У девушки была симпатичная новенькая «мазда» сиреневого цвета. Олег боялся, что испачкает кровью кожаные сиденья, поэтому держался скованно.
А еще он думал, что поступил правильно, оплатив заказ в баре заранее. Олегу хорошо были известны трюки официантов «Олимпа».
Дождавшись, пока пьяный клиент перестанет что-либо соображать, они дописывали в его счет такие баснословные суммы, словно в меню значилась не свиная отбивная, а горб американского бизона, даже в Штатах считающийся редким и очень дорогим деликатесом.
Теперь ему не будет неловко перед компанией, потому что в противном случае у них могли быть затруднения и даже неприятности.
– Мне бы… – Он назвал адрес своей квартиры. – Если это вас не затруднит…
– Я не оставлю вас одного, – сказала девушка. – Вам нужна медицинская помощь. Вы посмотрите на себя в зеркало… ужас! А я как-никак в свое время оканчивала курсы медицинских сестер. Едем ко мне. У меня есть все необходимое. Вы не против?
– Что вы! – невольно вырвалось у Олега.
Девушка затаенно улыбнулась; наверное, своим мыслям…
Жила она в центре, в престижном районе. Квартира у нее была небольшая, всего две комнаты (правда, просторные, с высокими потолками), но со вкусом обставленная. Имелась в квартире и просторная кладовка, которую переделали под платьевой шкаф.
– Ну и вид у вас… – сказала девушка с сочувствием. – Вы как будто выскочили из какого-то американского боевика. Глядите…
Она подвела Олега к большому зеркалу в прихожей, и он невольно отшатнулся, увидев в нем не себя, а какого-то грязного, вывалянного в пыли бомжа. Он был весь в крови, лицо в синяках, которые продолжали проявляться, а одежду словно порвали взбесившиеся псы.
«Здоровый, гад! – с внезапно нахлынувшей злостью подумал о своем противнике Олег. – Такое впечатление, что по мне танк прокатился…»
И тут же он сильно пожалел, что согласился заехать к девушке домой. Что она может подумать, глядя на оборванное, грязное чучело?
– Мне бы для начала обмыться, – сказал он хмуро, не глядя на девушку.
– Обязательно. Вот свежее полотенце, а вон дверь в ванную.
Олег не только принял душ, но также постирал рубашку и, как смог, почистил брюки. Когда он разделся, то увидел, что синяки проступили не только на лице, но и на всем теле. А еще он свез левую руку, когда упал на шершавый асфальт, и царапины продолжали понемногу кровоточить.
– Вот теперь совсем другое дело, – с удовлетворением сказала девушка, когда он наконец вышел из ванной.
– Да уж… – смущенно буркнул Олег, не зная, как дальше себя вести.
Его тянуло к этой девушке со страшной силой, и одновременно ему хотелось немедля ни минуты выскочить за дверь и уехать отсюда, чтобы никогда не возвращаться. Эта непонятная двойственность желаний сковывала художника и в словах, и в поступках.
– А вот рубаху вам придется снять, – молвила девушка. – Она вся изорванная. Я попытаюсь ее подремонтировать.
– Что вы, не стоит…
– Но вы же не наденете мою кофточку? – Она рассмеялась. – И потом, я вижу на вашем теле царапины. Их обязательно нужно смазать йодом. Ребра целы?
– Как будто…
– Это хорошо. А синяки до свадьбы заживут. Или вы уже женаты?
– Да как-то не способился…
Олегу показалось, что девушка посветлела лицом.
– Тогда тем более я должна привести вашу одежду в надлежащий вид, – сказала она решительно. – Ведь это вы из-за меня пострадали. И вообще – я неблагодарная свинушка. Я даже не высказала вам свое большое горячее спасибо. Вы спасли меня.
– У меня есть такое подозрение, что вы и сами с ними справились бы.
– Вряд ли. Я не успела достать шокер из сумочки. Немного зазевалась. А они напали внезапно. Негодяи…
Олег снял рубаху и девушка начал обрабатывать ушибы и царапины перекисью водорода и йодом. Когда ее руки прикасались к его телу, у художника захватывало дух. Прикосновения девушки действовали на Олега как легкий удар током.
Когда медицинские процедуры были закончены, девушка вдруг спохватилась:
– Мадонна! Что это со мной сегодня?!
– Вы о чем?
– А вы не догадываетесь?
– Нет.
– О, времена, о, нравы… Мы ведь так до сих пор и не представились друг другу. Это форменное безобразие.
– Да… вы правы. Меня зовут Олег.
Девушка церемонно подала ему свою узкую, но крепкую ладошку и ответила:
– Маргарита…

Глава 17

Появился иностранец. Он свалился, как снег на голову. Олег как раз заканчивал натюрморт, который заказал ему московский банкир. В последнее время у него вдруг проснулось неистовое желание творить, и художник днями не отходил от мольберта.
Впрочем, разгадка его энтузиазма лежала на поверхности. Работая над живописными полотнами, Олег таким образом убивал время. Дело в том, что Маргарита днем была на службе (она работала в какой-то мутной конторе типа «купи-продай»), и они могли встречаться только по вечерам.
Первое время он места себе не находил, наблюдая за большим циферблатом старинных напольных часов. Он словно издевался над ним. Иногда ему казалось, что движется только минутная стрелка, а часовую заклинило на одном месте.
Тогда Олег и нашел отдушину в виде работы над картинами. А когда он сидел за мольбертом, время даже не бежало, а летело. Это вполне устраивало художника, и он за месяц сделал больше, чем за год.
Он сблизился с Маргаритой в первый же вечер. Она не отпустила его домой, а когда наступило время отойти ко сну, Маргарита, не говоря ни слова, завела его в свою спальню, разделась, и они окунулись в удивительно прохладный и ласкающий китайский шелк простыней.
После, когда они отдыхала, Маргарита сказала:
– Я была замужем…
– Это недостаток?
– Думаю, что нет. Просто констатация факта.
– Почему ты ушла от него?
– Ушла не я, а он.
– Не может быть?!
– Еще как может.
– Ничего не понимаю… Тебя нельзя не любить.
– А он любил. И сейчас любит.
– И тем не менее, ушел. Не понимаю…
– Я не любила его. Этого оказалось вполне достаточно.
– Он оказался чересчур гордым…
– Скорее, страдающим нарциссизмом. До него никак не могло дойти, почему другие женщины от него без ума, а я к нему холодна.
– Тогда зачем ты выходила за него замуж?
– Потому что дура.
– Это не ответ. И на дуру ты никак не похожа.
– Спасибо за комплимент. Между прочим, умные женщины ночами по злачным местам не шастают без кавалеров. В отличие от меня.
– Просто ты устала от одиночества, и тебе нужно было развеяться. Но так, чтобы потом о тебе лишний раз не судачили. Мне это знакомо. А поскольку в других, более престижных, заведениях подобного типа тебя, скорее всего, хорошо знают, ты выбрала бар, который не посещают твои знакомые и друзья. Я прав?
– Да… почти. А вышла я замуж потому, что так захотелось моим родителям.
– Это какой-то нонсенс. В наше время – и патриархальный обычай, давно канувший в небытие. Ну разве что на Кавказе или в Средней Азии… Но ты ведь славянских кровей.
Маргарита рассмеялась грудным смехом.
– Сложный вопрос… – ответила она. – В моем роду были и поляки, и немцы, и даже, как намекала бабушка, французы. Но по паспорту я русская, так как мой отец – сибиряк. А мама – украинка. По крайней мере, она родилась во Львове.
– В общем, ты сплошной интернационал. Что только добавляет тебе шарму.
– Оказывается, ты еще и льстец. Кроме того, что забияка.
– Нет, я не забияка и не бузотер. Просто на меня что-то нашло.
Маргарита крепко обняла его и шепнула на ухо:
– Это не на тебя нашло, это я тебя нашла…
Карл Францевич снова представился милым и веселым бонвиваном Бонвиван – человек, любящий жить богато, беспечно и в свое удовольствие.

. Он притащил с собой, как обычно, пакет со снедью и выпивкой и заставил Олега быстро накрыть на стол.
– У вас тут большие перемены, как я вижу, – сказал он, окинув любопытным взглядом мастерскую. – Судя по всему, ваше финансовое положение значительно улучшилось.
– В общем… можно и так сказать. Все благодаря вам.
– Ну уж, мне… Благодарите ваших предков, которые передали вам по наследству большой талант.
– Передали?…
Иностранец испытующе посмотрел на Олега и под его тяжелым взглядом художник невольно опустил глаза.
– Вы считаете, что это не так? – Карл Францевич посмотрел на кресло, которое художник пододвинул к столу, оценил на глазок его чистоту, и сел, слегка поддернув узковатые брюки. – Все в этом мире взаимосвязано. А уж прочная связь предков и потомков несомненна. Кровь, знаете ли…
– Вам трудно возразить.
– И не пытайтесь. Вы еще молоды, а я… У меня за плечами годы и большой опыт.
– Несомненно…
– А вы присаживайтесь, присаживайтесь, милейший Олег Ильич. Я сегодня не завтракал, а время уже обеденное. Да и вы, наверное, изрядно проголодались. Наливайте. Выпьем за ваши успехи. Это, конечно, не фалерно, однако меня уверяли, что вино отменное. Я купил эту бутылку еще в Москве, на Арбате.
Олег скептически покривился, наполнил бокалы (он купил их только потому, что в мастерскую нередко захаживала Маргарита), и они выпили.
Вино, которое принес иностранец, не выдерживало никакой критики. Несмотря на достаточно невзрачную этикетку (это как раз говорило о том, что напиток должен быть превосходным), где были указаны шато – замок, в котором произвели вино, и его классификация – Grand Cru Grand Cru – так классифицируются самые лучшие французские вина; эта надпись чаще всего наносится после названия виноградника (фр.).

, оно даже близко не лежало возле винных подвалов Бордо.
– Как, неужели в вашей стране, да еще в столице, могут быть мошенники?! – возмутился иностранец. – Это не вино. Это совсем не похоже на вино, несмотря на этикетку.
– Людям свойственно ошибаться, – дипломатично заметил Олег. – Наверное, этикетку перепутали. Так иногда бывает.
– Позвольте возразить. Об ошибке не может быть и речи. Вино продавалось в дорогом и престижном магазине, который обязан отвечать за качество продукта. Значит, меня обманули. И заставили испытать неловкость. Это непростительно.
– У меня есть хороший армянский коньяк, – сказал Олег. – Если вы желаете…
– Армения когда-то славилась коньяками. Что ж, попробуем.
Возможно, и коньяк не пришелся по вкусу Карлу Францевичу, но он не подал виду. Закусив бутербродом с красной икрой и двумя ломтиками осетрины, немец вытер губы бумажной салфеткой и сказал:
– К вам обратится один молодой человек с просьбой нарисовать его портрет, так вы уж не откажите ему. Он приедет завтра.
– Опять?! – невольно вырвалось у Олега.
После того, как он написал портрет вице-мэра, любое подобное предложение художник встречал в штыки. Олег внимательно следил за прессой и выпусками новостей, но Ильяс Максудович продолжал восхождение по карьерной лестнице и не думал ни болеть, ни умирать.
Вскоре Олег успокоился, решив, что перестал своим мистическим даром отрицательно влиять на людей, и очень этому порадовался. Он даже думал с огромным облегчением, что утратил его. И тем не менее, портретной живописи он по-прежнему избегал, словно внутри у него стоял какой-то тормоз.
– Так надо, Олег Ильич, – с мягким нажимом сказал иностранец. – Материалы для работы и холст вам привезут. Как и в прошлый раз.
Он смотрел на Олега добродушно и благожелательно, но его глаза давили на художника, словно тяжелый пресс.
– Ну… если надо… – Олег сдался.
Карл Францевич поболтал минуты две-три о том, о сем, и ушел, оставив после себя запах дорогого мужского одеколона и еще чего-то, какой-то экзотической травы. Что это за трава, Олег никак не мог вспомнить.
Проводив иностранца к двери, художник вернулся к столу, налил себе полный бокал коньяка и выпил его, почти не ощущая вкуса. На душе было сумрачно и тревожно.

Глава 18

Новый клиент оказался молодым, говорливым и шустрым как живчик. А еще Олегу показалось, что он чего-то сильно опасается, хотя старается не подавать вида. Клиент приехал на недорогом (по сравнению с престижными марками) «фольксвагене», но, как и вице-мэр, в сопровождении машины с охраной.
Похоже, молодой мужчина был крутым и богатым бизнесменом. А как в России в конце двадцатого века делались большие деньги, Олегу было известно не понаслышке.
– Давайте знакомиться, – приятно улыбаясь, сказал клиент и крепко пожал руку художника. – Меня зовут Алекс.
– Олег… Простите, а как вас по батюшке?
– Зачем такие церемонии? Мы с вами почти одногодки.
– Как пожелаете…
– А не перекусить ли нам для начала? – сказал Алекс, указывая на корзину, которую внес в мастерскую его охранник.
Она была прикрыта белоснежной салфеткой, но из-под нее выглядывали горлышки двух бутылок.
– Если вы голодны, то пожалуйста. Но я не буду.
– Что так?
– Мне нужно, чтобы во время работы у меня был пустой желудок. Ну разве что чай или кофе…
– Даже так? – Алекс был сильно удивлен. – Как можно работать голодным?
– Сытость притупляет реакции и остроту восприятия. Я уже не говорю о спиртном.
– Не знал, не знал… Тогда и я не буду. Мы вместе пообедаем. Когда вы закончите работу.
– Что ж, это разумно…
Работать с такой неусидчивой натурой было трудно. Алекс все время вертелся на стуле, словно в его сидение был вбит гвоздь. Олег несколько раз просил Алекса посидеть спокойно, но вскоре смирился с таким положением вещей и положился на свою фотографическую память.
Он лепил лицо Алекса фрагментами, словно делал мозаику. А когда посмотрел критическим взглядом на почти законченную работу – рисунок углем, то едва не выругался вслух.
Алекс на картине выглядел взъерошенным и испуганным. Олег изобразил его внутреннее состояние.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Алекс. – Получилось? Можно посмотреть?
– Нет! – отрезал Олег. – Только когда я закончу. – И накрыл мольберт с подрамником большим куском холстины.
Нужно было еще закрепить рисунок фиксативом – чтобы уголь не осыпался, но он решил сделать это, когда Алекс уйдет.
– Но почему, почему?!
– Я человек суеверный.
– А… Понятно. Что ж, если так… – Он с сожалением покривился. – Тогда есть предложение отобедать. Думаю, что пора. Не знаю, как вы, но я готов съесть жареные гвозди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37