раковина тюльпан для ванной комнаты 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кто-то преследовал ее — или что-то? В лесу водились кабаны, медведи и Бог знает кто еще…
— Цыпленок, во имя всего святого, не беги! — проговорил сзади родной голос с до боли знакомыми нотками раздражения. Застонав, Джинни замерла на месте, сердце бешено колотилось. — Что с тобой? Я не решала окликнуть тебя, опасаясь, что кто-нибудь может услышать. — Алекс нагнал ее, и она медленно повернулась к нему.
— Я думала, это дикий медведь. Или какой-нибудь безумный насильник.
— Я глубоко польщен. — Алекс насмешливо улыбнулся. — Мы ехали с Харрингтоном и увидели, как ты сошла с вьючной тропы. Ему нужно было осмотреть дальние участки, и я сказал, что с удовольствием проедусь по лесу один. А сам отправился за тобой в деревню. Что ты делаешь у индейцев?
За исключением вчерашних нескольких минут на причале, они не виделись четырнадцать месяцев, а Алекс говорил с ней так, словно они не расставались, требуя объяснения тому, что он не одобрял.
— Их знахарка очень много знает, — ответила Джинни, — и может много рассказать мне о травах, растущих в округе. Тут совсем другие травы, понимаешь?
— Не знаю, зачем я вообще спрашивал, — сказал Алекс со вздохом, хотя глаза его сияли. Взяв ее за руку, он увлек Джинни за собой. — Пойдем подальше в лес. Мы слишком близко к вьючной тропе. Не страшно, если мы шокируем нравственность индейцев, а я подозреваю, что они, помимо тебя, моя маленькая неустрашимая цыганка, единственные, кто осмеливается сойти с этой тропы.
Джинни ничего не сказала, потому что не в силах была вымолвить ни слова. Ее рука, казалось, приросла к его руке, его легкий, дразнящий голос обволакивал ее, словно лунный свет. Разве не будет никаких вопросов, объяснений? Никаких неуклюжих, виноватых оправданий? Да, очевидно, не будет, и как же это правильно! Неудержимое, волшебное сумасшествие, охватившее их, было таким же неизбежным, как и раньше. На небольшой поляне Алекс остановился и положил руки ей на плечи, вглядываясь в ее глаза, словно там надеялся найти ответы на все свои вопросы.
— Святые небеса! — тихо сказал он. — Не знаю, как я выжил без тебя, единственная моя. — Его губы коснулись ее губ сначала неуверенно, словно новое знакомство с ними могло принести какие-то сюрпризы. Джинни ответила так же несмело; ее мягкие губы приоткрылись в ожидании чуда. Когда она закрыла глаза, запах его кожи наполнил воздух вокруг нее, и она жадно вдохнула. Ее руки касались его спины, вспоминая каждый изгиб, каждый мускул; потом запутались в завитках волос и обхватили его голову, а пальцы перебирали роскошные каштановые пряди.
Алекс почувствовал, как ее грудь мягко прижалась к его груди. Он обхватил руками ее ягодицы, упругие и округлые, и его захлестнуло яростное возбуждение, затмив благоговейный трепет. Джинни тоже почувствовала его возбужденную плоть и прижалась к нему всем телом, покусывая его нижнюю губу. Это был отнюдь не игривый жест, она, скорее, подталкивала и поторапливала его. Он отодвинулся, тяжело дыша, и, сняв с нее накидку, бросил ее на ковер из листьев у их ног Повелительным жестом Алекс нажал ей на плечо, и она, опустившись на накидку, протянула к нему руки, когда он, поспешно скинув сапоги и сбросив бриджи, опустился рядом ней.
— Прости, — почти простонал он, задирая юбки ей до талии. Но Джинни была так же охвачена нетерпением, как и он, и, приподняв бедра, она раскрылась навстречу ему, когда он глубоко проник в нее, и они слились воедино; охватившее их наслаждение было подобно солнечной вспышке в тихом лесу.
Голубая сойка застрекотала над двумя обессилевшими фигурами, лежавшими на ковре из багряных листьев, словно Гензель и Гретель.
Этот звук вернул их к действительности, и Алекс, целуя ее, с грустной улыбкой сказал:
— Прости, милая, но я не помню, чтобы когда-нибудь испытывал такое непреодолимое, безудержное желание.
— И я тоже, — ответила она, убирая волосы с его вспотевшего лба. — Что нам делать?
Алекс медленно соскользнул с ее тела, потом погладил обнаженные бедра; задумчивая складка пролегла между его бровями.
— Пока не представляю, любимая. Но я точно знаю одно — ты принадлежишь мне, и наш договор в Грэнтли-Мэнор все еще в силе.
Внезапно погрустнев, она озадаченно покачала головой:
— Но как же это может быть? Я принадлежу мужу.
— В глазах закона — да, — спокойно согласился он; пальцы его играли с завитками волос внизу ее живота, не торопясь теперь, когда первое неистовое желание было удовлетворено. — Но по всем законам любви и природы ты моя. — Он положил руку на влажное, пульсирующее средоточие ее женственности, целуя живот, щекоча языком ее пупок. — Разве не так? — Его дыхание прошелестело над ее животом, ласкавшая ее рука жгла огнем.
— Да, это так, — простонала она; тело ее металось и извивалось на накидке, и, когда руку сменил его рот, ее всхлипывающие крики заполнили тихую поляну, волна наслаждения захлестнула ее, заставляя забыть обо всем. Алекс, почувствовав, что и он хочет вновь припасть к этому источнику наслаждения, вошел в нее, на этот раз с необыкновенной нежностью, замерев на секунду, прежде чем скользнуть в мягкое бархатное лоно. Медленно и глубоко дыша, он двигался в строгом ритме, стоя на коленях между ее широко разведенными бедрами и следя за ее выразительным лицом, ожидая того момента, когда серые глаза затуманятся удивленным восторгом, при виде которого ему всегда хотелось радостно засмеяться. Она провела языком по губам и улыбнулась ему, наслаждаясь такими знакомыми ей очертаниями тела и ритмом.
Очень медленно он выскользнул из нее и замер, держа их обоих на самой грани взрыва. Серые глаза расширились в предвкушении.
— Моя распутная цыганка, — сказал Алекс и увлек ее за собой в пучину страсти.
Позже он оделся, помог ей встать, расправил ее юбки, отряхнул накидку и накинул ей на плечи. Джинни, казалось, оцепенела и не в силах была сама все это сделать, пока Алекс не взял ее за плечи и слегка не встряхнул.
— Джинни, любимая, возьми себя в руки. — Он шутливо щелкнул ее по носу. — Это не похоже на мою бесстрашную воительницу. Ты справлялась и с худшими бедами, цыпленок.
Несмотря на дразнящую улыбку и непринужденный тон, Джинни почувствовала его серьезность. В этом бою они на одной стороне, им предстоит бороться за то, чтобы сохранить их чувство в тайне. Ей придется вернуться домой и изображать добропорядочную и внимательную жену. В следующий раз она вновь увидит своего возлюбленного уже на людях, и ей нужно будет держать себя с ним, как с едва знакомым человеком, как бы ни трепетала ее кожа в предвкушении его прикосновений, как бы ни жаждали ее руки обвиться вокруг него, как бы ее губы ни стремились навстречу его губам. Она должна будет опустить глаза, говорить ровно и спокойно, заняв руки каким-нибудь делом.
А сейчас ей придется вернуться к Гиллу, зная, что она должна лежать с тихой покорностью, если он потребует этого, ужасаясь тому, что на этот раз он может оказаться достаточно трезв и ему удастся завершить начатое. Но она не могла сказать об этом Алексу. Это только ее ад, и о нем нельзя рассказывать человеку, который, как она чувствовала, узнав об этом, изведется от мучений.
Поэтому она улыбнулась, потрясла насмешливо головой и, привстав на цыпочки, поцеловала его.
— Уже стало получше, любовь моя. На какое-то мгновение ты лишил меня рассудка. В его глазах явно читалось облегчение.
Быстро оглядевшись, он сказал:
— Ты иди первой, милая. А я подожду пятнадцать минут и потом пойду за конем.
Джинни ушла, не говоря ни слова. Солнце уже было высоко, а ее не было дома с восьми утра. Правда, Гилл сумел встать достаточно рано, чтобы вместе с Томом Бригхэмом отправиться выбирать место для их будущего дома. Если повезет, то он не вернется до обеда, и, может, удастся уговорить Тома остаться и поесть с ними. А завтра она поедет к Харрингтонам помогать Сюзанне с подготовкой к празднику. Две ночи она будет спать в постели со старшими девочками Харрингтонов. Алекса пока устроили в комнате мальчиков, правда, Сюзанна сообщила ей, что такой важный гость получил кровать в свое полное распоряжение, а мальчики спят на полу на матрацах.
Эти мысли проносились у нее в голове бесконечным потоком; но главное, конечно, заключалось в том, что муж ее останется дома и не сможет следить за ней за обеденным столом, где будет и Алекс Маршалл, не будет слушать разговоры и потом отчитывать ее за то, что она сказала, на кого и как посмотрела. Обычно эти упреки были ей как с гуся вода. Будучи невиновной, она могла игнорировать пьяный бред и знала, что тем самым как бы успокаивает мужа. Но теперь, чувствуя свою вину, как она отреагирует, если Алекс Маршалл станет предметом ревности мужа? Во время самого праздника, на котором будет много гостей, она может лишь коротко и вежливо поздороваться с Алексом. Если Гилл не увидит их вместе, то у него и не возникнет оснований для того, чтобы Алекс фигурировал в его пьяных обвинениях.
Так Джинни думала, торопясь домой. Все это можно было сделать, если только не терять голову.
— Надеюсь, у нас хватит кроватей для женской половины гостей, — обеспокоено сказала Сюзанна мужу, проходя мимо него с охапкой лаванды, которую собиралась разбросать на простыни. — Мальчикам придется спать в сарае, а вот генерал Маршалл…
— Тоже будет спать в сарае, госпожа Харрингтон, — сказал Алекс, входя в холл. — Он улыбнулся хозяйке дома и, когда она попыталась возразить, твердо сказал, что, будучи солдатом, привык к гораздо худшим условиям, нежели сухой сарай со свежей соломой.
— Можешь быть уверена, Сюзанна, генерал говорит чистую правду! — Джинни, смеясь, вышла из спальни с постельным бельем в руках. — Если ты будешь баловать генерала, то он совсем размякнет, не правда ли, генерал?
— Бесспорно, госпожа Кортни, — серьезно согласился Алекс. — И, учитывая оказанное мне гостеприимство, я очень опасаюсь, что процесс уже начался.
Сюзанна вспыхнула, довольная комплиментом. Ее гость в последние два дня стал более общительным, не скупился на комплименты, прежнее суровое выражение лица сменилось улыбкой, в зеленовато-карих глазах появился блеск, ранее отсутствовавший. Взволнованная, она повернулась к мужу.
— Ты отдал распоряжение о том, чтобы зарезали овец и бычков?
— Еще вчера, — успокоил он ее. — И в конце сада готовят яму для жарки мяса.
— А вино?
— Десять галлонов, моя дорогая, и еще десять галлонов бренди.
Сюзанна, посмотрев на окружавшие ее лица, поняла, что ее волнение развеселило всех троих. Она еще больше покраснела и, пробормотав что-то, поспешно унесла лаванду.
— Это очень непростое дело, — сказала Джинни. — Принять более ста гостей! Нужно очень о многом позаботиться.
— Совершенно верно, — согласился Роберт. — И мы в долгу перед тобой, кузина, за твою помощь.
— Нет, Роберт, вовсе нет, — твердо сказала Джинни, поправляя белье в руках. — Простите, джентльмены, но мне нужно это проветрить.
— Позвольте мне, госпожа. — Ноша была довольно тяжелая. Алекс взял белье у нее из рук, и при этом рука его коснулась ее груди. Джинни почувствовала, как тут же откликнулся сосок, и благодарила Бога, что ее лицо, на котором отразилось все потрясение от этого явно намеренного прикосновения, было отвернуто от Роберта. Ей удалось пробормотать благодарность, и она торопливо направилась во двор в сопровождении Алекса.
Они достигли зеленой лужайки за прачечной, где на веревках сушилось белье, рядом были разложены для проветривания матрацы.
— Благодарю вас, сэр. — Джинни повернулась, чтобы взять у Алекса ношу. Он, шутя, не отдавал. — Алекс, прекрати, — горячо прошептала Джинни. — Мало ли кто нас может увидеть!
— Я не могу удержаться, чтобы не поддразнить тебя, — сказал он так же тихо. — Я должен поцеловать тебя, иначе сойду с ума от желания.
— Только не здесь, — растерянно ответила она, чувствуя, как у нее начинают подгибаться ноги. — Ты был всегда так осторожен! Что с тобой произошло?
— Отчаяние, — сказал он, и смех замер. Белье упало на траву. — После обеда ты должна пройтись вдоль реки. Я что-нибудь придумаю, чтобы пойти за тобой. — Он торопясь ушел, а Джинни стала прикидывать, как ей выполнить его приказ. В эти дни в имении Харрингтонов не было ни времени, ни возможности для прогулок в одиночестве, а ее желание остаться одной будет расценено как крайне странное. В этой большой шумной семье никому и в голову не придет, что человеку время от времени может захотеться побыть одному. Едва услышав это, Сюзанна наверняка бросится укладывать ее в постель, предложит горячие кирпичи к ногам и какое-нибудь рвотное средство, чтобы отогнать болезнь.
Джинни вернулась в дом через сад, где слуги расставляли столы под деревьями для завтрашнего торжества. В кухне кипела работа; повара пытались приготовить обед на сегодня и одновременно жарили, варили, помешивали блюда, предназначенные для праздника. Задача Джинни заключалась в приготовлении деликатеса под названием саламагунди. Это была тонкая работа — нужно было разложить куски курицы, анчоусы, яйца и лук в точно установленном порядке на листьях салата. Снятие шкурки и разделывание кур заняло много времени, учитывая количество тушек.
Она уже почти закончила работу, когда Лиззи ворвалась в кухню.
— Пожалуйста, госпожа Кортни, — произнесла она запыхавшись.
— Что такое случилось. Лиззи? — Ты же должна быть дома и заботиться об эсквайре Кортни.
— Он послал меня за вами, — сказала девушка, шмыгая носом. — Говорит, что ему плохо и вы должны вернуться и лечить его.
— Что его беспокоит, девочка? — спросила Сюзанна, вытирая руки о фартук и переглядываясь с Джинни.
— Его нога и живот. Он не позволяет мне ничего сделать и кричит на меня, когда…
— Хорошо, Лиззи, достаточно, — стремительно перебила ее Джинни, чувствуя, как все в кухне прислушиваются. Она испытывала унижение, когда мужа обсуждали подобным образом, пусть даже его выходки были хорошо известны всем здесь, и она прекрасно знала, как ее жалеют. — Можешь тут пообедать и помочь, чем сможешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65


А-П

П-Я