– Здесь, – выдохнула она.
– Ты либо здорово ушиблась, либо у тебя сломано ребро. Почему ты мне ничего не сказала?
А что она могла сказать?
– Ты могла бы дать мне понять, что тебе больно. – И взяв ее за подбородок, он повернул к себе ее лицо и дождался, чтобы она открыла глаза. – Например, когда мы возвращались в Гилмур.
– Значит, вы подождете? – спросила она. – Мы пока поляжем?.. – добавила она на случай, если он не понял.
– У меня нет желания укладывать тебя в постель, Изабел. Я лишь хочу полечить твои ушибы.
Аласдер поднялся. Изабел смотрела на него во все глаза. Она вовсе не имела в виду, что намерена избежать исполнения своего супружеского долга. Но Макрей, кажется, почувствовал облегчение.
Он достал из комода небольшой кувшинчик, заткнутый пробкой, вылил из него немного жидкости в чашку, добавил воды и размешал пальцем получившуюся смесь.
– Выпей это как можно быстрее, чтобы не почувствовать горечи, – сказал он, протягивая ей чашку. – Это немного облегчит боль.
– А что это?
– Маковый сок.
Она никогда о таком не слышала и посмотрела на Аласдера с недоверием.
– Не бойся. Я не причиню тебе зла, Изабел.
Она кивнула и быстро проглотила снадобье.
– Вода, должно быть, холодная. – Аласдер наполнил таз водой из стоявшего рядом кувшина. – Огонь на камбузе во время шторма не разжигали, – пояснил он.
– Ничего страшного.
Какие они оба вежливые, усмехнулась про себя Изабел. С его одежды течет вода, а он разыгрывает из себя няньку. А она лежит на постели вся в синяках и ссадинах, с обнаженной грудью...
Очень странная первая брачная ночь.
Макрей намочил тряпку в воде и, слегка отжав, приложил ее к больному боку. Изабел стиснула зубы, чтобы не застонать.
Пока он осторожно обмывал ее, она смотрела в потолок и разглядывала детали деревянной обшивки, чтобы отвлечься от болезненных ощущений, вызванных прикосновениями холодной тряпки.
– Боюсь, что это еще не самое страшное, – сказал Аласдер, словно угадав ее мысли.
Изабел кивнула. Говорить она не могла. Она была так смущена, что слова застревали у нее в горле. При этом она странным образом чувствовала себя легко, и ей даже показалось, что боль понемногу утихает.
Отложив мокрую тряпку, Аласдер взял один из пузырьков, выполненный в форме дракона, спина которого Пыла покрыта острыми шипами, а в раскрытой пасти виднелись страшные зубы. Изабел показалось, что дракон извивается и обхватывает руку Макрея. Но тот сжал пузырек и, превратив его в обычный флакон, вылил себе на ладонь немного густой желтоватой жидкости.
– А это что? – спросила Изабел. От едкого запаха трав и гнилого мяса у нее на глазах выступили слезы.
– Думаю, что тебе лучше этого не знать, – улыбнулся Макрей. – Это приготовлено по старинному рецепту человеком, знакомым с искусством китайской медицины.
Он начал втирать жидкость кругообразными движениями. Ощущение было не из приятных, но приходилось терпеть.
Закончив эту процедуру, Аласдер открыл второй пузырек, имевший уже форму кролика. Запах был еще более отвратительным.
Каждое прикосновение его пальцев было похоже на ожог. Он обводил большим пальцем вокруг груди, а потом легким успокаивающим движением как бы снимал боль.
– Тепло, – пробормотала Изабел.
– Так и должно быть, – уверил ее Аласдер. «Это твои руки теплые, – сказала она про себя, – а не лекарство».
Она открыла глаза и увидела, что Макрей закрывает пузырек.
– Я не умею плавать, – вдруг сообщила она, ощутив качку. Изабел хотела сказать ему об этом раньше, но вспомнила только сейчас.
– Многие моряки не умеют. Но мы не собираемся тонуть, так что это не имеет значения.
– Вы уверены? – Почему ее голос звучит так вяло?
– Более чем.
Она подняла руку, которая прикрывала грудь, и обхватила пальцами его подбородок. Этот жест, очевидно, удивил Аласдера. Его взгляд упал на ее грудь, но он тут же отвел глаза. Изабел вспомнила, что она лежит полуголая.
– Вы так красивы, – заявила она. Ей почему-то было необходимо сказать ему об этом немедленно. – Все Макреи такие красивые?
Он взял ее руку и снова положил на грудь.
– Я наименее красивый из всех, – с улыбкой произнес он. – Самый красивый – мой брат Джеймс.
– Нет. – Неужели у нее так онемели губы, что она ничего больше не может сказать?
–Тебя надо перебинтовать, Изабел. Но для этого тебе придется сесть. Ты меня слышишь?
Изабел кивнула. Она подумала, что в данный момент она сможет вынести что угодно. Даже брачную ночь.
Макрей начал рвать какую-то ткань на полоски и соединять их, сматывая при этом в клубок. Изабел наблюдала за его действиями, удивляясь, что мужские руки могут быть такими большими и в то же время такими проворными и умелыми.
Он был от нее так близко, что она смогла рассмотреть рисунок на пуговицах его куртки. То был кулак, сжимающий меч.
– А что это?
– Это эмблема Макреев, – объяснил Аласдер, помогая ей сесть.
Перед глазами у Изабел поплыл красный туман, однако боль немного утихла.
– Как вас зовут? – спросила она, явно удивив его своим вопросом. – Как вас называют ваши друзья и ваша семья?
– Аласдер. Но тебе ведь это известно. Ты произнесла мое имя, когда давала клятвы, по крайней мере три раза.
– Я как-то не обратила внимания, – призналась она, слегка порозовев от смущения.
– А о чем ты тогда думала, Изабел?
– О вас. – Она прислонилась лбом к его мокрой куртке. «О тебе», – прошептала она про себя. Но сейчас ее мысли были совсем не о том. Макрей словно раздвигал пальцами красный туман, и она была ужасно ему благодарна за то, что боль уже почти ее не мучила.
– «Спасибо», – сказала Изабел одними губами в мокрую куртку.
Аласдер перебинтовал ее, бережно поднимая руку со стороны ушиба.
Одной рукой Аласдер поддерживал ее за спину, чтобы Изабел сидела прямо. Ей казалось, что его ладонь становится все теплее, и по всему ее телу прокатилась волна приятного тепла.
Она вздохнула. Мокрая куртка начала ее раздражать. Ему надо снять ее, и тогда она положит руки ему на грудь и гоже согреет его.
С его волос капало, и Изабел завороженно следила за сверкавшими в свете фонаря каплями. Одна из них на секунду повисла, а потом упала ей на грудь.
Изабел так устала от всего, что происходило, что ей с трудом удавалось держать голову. Она уткнулась лицом в шею Макрея и почувствовала, что от него пахнет Гилмуром.
Он продолжал ее бинтовать, а она наслаждалась прикосновением его рук. Какой-то далекий голос шептал ей, что так не должно быть. Что это не она. Та женщина, которая прижималась губами к горлу Аласдера Макрея, не была только что вышедшей за него замуж Изабел Драммонд. Это была незнакомка, кровь которой бурлила, а кожа покрывалась мурашками от прикосновения его чуть отросшей за день бороды.
Глядя на Аласдера из-под полуопущенных ресниц, она чувствовала себя точно так же, как когда падала в котлован Гилмура – словно у нее пустота в желудке, а тело стало невесомым.
– Я очень странно себя чувствую: будто я – это не я, – заплетающимся языком произнесла она.
– Это эффект маковой настойки, – сказал Аласдер, закрепляя конец бандажа, и, слегка отстранившись, посмотрел на труды своих рук. – Возможно, врач сделал бы все лучше, но этот бандаж поддержит твои пострадавшие ребра.
Он встал; подойдя к комоду, достал какую-то вещь красного цвета и бросил ее на кровать. Потом помог Изабел встать. Она была так слаба, что ей пришлось к нему прислониться, чтобы не упасть.
– Тебе лучше не надевать ничего давящего, – сказал он, но его слова еле пробивались к ней сквозь туман. – Это, пожалуй, подойдет. – Аласдер развернул огромную ночную рубашку.
Изабел кивнула, и от этого движения у нее закружилась голова. А может быть, корабль качнуло, потому что шторм все еще не утих.
– Это ваша рубашка, – сказала она, очевидно, решив, что необходим протест. На самом же деле ей ничего так не хотелось, как лечь и отдаться восхитительному чувству расслабленности.
– Я никогда не надеваю ночную рубашку. Она – предмет для шуток в моей семье. Моя мать шьет мне рубашку перед каждым рейсом в надежде, что я ее надену.
– А вы не надеваете?
– Нет, – признался Макрей. – Но ей каждый раз творю, что надеваю, а она притворяется, будто верит мне.
Развязав тесемки юбки, Аласдер бросил ее на пол. За ней последовала распоротая им нижняя сорочка.
Затем он помог Изабел надеть ночную рубашку, осторожно продев в рукава сначала левую, а потом и правую ее руку. Он никак не прореагировал, когда его рука нечаянно коснулась ее соска. А ей хотелось, чтобы его пальцы задержались и ощущение продлилось.
Аласдер помог ей сесть, снял с нее ботинки и чулки, а потом приподнял ноги, чтобы она могла лечь, и подоткнул со всех сторон одеяло.
– Скоро ты почувствуешь себя лучше.
Его голос доносился откуда-то издалека.
Изабел кивнула и тут же погрузилась в восхитительный сон.
Глава 8
Несмотря на то что было лето, ветер, проникавший в каюту через щель под дверью, был холодным. Впрочем, пол из тикового дерева не был предназначен для того, что-бы на нем спать.
Шторм утих настолько, что присутствие Аласдера на палубе было лишним, а вахтенный матрос пообещал, что разбудит его, если ветер снова усилится. Сейчас они находились на середине озера, и Аласдер чувствовал, как корабль покачивается на волнах пересекающихся подводных течений озера и пролива.
Медленное, почти ритмичное поскрипывание обшивки, тихий шелест ветра в парусах – все это были привычные для него звуки, однако Аласдер понял, что в этой маленькой каюте, явно не рассчитанной на двоих, заснуть ему вряд ли удастся.
Он лежал на полу и смотрел на Изабел. Видимо, она весь сегодняшний день испытывала нестерпимую боль, но ни разу не пожаловалась. Сам не понимая почему, он был удивлен и смущен этим.
Что это за женщина, которая просит в подарок кусок мрамора и вместе с тем молчит, стоически перенося боль, и не просит о помощи?
Изабел дышала глубоко и ровно, будто спала, но то, что она время от времени задерживала дыхание, говорило о том, что она уже не спит.
– Ты не должна была проснуться так рано. – Аласдер приподнялся на локте. – Все еще болит?
– Немного, – призналась она. – Боль не прошла, но заметно притупилась.
– Это действует настойка мака. Некоторым людям даже нравится ощущение, которое она вызывает.
– Интересно, почему? Такое впечатление, что ты ступаешь по облаку и не понимаешь, где сон, а где явь.
Помнит ли она о том, как прижимала его руку к своей груди? Помнит ли, как поцеловала его в горло, и при этом ее губы прильнули к нему так страстно, словно она была куртизанкой?
– А корабль всегда так качает?
Макрей сел и прислонился к двери.
– Мы стоим между озером и проливом, и под нами находятся два встречных течения. Я всегда считал океан живым организмом. А глубоко под волнами богиня воды простирает свои руки. Иногда ее объятия нежные, почти любовные, а потом у нее портится настроение, и она молотит кулаками по корпусу корабля.
– Вы поэт?
Он рассмеялся.
– В нашей семье поэт – Джеймс.
– Ваш брат?
Аласдер кивнул, но тут же понял, что Изабел не может видеть его в темноте.
– Да. Один из четырех.
– Значит, вас пятеро братьев? А сестры у вас есть?
– Ни одной. Мы иногда вообще кажемся целой армией, так что глупо было бы хотеть, чтобы нас было еще Польше.
Помолчав, он спросил:
– А ты, Изабел, хотела бы, чтобы у тебя были сестры или братья?
– Очень бы хотела.
Услышав, как Изабел повернулась и тут же застонала, Аласдер поднялся и сел на край койки.
– Ты должна как можно меньше шевелиться, Изабел. – Он осторожно коснулся ее плеча, провел по нему пальцами и совершенно неожиданно для себя вдруг представил ее голой под этой просторной рубашкой.
– Мы будем жить в Англии?
Это был для него самый трудный вопрос.
– Давай не будем говорить об этом сейчас, ладно? – Аласдер почувствовал себя неловко, но не от близости Изабел, а от того, что его совесть была нечиста.
Однако сейчас вряд ли было подходящее время раскрывать свои планы и говорить ей о том, что он собирается аннулировать их брак. Пусть она сначала поправится.
– Мне надо выполнить одно поручение в Лондоне.
– Какое поручение?
Как поступить? «Скажи правду, – подсказывала ему совесть. – Об этом-то по крайней мере ты можешь ей сказать».
– Прежде чем я отвечу, Изабел, пообещай, что не станешь ни с кем говорить о том, что я тебе скажу.
Она долго молчала, а потом спросила:
– Вы просите меня дать такую клятву, потому что я принадлежу к клану Драммондов?
Возможно, ему надо было бы ответить утвердительно, но Аласдер не был воспитан в ненависти к ее клану. О нем не упоминалось ни в рассказах о Гилмуре, ни в легендах, передаваемых из уст в уста его соотечественниками. То, что он невзлюбил ее отца, не имело к клану Драммондов никакого отношения.
– Нет. Просто этот секрет принадлежит другому человеку.
Изабел снова помолчапа.
– Тогда я обещаю никому не рассказывать о том, что услышу, – торжественно, словно клятву, произнесла она.
История была сложная. Ее рассказывали каждому из сыновей Йена Макрея, только когда они становились достаточно взрослыми, чтобы понимать, что все следует хранить в тайне.
– Мой отец был сыном английского графа. Его звали Алек Ландерс. А его мать, Мойра Макрей, была шотландкой, поэтому отец обычно проводил лето в Гилмуре. Однако после того, как была убита моя бабушка, он решил отказаться от своего шотландского происхождения. Он вернулся в Гилмур много позже, но уже как английский полковник, под командованием которого был форт Уильям.
– Значит вы наполовину англичанин, Аласдер?
– Да. Мои родители полюбили друг друга, когда мой отец примкнул к мятежникам. Он начал помогать жителям Гилмура, назвавшись Вороном. Однако он скоро понял, что добрые дела недостаточны для того, чтобы спасти клан Макреев.
– Вы сказали, что он стал Вороном?
– Вы слыхали о нем?
– Каждый ребенок в Шотландии слышал о Вороне.
– Надо будет мне ему об этом сказать, – улыбнулся Аласдер. – Мой отец весьма уважаемый человек, но я сомневаюсь, что он когда-либо считал себя героем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33