– Это ты правильно решил. Тут без помощи… – Зосима намеревался сказать, чьей именно, но проглотил слова, и я услышал лишь конец фразы: -… не обошлось.
– Что да, то да, – согласился я и попытался достать оброненную слегу.
С трудом дотянувшись до жерди (не без помощи плотика), я начал прощупывать ею бревна, на которых стоял. Оказалось, что гать тянется от того островка, где мы отдыхали, куда-то дальше.
– Как думаешь, – спросил я Зосиму, – куда она ведет?
– Дык, это, дураку понятно, что не в безвылазную трясину. Думаю, гать идет через все болото. Я когда-то слышал… м-м… – Зосима пожевал губами. – Да не верил.
– Что ты слышал?
– Про нее, про эту дорожку.
– А если конкретней?
Зосима оглянулся на Идиомыча, который стоял, словно столб, на том же месте, где его застал мой «хелп» , и ответил почти шепотом:
– Ее сам леший мостил. Давно это было, даже деды не помнили когда.
– Верю. Даже в лешего верю. Я теперь во все, что угодно, поверю. Но у меня есть вопрос – зачем он ее мостил? Или к старости захотелось комфорта? Приятно, знаете ли, прокатиться с ветерком под полной луной по этой гати на тройке, в которую запряжены царевны-лягушки. Думаю, что в те далекие времена гать шла поверх болота. Это сейчас ее засосала грязь.
– Зачем мостил – не знаю, – ответил Зосима; и добавил рассудительно: – А вот то, что гать подмогнет нам преодолеть топкие места, это как пить дать.
– Если она не сгнила… – буркнул я, продолжая орудовать слегой.
Но сколько я не стучал жердью по бревнам, они не крошились и не ломались.
– Напрасно стараешьси, – сказал Зосима. – Раньше все делалось на совесть.
Они с Идиомычем уже перебрались на гать. А Зосима от полноты чувств даже закурил. Глядя на их нелепые, вымазанные грязью, фигуры, я вдруг заржал.
– Ты это чего? – подозрительно спросил Зосима. – Ты чего, а?
– Представляешь, что будет, если кто-то из местных заметит нас посреди Пимкиного болота? – сказал я, насмеявшись вволю; похоже, мой смех был реакцией на смертельную опасность, которая благополучно миновала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я