Отличный https://Wodolei.ru
– Остальное – прерогатива судебных исполнителей.
Директор проводил развернувшегося милиционера изумленным взглядом, медленно осел в кресло, потянулся к телефону с гербом, но Колесов тут же прижал трубку рукой.
– А вас, Александр Иванович, я попрошу покинуть помещение. Вы уволены.
Батраков поднял глаза и медленно покачал головой:
– Не ты меня в это кресло сажал…
Колесов на секунду задумался и недобро усмехнулся:
– Да никто и не претендует на ваше кресло. Вы, главное, рабочее место освободите.
Директор стиснул зубы, а его вцепившиеся в подлокотники крупные пальцы побелели от напряжения. Колесов окинул его внимательным взглядом и кивнул штурмовикам:
– Помогите Александру Ивановичу расстаться с прошлым… Можно и на руках – вместе с его любимым креслом.
Защитник
Вольдемар напряженно думал. То, что рассказал ему Артем, изрядно меняло его представление о положении дел в России. Но проигрывать в споре он все же не собирался.
– И все же русский адвокат решает что-то или нет? Или он бесправен?
Павлов пригубил вина.
– Я, как оптимист, полагаю, что может стать еще хуже. Похоже, репрессии адвокатов Ходорковского – только начало атаки на закон.
– Не обобщайте, – замотал головой Вольдемар, – адвокаты Ходорковского защищали врага государства.
– Даже враг государства имеет право на защиту, – Павлов усмехнулся, – особенно если его назначили на такую «должность». А если разрушить право на защиту, тогда карательная функция государства обернется волком, попавшим в овчарню. И мы это уже проходили.
Вольдемар недовольно поморщился:
– Если вы о процессах 30-х годов, то это – спекуляция… у Сталина вряд ли был иной способ централизовать власть.
Павлов покачал головой:
– Я говорю не только о 30-х. Первые политические процессы над адвокатами прошли в конце XIX века. Романовы испугались независимости адвокатуры от них лично… – Артем прищурился, – а в результате потеряли всю страну.
Вольдемар тяжко задумался, и Павлов добавил:
– Да и у вас во Франции случилось то же самое. Вспомните процессы над Людовиком XVI и Марией Антуанеттой. Вспомните, как притесняли тогда адвокатов, а по сути закон. И чем это кончилось? Революцией, голодом и террором – настоящим торжеством беззакония.
– Марат и Робеспьер сами были адвокатами… – насупился Вольдемар.
– Верно, – легко согласился Павлов, – и Ульянов-Ленин – тоже. Правда, все они были неудачниками!
– Да, неудачи – это не ваш стиль, мэтр Павлов, – натянуто улыбнулся Вольдемар, – но ведь надо понять и власть. Ваши отцы нации решают задачи по наведению порядка. Делают это в условиях исторического цейтнота, в сложных внешнеполитических условиях. Полагаю, и вопрос целостности России стоит весьма актуально!
Павлов, соглашаясь, кивнул, и воодушевленный Вольдемар выложил главный аргумент:
– Хотите вы этого или нет, а в таких условиях излишнее следование букве закона снижает эффективность действий! Кстати, гонимые сейчас олигархи прикидываются овечками и молят о политическом убежище, хотя они в свое время вовсе не церемонились с законом! Укрепление государства – вот первоочередная задача для ваших властей.
Он победно оглядел оппонента, и Павлов, принимая вызов, кивнул.
– Уверен, что соблюдение законов и гарантии собственности укрепят Россию ничуть не хуже… А когда государство лихим захватом прибирает к рукам целую нефтяную империю, то какой пример она подает гражданам?
Наступила затяжная пауза. В кафе гурьбой зашли несколько туристов, и Вольдемар, пользуясь возможностью уйти от этого неприятного разговора, дружески улыбнулся:
– Да… в России работать интереснее, чем во Франции. Столько событий каждый день. Отличное поле деятельности для полного сил, прекрасно образованного мужчины…
– Да уж… не соскучишься, – усмехнулся в ответ Артем и снова посмотрел в зал на туристов.
Его собеседник проследил за взглядом Павлова.
– Что вас так заинтересовало, мэтр? По-моему, обычные туристы из Швеции.
– Из Норвегии, – поправил его Артем. – Я изучал этот язык, когда готовился к работе в этой стране.
Вольдемар прищурился; он все еще находился под впечатлением напряженного спора.
– Повезло скандинавам, что вы так и не приехали к ним, – пошутил он. – Кстати, мэтр, а вы не жалеете, что так и не стали работать по основной профессии, а перешли на адвокатскую ниву?
Павлов на мгновение задумался.
– Нет, Вольдемар, – покачал он головой, – я ни о чем не жалею. Я выбрал занятие по душе и увлечен своей профессией. Мне действительно нравится защищать людей.
– Ну, тогда вы – счастливый человек, – развел руками собеседник.
Соперник
Губернатор аккуратно положил трубку на рычаги и поднял тревожный взгляд на своего заместителя Аксенова:
– Батраков звонил. Говорит, что НИИ захвачено вооруженными людьми. Ты ничего об этом не знаешь?
Заместитель на секунду замер.
– Слышал кое-что. Говорят, у него какие-то проблемы с москвичами… то ли долги, то ли претензии по качеству…
– Да в том-то и дело, что не с москвичами! – раздраженно рыкнул губернатор. – Какое-то ООО из… Усть-Пинска, что ли. Кстати, ты не знаешь, где это?
Аксенов досадливо крякнул:
– Иск, Валерий Матвеевич, можно откуда угодно подать. Я вам точно говорю, это москвичи.
– И что же делать? – расстроился губернатор.
– Самое умное: не вмешиваться, – сурово покачал головой Аксенов. – У «Москвы», будьте уверены, все по закону. И если дело дошло до захвата, значит, Батраков и впрямь накуролесил – дальше некуда.
Губернатор сокрушенно покачал головой, поднялся из-за стола и подошел к окну. Как правило, его заместитель оказывался прав; чутье у Аксенова было… дай Бог каждому. Но знать, что некогда ведущее НИИ страны захвачено базарными барыгами, и не иметь права на вмешательство… это было тяжело.
– Вот увидишь, Иван Степанович, – сварливо пообещал он Аксенову, – сдадут они сверхсложное оборудование на цветной металл, нашпигуют пустые цеха вьетнамцами и будут шить тапочки.
Аксенов лишь пожал плечами:
– Закон есть закон. А его, сами знаете, не переспоришь.
Товарищ
Директора крупнейшего регионального института и бывшего оборонного предприятия, самого Александра Ивановича Батракова вынесли за проходную прямо в кресле.
– Что вы делаете?! – чуть не плакала бегущая за парой здоровенных бойцов секретарша. – Как вам не стыдно!
Но «клещи» не обращали внимания ни на нее, ни на взбешенного директора. Когда Батраков оказался за воротами, он сразу же вытащил мобильный телефон и сделал два главных звонка: губернатору и прокурору области. И впервые за всю историю города прокурор ничего обещать не стал.
– Усть-Пинск? – переспросил он. – Знаю такой городок. И судью тамошнюю, Григорову, знаю. Сильная судья. Грамотная. Взяток не берет. Это вам все юристы скажут.
Все еще красный от возмущения Батраков растерялся. Неподкупная судья, помогающая мошенникам, – в его голове это не укладывалась. А главное, прокурор определенно самоустранялся от участия в судьбе бывшего оборонного предприятия союзного значения.
– И что же мне делать?
– Адвоката наймите, – сухо порекомендовал прокурор. – И мой вам совет: не пытайтесь экономить на знании законов. Пригласите самого лучшего, какого сможете найти.
В телефоне послышались гудки, и совершенно раздавленный таким поворотом дела Батраков впал в прострацию.
– Что делать, Александр Иванович? – прерывающимся голосом напомнила о себе секретарша. – Ужас-то какой! Что же делать?
– Домой иди! – рявкнул Батраков. Он и сам не знал, что теперь делать.
«Может, Перовскому позвонить?»
Директор на секунду замер и досадливо оттолкнул от себя кресло. Именно с Перовским, старым институтским товарищем, была связана одна из самых неприятных историй, в какие только попадал Александр Иванович. Вдобавок в самый разгар отпускного сезона. И вспоминать об этом несостоявшемся отпуске было тяжело.
* * *
Большинство руководителей его ранга предпочитали отдыхать за рубежом, но Александр Иванович заграницы побаивался, а потому каждый август проводил в любимом еще с советских времен санатории ВЦСПС в Евпатории. И только в 1998-м Батраков отпуск отложил.
В тот сумасшедший год на НИИ обрушился шквал заказов и контрагенты тут же переводили платежи – авансом, избавляясь от подпирающих бюджеты инфляционных рублей. За неделю до 17 августа 1998 года расчетный счет «Микроточмаша» трещал от денег. Зарплаты и отпускные были выплачены вовремя и даже вперед. Вот тогда-то Батракову и позвонил Перовский. Как всегда, в деловой манере, не тратя понапрасну свое и чужое время, Анатолий Михайлович посоветовал совершить простую финансовую операцию: конвертировать все имеющиеся рублевые средства в доллары. Более того, Перовский порекомендовал взять в банке максимально возможный рублевый кредит и его также обменять на валюту.
– Мне нужно время подумать, – попытался уклониться от этой малопонятной операции Батраков.
И тогда Перовский рассмеялся:
– Вот увидишь, через пару недель у многих директоров появится и достаточно свободного времени, и сам повод для раздумий. А сейчас надо действовать.
Эта странная фраза и задела Батракова за живое. Да, совет Перовского выглядел совершенной глупостью: все последние месяцы доллар только падал. Однако институтский приятель не часто предлагал какие-либо сделки Батракову, а если предлагал, оба неизменно оставались в прибыли.
Отношения с банком у Батракова были наилучшими, а прочное финансовое положение института позволяло взять в кредит практически любую сумму. Он позвонил председателю банка, и через два дня деньги для «приобретения нового оборудования» были уже на счетах НИИ. Ну, и еще один день ушел на конвертацию.
И началась самая тяжелая за последние несколько лет жизни Александра Ивановича неделя. Едва доллары поступили на валютный счет, он стал хвататься за сердце как минимум два раза в день. Валидол и корвалол прочно поселились на его рабочем столе, а Батраков только и делал, что проклинал падающий доллар, Америку, президента Клинтона и, конечно же, «недоделанного капиталиста» Перовского.
Он звонил своему советчику через день, высказывая Перовскому все, что он о нем думает, бесился, порывался срочно продать приобретенные и уже порядком «упавшие» доллары. Но затем начинал подсчитывать уже имеющиеся убытки и снова и снова хватался за голову, за сердце и таблетки. А потом его терпению пришел конец.
В пятницу вечером Александр Иванович дал указание главбуху подготовить платежки для продажи валюты и возврата кредита. А в понедельник 17 августа 1998 года, когда Батраков подписал перевод денег на обратную конвертацию и погашение кредита, а главбух уехала в банк, наступила расплата.
Все, что произошло дальше, Александр Иванович был обречен помнить всегда. Но именно потому, что тогда Перовский оказался прав, ему следовало звонить – и немедленно.
Капиталист
Перовский поднял трубку и опешил:
– Саша?
Батраков не звонил ему с того самого дня – с 17 августа 1998 года.
– Выручай, – тяжело выдохнул директор НИИ в трубку на том конце провода. – Я уж и не знаю, к кому обращаться.
Перовский сосредоточился, терпеливо выслушал, понял-таки, чего от него хотят, и, сделав многозначительную паузу, ударил институтского приятеля ниже пояса:
– Ты, как всегда, ошибся, Александр Иванович. Это не моя проблема, а главное, это не в моей компетенции. Обращайся к адвокатам.
И повесил трубку.
Он тоже запомнил тот день, как никакой другой, – и не только потому, что стал вчетверо богаче. Именно в тот «черный понедельник» Перовский потерял друга.
Поутру, едва нажав «первую кнопку» пульта, он понял, что победил. Шел дневной выпуск новостей, и Катя Андреева с ее, как всегда, безукоризненным пробором и серьезным видом говорила об обвале рублевых торгов на ММВБ и приостановке всех операций по конвертации до особого распоряжения Центробанка.
Перовский переключился на НТВ, но и там увидел то же самое. Дефолт уже прокатился по стране, и те, кто держал свои средства в валюте, а еще более те, кто обратил в доллары свои рублевые займы, оказались в колоссальном выигрыше.
«Странно, почему Саша не звонит?» – едва справившись с волнением, подумал Перовский. Его друг Александр Иванович Батраков попадал и в ту, и в другую категорию счастливчиков и должен был сейчас прыгать от радости. Невзирая на возраст.
Перовский набрал номер друга, начал расспрашивать о самочувствии, так, между делом, поинтересовался, не хочет ли он извиниться перед старым приятелем… и нарвался на взрыв бешенства.
– Да я из-за твоей идиотской конвертации на грани банкротства! Слава Богу, скинул эти проклятые «баксы» и вернул банку кредит! Чуть по миру меня не пустил, барыга хренов!
Перовский обмер:
– Ты что, Саша, телевизор не смотришь?!
И снова получил в ответ шквал злобы и обиды.
– Я тебя понял, Саша, – поджал губы Перовский. – Ты пока передохни, а главное, посмотри ОРТ – пожалуйста! Там как раз про тебя говорят. А потом, если совести хватит, позвони – продолжим.
Больше ему Батраков не звонил. Вплоть до этого дня.
* * *
Связь оборвалась, и Батраков схватился за сердце, с такой ясностью встала перед ним картина его морального поражения – тогда, в 1998-м, включив ОРТ, он поначалу еще больше разозлился, так как подумал, что не успеет вернуть свои рубли из-за какого-то там «дефолта». А когда до него дошел весь ужас положения, Батраков выскочил из кабинета и закричал на секретаря:
– Где главбух?! Где моя машина?!
– Они уехали в банк… уже два часа как… – залепетала испуганная секретарша.
– Догнать!!! Остановить!!! Уволю!!! Всех уволю!!!
Некоторое время Батраков метался по приемной, пугая воплями проходящих мимо кабинета работников НИИ, а затем в бессилии рухнул на кожаный диван и, закрыв голову руками, в отчаянии замотал ею из стороны в сторону.
– Александр Иванович, может, чайку? – попыталась хоть как-то разрядить обстановку секретарша.
1 2 3 4 5 6 7
Директор проводил развернувшегося милиционера изумленным взглядом, медленно осел в кресло, потянулся к телефону с гербом, но Колесов тут же прижал трубку рукой.
– А вас, Александр Иванович, я попрошу покинуть помещение. Вы уволены.
Батраков поднял глаза и медленно покачал головой:
– Не ты меня в это кресло сажал…
Колесов на секунду задумался и недобро усмехнулся:
– Да никто и не претендует на ваше кресло. Вы, главное, рабочее место освободите.
Директор стиснул зубы, а его вцепившиеся в подлокотники крупные пальцы побелели от напряжения. Колесов окинул его внимательным взглядом и кивнул штурмовикам:
– Помогите Александру Ивановичу расстаться с прошлым… Можно и на руках – вместе с его любимым креслом.
Защитник
Вольдемар напряженно думал. То, что рассказал ему Артем, изрядно меняло его представление о положении дел в России. Но проигрывать в споре он все же не собирался.
– И все же русский адвокат решает что-то или нет? Или он бесправен?
Павлов пригубил вина.
– Я, как оптимист, полагаю, что может стать еще хуже. Похоже, репрессии адвокатов Ходорковского – только начало атаки на закон.
– Не обобщайте, – замотал головой Вольдемар, – адвокаты Ходорковского защищали врага государства.
– Даже враг государства имеет право на защиту, – Павлов усмехнулся, – особенно если его назначили на такую «должность». А если разрушить право на защиту, тогда карательная функция государства обернется волком, попавшим в овчарню. И мы это уже проходили.
Вольдемар недовольно поморщился:
– Если вы о процессах 30-х годов, то это – спекуляция… у Сталина вряд ли был иной способ централизовать власть.
Павлов покачал головой:
– Я говорю не только о 30-х. Первые политические процессы над адвокатами прошли в конце XIX века. Романовы испугались независимости адвокатуры от них лично… – Артем прищурился, – а в результате потеряли всю страну.
Вольдемар тяжко задумался, и Павлов добавил:
– Да и у вас во Франции случилось то же самое. Вспомните процессы над Людовиком XVI и Марией Антуанеттой. Вспомните, как притесняли тогда адвокатов, а по сути закон. И чем это кончилось? Революцией, голодом и террором – настоящим торжеством беззакония.
– Марат и Робеспьер сами были адвокатами… – насупился Вольдемар.
– Верно, – легко согласился Павлов, – и Ульянов-Ленин – тоже. Правда, все они были неудачниками!
– Да, неудачи – это не ваш стиль, мэтр Павлов, – натянуто улыбнулся Вольдемар, – но ведь надо понять и власть. Ваши отцы нации решают задачи по наведению порядка. Делают это в условиях исторического цейтнота, в сложных внешнеполитических условиях. Полагаю, и вопрос целостности России стоит весьма актуально!
Павлов, соглашаясь, кивнул, и воодушевленный Вольдемар выложил главный аргумент:
– Хотите вы этого или нет, а в таких условиях излишнее следование букве закона снижает эффективность действий! Кстати, гонимые сейчас олигархи прикидываются овечками и молят о политическом убежище, хотя они в свое время вовсе не церемонились с законом! Укрепление государства – вот первоочередная задача для ваших властей.
Он победно оглядел оппонента, и Павлов, принимая вызов, кивнул.
– Уверен, что соблюдение законов и гарантии собственности укрепят Россию ничуть не хуже… А когда государство лихим захватом прибирает к рукам целую нефтяную империю, то какой пример она подает гражданам?
Наступила затяжная пауза. В кафе гурьбой зашли несколько туристов, и Вольдемар, пользуясь возможностью уйти от этого неприятного разговора, дружески улыбнулся:
– Да… в России работать интереснее, чем во Франции. Столько событий каждый день. Отличное поле деятельности для полного сил, прекрасно образованного мужчины…
– Да уж… не соскучишься, – усмехнулся в ответ Артем и снова посмотрел в зал на туристов.
Его собеседник проследил за взглядом Павлова.
– Что вас так заинтересовало, мэтр? По-моему, обычные туристы из Швеции.
– Из Норвегии, – поправил его Артем. – Я изучал этот язык, когда готовился к работе в этой стране.
Вольдемар прищурился; он все еще находился под впечатлением напряженного спора.
– Повезло скандинавам, что вы так и не приехали к ним, – пошутил он. – Кстати, мэтр, а вы не жалеете, что так и не стали работать по основной профессии, а перешли на адвокатскую ниву?
Павлов на мгновение задумался.
– Нет, Вольдемар, – покачал он головой, – я ни о чем не жалею. Я выбрал занятие по душе и увлечен своей профессией. Мне действительно нравится защищать людей.
– Ну, тогда вы – счастливый человек, – развел руками собеседник.
Соперник
Губернатор аккуратно положил трубку на рычаги и поднял тревожный взгляд на своего заместителя Аксенова:
– Батраков звонил. Говорит, что НИИ захвачено вооруженными людьми. Ты ничего об этом не знаешь?
Заместитель на секунду замер.
– Слышал кое-что. Говорят, у него какие-то проблемы с москвичами… то ли долги, то ли претензии по качеству…
– Да в том-то и дело, что не с москвичами! – раздраженно рыкнул губернатор. – Какое-то ООО из… Усть-Пинска, что ли. Кстати, ты не знаешь, где это?
Аксенов досадливо крякнул:
– Иск, Валерий Матвеевич, можно откуда угодно подать. Я вам точно говорю, это москвичи.
– И что же делать? – расстроился губернатор.
– Самое умное: не вмешиваться, – сурово покачал головой Аксенов. – У «Москвы», будьте уверены, все по закону. И если дело дошло до захвата, значит, Батраков и впрямь накуролесил – дальше некуда.
Губернатор сокрушенно покачал головой, поднялся из-за стола и подошел к окну. Как правило, его заместитель оказывался прав; чутье у Аксенова было… дай Бог каждому. Но знать, что некогда ведущее НИИ страны захвачено базарными барыгами, и не иметь права на вмешательство… это было тяжело.
– Вот увидишь, Иван Степанович, – сварливо пообещал он Аксенову, – сдадут они сверхсложное оборудование на цветной металл, нашпигуют пустые цеха вьетнамцами и будут шить тапочки.
Аксенов лишь пожал плечами:
– Закон есть закон. А его, сами знаете, не переспоришь.
Товарищ
Директора крупнейшего регионального института и бывшего оборонного предприятия, самого Александра Ивановича Батракова вынесли за проходную прямо в кресле.
– Что вы делаете?! – чуть не плакала бегущая за парой здоровенных бойцов секретарша. – Как вам не стыдно!
Но «клещи» не обращали внимания ни на нее, ни на взбешенного директора. Когда Батраков оказался за воротами, он сразу же вытащил мобильный телефон и сделал два главных звонка: губернатору и прокурору области. И впервые за всю историю города прокурор ничего обещать не стал.
– Усть-Пинск? – переспросил он. – Знаю такой городок. И судью тамошнюю, Григорову, знаю. Сильная судья. Грамотная. Взяток не берет. Это вам все юристы скажут.
Все еще красный от возмущения Батраков растерялся. Неподкупная судья, помогающая мошенникам, – в его голове это не укладывалась. А главное, прокурор определенно самоустранялся от участия в судьбе бывшего оборонного предприятия союзного значения.
– И что же мне делать?
– Адвоката наймите, – сухо порекомендовал прокурор. – И мой вам совет: не пытайтесь экономить на знании законов. Пригласите самого лучшего, какого сможете найти.
В телефоне послышались гудки, и совершенно раздавленный таким поворотом дела Батраков впал в прострацию.
– Что делать, Александр Иванович? – прерывающимся голосом напомнила о себе секретарша. – Ужас-то какой! Что же делать?
– Домой иди! – рявкнул Батраков. Он и сам не знал, что теперь делать.
«Может, Перовскому позвонить?»
Директор на секунду замер и досадливо оттолкнул от себя кресло. Именно с Перовским, старым институтским товарищем, была связана одна из самых неприятных историй, в какие только попадал Александр Иванович. Вдобавок в самый разгар отпускного сезона. И вспоминать об этом несостоявшемся отпуске было тяжело.
* * *
Большинство руководителей его ранга предпочитали отдыхать за рубежом, но Александр Иванович заграницы побаивался, а потому каждый август проводил в любимом еще с советских времен санатории ВЦСПС в Евпатории. И только в 1998-м Батраков отпуск отложил.
В тот сумасшедший год на НИИ обрушился шквал заказов и контрагенты тут же переводили платежи – авансом, избавляясь от подпирающих бюджеты инфляционных рублей. За неделю до 17 августа 1998 года расчетный счет «Микроточмаша» трещал от денег. Зарплаты и отпускные были выплачены вовремя и даже вперед. Вот тогда-то Батракову и позвонил Перовский. Как всегда, в деловой манере, не тратя понапрасну свое и чужое время, Анатолий Михайлович посоветовал совершить простую финансовую операцию: конвертировать все имеющиеся рублевые средства в доллары. Более того, Перовский порекомендовал взять в банке максимально возможный рублевый кредит и его также обменять на валюту.
– Мне нужно время подумать, – попытался уклониться от этой малопонятной операции Батраков.
И тогда Перовский рассмеялся:
– Вот увидишь, через пару недель у многих директоров появится и достаточно свободного времени, и сам повод для раздумий. А сейчас надо действовать.
Эта странная фраза и задела Батракова за живое. Да, совет Перовского выглядел совершенной глупостью: все последние месяцы доллар только падал. Однако институтский приятель не часто предлагал какие-либо сделки Батракову, а если предлагал, оба неизменно оставались в прибыли.
Отношения с банком у Батракова были наилучшими, а прочное финансовое положение института позволяло взять в кредит практически любую сумму. Он позвонил председателю банка, и через два дня деньги для «приобретения нового оборудования» были уже на счетах НИИ. Ну, и еще один день ушел на конвертацию.
И началась самая тяжелая за последние несколько лет жизни Александра Ивановича неделя. Едва доллары поступили на валютный счет, он стал хвататься за сердце как минимум два раза в день. Валидол и корвалол прочно поселились на его рабочем столе, а Батраков только и делал, что проклинал падающий доллар, Америку, президента Клинтона и, конечно же, «недоделанного капиталиста» Перовского.
Он звонил своему советчику через день, высказывая Перовскому все, что он о нем думает, бесился, порывался срочно продать приобретенные и уже порядком «упавшие» доллары. Но затем начинал подсчитывать уже имеющиеся убытки и снова и снова хватался за голову, за сердце и таблетки. А потом его терпению пришел конец.
В пятницу вечером Александр Иванович дал указание главбуху подготовить платежки для продажи валюты и возврата кредита. А в понедельник 17 августа 1998 года, когда Батраков подписал перевод денег на обратную конвертацию и погашение кредита, а главбух уехала в банк, наступила расплата.
Все, что произошло дальше, Александр Иванович был обречен помнить всегда. Но именно потому, что тогда Перовский оказался прав, ему следовало звонить – и немедленно.
Капиталист
Перовский поднял трубку и опешил:
– Саша?
Батраков не звонил ему с того самого дня – с 17 августа 1998 года.
– Выручай, – тяжело выдохнул директор НИИ в трубку на том конце провода. – Я уж и не знаю, к кому обращаться.
Перовский сосредоточился, терпеливо выслушал, понял-таки, чего от него хотят, и, сделав многозначительную паузу, ударил институтского приятеля ниже пояса:
– Ты, как всегда, ошибся, Александр Иванович. Это не моя проблема, а главное, это не в моей компетенции. Обращайся к адвокатам.
И повесил трубку.
Он тоже запомнил тот день, как никакой другой, – и не только потому, что стал вчетверо богаче. Именно в тот «черный понедельник» Перовский потерял друга.
Поутру, едва нажав «первую кнопку» пульта, он понял, что победил. Шел дневной выпуск новостей, и Катя Андреева с ее, как всегда, безукоризненным пробором и серьезным видом говорила об обвале рублевых торгов на ММВБ и приостановке всех операций по конвертации до особого распоряжения Центробанка.
Перовский переключился на НТВ, но и там увидел то же самое. Дефолт уже прокатился по стране, и те, кто держал свои средства в валюте, а еще более те, кто обратил в доллары свои рублевые займы, оказались в колоссальном выигрыше.
«Странно, почему Саша не звонит?» – едва справившись с волнением, подумал Перовский. Его друг Александр Иванович Батраков попадал и в ту, и в другую категорию счастливчиков и должен был сейчас прыгать от радости. Невзирая на возраст.
Перовский набрал номер друга, начал расспрашивать о самочувствии, так, между делом, поинтересовался, не хочет ли он извиниться перед старым приятелем… и нарвался на взрыв бешенства.
– Да я из-за твоей идиотской конвертации на грани банкротства! Слава Богу, скинул эти проклятые «баксы» и вернул банку кредит! Чуть по миру меня не пустил, барыга хренов!
Перовский обмер:
– Ты что, Саша, телевизор не смотришь?!
И снова получил в ответ шквал злобы и обиды.
– Я тебя понял, Саша, – поджал губы Перовский. – Ты пока передохни, а главное, посмотри ОРТ – пожалуйста! Там как раз про тебя говорят. А потом, если совести хватит, позвони – продолжим.
Больше ему Батраков не звонил. Вплоть до этого дня.
* * *
Связь оборвалась, и Батраков схватился за сердце, с такой ясностью встала перед ним картина его морального поражения – тогда, в 1998-м, включив ОРТ, он поначалу еще больше разозлился, так как подумал, что не успеет вернуть свои рубли из-за какого-то там «дефолта». А когда до него дошел весь ужас положения, Батраков выскочил из кабинета и закричал на секретаря:
– Где главбух?! Где моя машина?!
– Они уехали в банк… уже два часа как… – залепетала испуганная секретарша.
– Догнать!!! Остановить!!! Уволю!!! Всех уволю!!!
Некоторое время Батраков метался по приемной, пугая воплями проходящих мимо кабинета работников НИИ, а затем в бессилии рухнул на кожаный диван и, закрыв голову руками, в отчаянии замотал ею из стороны в сторону.
– Александр Иванович, может, чайку? – попыталась хоть как-то разрядить обстановку секретарша.
1 2 3 4 5 6 7