Джеймс, объясни ему, что это не гром и не молнии, – устало попросил Бурцев. – Скажи, что это просто оружие Хранителей Гроба.
Джеймс сказал. Усач в ужасе отшатнулся.
Похоже, бравый кипрский капитан раньше не видел и не слышал автоматов и пулеметов цайтко-манды в деле. Однако о существовании некоего колдовского арсенала Хранителей Гроба с чужих слов он знал. Жюля кое-как убедили, что к немцам никто из присутствующих отношения не имеет и речь идет всего лишь о трофеях. С трудом, правда, убедили, и с немалым. Поверить в небесные громы средь ясного неба королевскому капитану оказалось проще, чем в то, что магическое оружие Хранителей попало в чужие руки. Жюль в изумлении таращил глаза и не мог выдавить ни слова. Пришлось помочь…
– Джеймс, спроси капитана, куда подевалась его драгоценная королева?
Джеймс спросил. Капитан спохватился, завертел головой, разволновался.
– Он говорит, что пираты разделили пленников во избежание бунта, – переводил брави. – Королева и ее свита должны сейчас находиться либо на другом когге, либо на нефе.
Из груди капитана вдруг вырвался горестный вопль: усач заметил тонущий когг. Судно с пробоинами под ватерлинией уже изрядно осело и завалилось набок. Экипаж давно попрыгал за борт. А вот пленники…
Жюль насел на Джеймса, замахал руками, запричитал. В голосе капитана слышались то просительные, то требовательные нотки.
– Силь ву плэ! Силь ву плэ! Пожалуйста (фр.)

– без умолку твердил Жюль.
– Умоляет помочь, – объяснил брави. – Просит не губить невинные души, запертые в трюме.
– Да уж, ситуация! Расстреливая корабль, Бурцев как-то не подумал, что на борту могут оказаться не только пираты.
– Если ребята Жюля управятся с этой, – Бурцев притопнул ногой о палубу, – посудиной – пусть действуют. Мы поможем, чем сможем.
Капитан медлить не стал. Голос усача обрел властность и зычность, зазвенел, загудел. Встрепенулись, забегали матросы. Без лишних церемоний морской волк взял в оборот и собственных спасителей. Джеймс едва успевал переводить команды с французского. Дырок в простреленном парусе было немного, и на скоростных качествах судна эти небольшие прорехи не отразились.
Успели… Едва-едва.
На корме тонущего когга валялось трое убитых арбалетчиков, еще один лежал на носовой боевой площадке. И больше – ни единого пирата. А из трюма в самом деле доносились призывы о помощи. Причем отчаянные «о сэкуры» О сэкур! – Помогите! (фр.)

уже сливались с характерным бульканьем…
Люк взломали булавой Гаврилы, взрубили боевым топором Дмитрия. Люди в трюме плавали под самой палубой. Внизу оставалась лишь небольшая воздушная прослойка – ровно столько, чтобы высунуть лицо и попытаться перед смертью надышаться вдоволь.
Людей вытаскивали, выдергивали, как морковьиз грядки. А вода все прибывала. Собственно, корабль с простреленными бортами давно бы уже пошел на дно, если б моряки Жюля не пытались заделать бреши. В ход пошло награбленное пиратами и сваленное в трюм добро с нефа Алисы Шампанской. Сундуки, парча, шелк, бархат, восточные ковры, расшитые золотом камзолы, меха и даже длиннющая королевская мантия, подбитая горностаем. В общем, утопающие, как могли, спасали себя сами. И спасли.
Правда, повезло не всем: по трюму вместе с живыми плавало два трупа. Один – с развороченной грудной клеткой. Другой – с пробитым черепом. Оба попали под пулеметную очередь. Случайные жертвы… Бурцев отвел глаза. На войне как на войне…

Глава 6

Королевы среди освобожденных не оказалось. Наверное, поэтому капитан никак не желал успокаиваться. Усач что-то кричал, указывая на удаляющийся неф, настойчиво тряс сначала Джеймса, потом Бурцева. Опять звучали бесконечные «силь ву плэ!». И без перевода понятно: верный вассал ее величества жаждет погони и нового боя. Похвальное, в общем-то, желание, да только затяжная парусная регата с непредсказуемым результатом и еще одна абордажная схватка не входили в планы Бурцева. И без того, блин, задержались в средиземноморских водах! А до полнолуния времени оставалось немного. В общем, выбирая между спасением Аделаиды и кипрской королевы, Бурцев отдавал предпочтение первой.
Но настырный капитан не отцеплялся и все тараторил-тараторил …
– Жюль говорит, что королева сполна вознаградит своих спасителей, – переводил Джеймс сбивчивую французскую речь.
Бурцев промолчал. Награда его не интересовала. Его интересовало лишь время, которое они безнадежно теряли.
– …а еще обещает, что нам помогут доплыть, куда мы пожелаем, в самые кратчайшие сроки.
Стоп! А вот это совсем другое дело! Бурцев видел, как лихо команда Жюля управляет пиратским судном. С такими помощниками на борту они доберутся до Святой земли гораздо быстрее. К тому же ребята Жюля, похоже, горло готовы грызть за свою королеву. Если с ними не договориться миром, будет драка. Если договориться – дружба до гроба.
– Ладно, Жюль, будь по-твоему.
Усач за малым не захлебывался от собственных приказов. Команда, численность которой возросла вдвое, носилась по палубе с удвоенной же скоростью. Услуги дружинников Бурцева больше не требовались. Скучковавшись вокруг воеводы, они отошли в сторонку. Чего под ногами-то зря путаться.
– Как думаешь, Джеймс, долго будем гоняться за королевой? – спросил Бурцев.
Брави прикинул. Оценил силу и направление ветра. Скептически глянул на грузный неф с кормовыми веслами вместо руля. Одобрительно – на расторопную команду Жюля.
– Меньше чем через полчаса пойдем на абордаж. Когг легче и идет увереннее нефа.
– Хорошо. Ядвига, спустись, пожалуйста, в трюм. Не упрямься, девочка, иначе тебя спустит туда твой разлюбезный пан Освальд. А ты, Сема, отдай-ка мне громомет. Молодец, что не потратил «невидимые стрелы», – хвалю.
Со вздохом сожаления китаец протянул ему «шмайсер».
– Кес ке се? – поинтересовался пробегавший мимо Жюль.
– Спрашивает, что это такое? – перевел Джеймс.
– Оружие Хранителей.
Жюль отошел подальше.
Да, брави не ошибся. Уже минут через двадцать команда Жюля, похватав пиратское оружие, готовилась к абордажной схватке. Бурцев с соратниками тоже заняли места на носовой башенке судна.
Корабли сближались. На палубе королевского нефа суетились пираты. Из корзин на топах мачт, с кормовой надстройки навстречу преследователям полетели стрелы. С полдесятка вонзились в нос когга, в многострадальном парусе появились новые дырки. Беззвучно упал один из матросов Жюля. Вскрикнул, схватившись за плечо, другой.
Стрелки с когга ответили. Но, кажется, попали в мечущиеся фигурки на чужом корабле только Бурангул и дядька Адам. Все-таки расстояние еще приличное, а палуба под ногами пошатывается. Волна усиливалась, и при такой качке трудно бить наверняка. Бурцев ждал. «Невидимых стрел» в «шмайсере» не так много, чтобы расходовать их понапрасну.
А пираты… Да, пираты прекратили бегство и готовились к бою.
Сто метров. Восемьдесят…
Стрелы с обеих сторон летели гуще. Вскрики раненых и умирающих слышались чаще. На нефе замелькали абордажные крючья. Кажется, разбойники, удалившись от «раумбота» и не слыша более раскатов смертоносного грома, пришли в себя, приободрились. Ребятки намеревались отбить свой когг. Бородатый здоровяк – по всей видимости, пиратский капитан или какой-нибудь авторитет этой разношерстой морской братвы – размахивал кривым мечом, что-то орал зычным голосом.
Семьдесят метров. Шестьдесят. Пятьдесят… Пора. С такого расстояния захочешь – не промахнешься. Отрывистый лай «шмайсера» разнесся над водой.
Бил Бурцев коротко и точно. Начал с громилы-бородача.
Вопли ужаса…
Корсарский «пахан» выронил меч, упал сам. Дальше Бурцев валил пиратов без разбору. Но целил только по верхней палубе, в кормовую надстройку да в топы мачт. Не хватало еще случайно зацепить королеву, как тех двух бедолаг из трюма затонувшего когга.
Сухой щелчок… Бурцев отбросил опустевший магазин. Вставил новый. Запасной. Последний. Опять открыл огонь. И вновь среди пиратов царила паника. А команда Жюля цепенела в благоговейном трепете. Матросы и сам капитан, крестясь, бормотали душеспасительные молитвы. Когг сближался с нефом под звуки выстрелов. Обезумевшие пираты затеяли драку за шлюпки. Три лодки имелось на борту нефа. Три кучи-малы возникли на палубе корабля. Хорошие мишени… Очередь. Очередь.
Еще щелчок. Патроны кончились. Как всегда, не вовремя. «Шмайсер» умолк. А команда Жюля все молилась. Бурцев глянул на Гаврилу. У Алексича на спине – труба фаустпатрона. За поясом – блин, додумался же! – граната. Бабахнуть, что ли, из гранатомета? Да нет, не стоит, пожалуй. Близко слишком: осколками своих покосит, да и пленникам в трюме достанется.
– Джеймс, скажи этим болванам, пусть действуют!
Джеймс сказал. Рявкнул, точнее. Французский, оказывается, при определенных обстоятельствах тоже может быть весьма грубым языком.
Картавая грубость брави возымела действие. Жюль и его команда вышли из оцепенения. Как раз вовремя! Нос когга с треском вламывался в корму нефа. Толчок. Жуткий скрежет дерева о дерева. К счастью, удар пришелся вскользь, по касательной. Корабли не развалились, не пошли на дно.
С когга полетели «кошки». Подданные Алисы Шампанской, впрочем, не тратили много времени на абордажную связку. Ребята Жюля прыгали на неф с ходу. Высота бортов у парусников оказалась примерно одинаковой, так что это был сейчас самый простой и быстрый способ атаки. Двое или трое моряков не рассчитали – упали в воду. Пришлось кидать канаты. Еще одного спасти не удалось – затерло бортами.
Капитан Жюль лез в драку первым, дико вопя, вдохновляя остальных. У пиратов же достойных лидеров не оставалось. И сопротивления не было. Вообще.
Большая часть разбойников сиганула за борт. На воду успели спустить лишь одну шлюпку. Наиболее удачливые беглецы облепили лодку, отпихивая плывущих следом товарищей. Отпихиваться, однако, никто не желал. В итоге шлюпка перевернулась.
Немногие оставшиеся на корабле – рассеянные и деморализованные – сдавались без боя. То там, то тут раздавались мольбы о пощаде. Только капитан Жюль не щадил никого. И его матросы не щадили.
Все кончилось в считанные секунды. Последнего пирата извлекли откуда-то из каюты на корме и вышвырнули за борт с перерезанным горлом.

Глава 7

Бурцев следовал за кипрским капитаном по утыканной стрелами шаткой палубе нефа. Шли к трюмовому люку. Ничего ж себе, путь-дорожка! Палуба – скользкая от крови. Всюду трупы, брошенное оружие, размотанные, будто гигантские силки, канаты, прочий корабельный инвентарь.
Бурцев обратил внимание на две запасные мачты. Обе лежали посередке, деля палубу надвое. Видать, ломались мачты частенько, раз приходится возить с собой запас. Имелись на борту также запасные рулевые весла. И с полтора десятка – никак не меньше – тяжеленных якорей. Огромных, железных, двурогих, с деревянными поперечными штоками. Одним-двумя здоровенный неф, конечно, не удержишь, но пятнадцать штук! Это уж явный перебор. Тоже, видать, про запас взяты? Наверное, якоря набирали с таким расчетом, чтоб не жалко было оставлять на дне, ежели зацепится. Вручную-то поднимать такую тяжесть – замаешься, а механических, якорных шпилей и воротов пока не изобрели. Трюм открывали втроем – Бурцев, Жюль и Гаврила со своей универсальной отмычкой. Удар булавы – и сбитый замок летит в сторону. Люк откинут. Затихли все. Что ж, ваше величество, на выход… И в самом деле, королева вышла первой. Алиса Шампанская оказалась хрупкой женщиной средних лет и довольно привлекательной внешности. Худенькое скуластое лицо. Огромные карие глаза. Грустные-прегрустные, правда. Волнистые темные волосы. Брови, изогнутые тонкой дугой. Только ранняя седина немного портила эту печальную красоту. И скорбно изогнутые губы. М-да, улыбалась титулованная особа нечасто. По крайней мере, в последнее время. Зато держалась Алиса Шампанская с поистине королевским достоинством. Даже в перепачканном трюмной грязью платье.
Жюль и его матросы приветствовали госпожу, дружно опустившись на колено. В глазах капитана светились восторг и обожание. У Бурцева даже мелькнула мысль, что отнюдь не только верноподданический пыл заставлял Жюля рисковать своей и чужими жизнями. Блин! Да ведь этот усач влюблен в королеву без памяти! За ее величеством следовала скромная свита: пара испуганных придворных дам, мальчик-паж, еще несколько моряков из команды Жюля и трое хмурых израненных мужчин. Судя по наряду – знатные рыцари или бароны, до конца защищавшие свою госпожу и представлявшие интерес для пиратов с точки зрения получения выкупа. Последним вышел крепкий коренастый араб.
– О! – удивленно выдохнул пан Освальд. – Сарацин!
Сарацин носил просторный халат, широкие штаны и добротные сапоги. Араб был уже в летах: благородная седина просвечивала в иссине-черной курчавой бороде, густо серебрила виски. На щеке виднелся старый шрам. Умные глаза смотрели прямо. Горделивая осанка выдавала человека, не привыкшего угодливо гнуть спину. Даже перед королевой.
Вот к этому-то сарацину и бросился вдруг Сыма Цзян. Бурангул, чуть помедлив, тоже шагнул к незнакомцу. Подошел и Дмитрий.
– Хабибулла! Твоя моя не узнавай! – Китаец по давней своей привычке коверкал уже не русский – татарский. Вот только с чего он взял, что арабу знаком этот язык?
А араб язык степных кочевников знал. Араб улыбался. В густой бороде виднелись крупные крепкие зубы.
– Вай! Сыма Цзян?! Садык! Друг (арабск.)

Иптэш! Друг (татарск.)

И ты, Бурангул, тоже здесь?! И ты, Димитрий?! Вот так встреча! Салям алейкум!
– Алекума-саляма! Алекума-саляма! – Маленький сухонький китаец аж подпрыгивал от радости и потешно, будто крыльями, размахивал руками. Бурангул скалился во весь рот. Дмитрий же попросту сгреб Хабибуллу в охапку и троекратно расцеловал по русскому обычаю.
Все присутствующие, включая королеву, ошарашенно пялились на происходящее. Бурцев тоже ну ни хрена не понимал.
– Какого, Сема?
1 2 3 4 5 6