— Ты успокойся, — проговорил я почему-то взволнованно, — а потом рассказывай.
Меня очень обеспокоило ее сообщение. Пожалуй, я волновался сейчас больше ее.
— Да я спокойна уже, — проговорила Марина, выпуская струйку дыма.
— Так кто маму похитил? — спросил я, внимательно глядя на девушку. Что-то меня настораживало в ее виде, манере поведения… но я не понимал что.
— Черт их знает! Два дядьки каких-то — один лысый, на Шнура похож, второй кучерявый…
— На какого шнура?
— Вы чего, дядя Сережа, Шнура не знаете? — Она сморщила презрительную мину. — Певец клевый… Уж я никак не думала, что вы, писатель, и Шнура не знаете. — Она брезгливо сложила губки, и мне стало вдруг стыдно, что я не знаю какого-то Шнура.
— Да подожди ты про Шнура. — Я придвинулся ближе к столу. — Ты давай все по порядку рассказывай. Какие дядьки, откуда взялись.
— Да я сама не знаю, что за дядьки. В последнее время мама стала нервная какая-то — орет все время. На работе у нее неприятности были, что ли. Она, наверное, догадывалась, что они за ней придут, потому что вчера мне говорит: «Ты, Марина, если что, залезай в тайник и тихо сиди, что бы ни случилось. А потом, когда все утихнет, беги к дяде Сереже с восьмого этажа, он знает, что делать…»
— Я знаю, что делать?! — изумился я. — Откуда?!
— Ну мама так сказала, — пожала плечами девушка. — Я-то при чем.
Она стряхивала пепел в пепельницу, но попадала в нее нечасто, пепел падал на стеклянную поверхность стола. Но это вопреки всему меня не раздражало.
— Но почему ко мне?! — Я недоуменно пожал плечами. — В милицию нужно было звонить.
— Да я звонила, — грустно сказала девушка. — Они уже приезжали — все осмотрели, записали и уехали. Вот я к вам, как мама велела, и пришла. Она сказала, что вы знаете, что дальше делать.
— Да не знаю я ничего. — Это начинало меня раздражать: мало у меня своих заморочек — мне вон роман писать нужно, договор с издателем уже заключен…
Я встал от волнения, но тут же сел. Марина посмотрела на меня внимательно и затушила сигарету в пепельнице.
— Тогда, может, она вам передать не успела, — пожала плечами девушка. — Странно, конечно.
— Чего передать?! Ты расскажи подробно, как все произошло.
— Ну вот я и говорю. Мама велела мне спрятаться в тайник, как все начнется…
— «Все» — это что? — перебил я.
— Да я и сама еще не знала. Но тайника этого я жуть как боюсь. Он у нас за ковром, небольшая такая комнатка. Его если не знаешь, не найдешь. Но я маме-то, конечно, пообещала, что спрячусь в нем, а сама думаю: нет уж, фиг!.. У нас там барабашка живет. Он там храпит и постукивает.
— Какой барабашка?
— Ну вы чего, дядя Сережа, и барабашку не знаете?! — Девушка изумленно вскинула брови. — Ничего себе писатель!
— Ты давай эрудицией не блистай — то Шнур, понимаешь ли, то барабашка…
— Ну это же домовой обыкновенный. Он у нас уже лет десять живет. Все тырит из комнаты, а потом мы вещи свои в этом тайнике находим, а он…
— Да понял я, понял, — нетерпеливо перебил я. — Давай про барабашку и инопланетян в другой раз поговорим. Ты мне суть излагай.
Говорить с девушкой было сложно — она меня нервировала. Нервировало в ней все: и этот вид, и манера держаться, и цвет волос… Ну, словом, нервировала!
— Я же сначала, как вы просили. Так вот сегодня в девять где-то вечера звонок в дверь. Мама в глазок посмотрела, ко мне бросается, хватает в охапку и в тайник запихивает. Я даже опомниться не успела. Тихо, говорит, сиди, иначе убьют, а за меня не беспокойся, иди потом к дяде Сереже с восьмого этажа. Ну я как дура сижу в этой каморке папы Карло, от ужаса чуть не поседела. — Девушка отодвинула от себя пепельницу. — В комнатушке этой есть щелка, и если вбок смотреть, то видно, что в левой части комнаты происходит.
Входят два дядьки — один лысый, на Шнура похожий. Он и говорит: «Где документы?» Мама как-то так сразу испугалась, побледнела. «У меня, — говорит, — их нет». Тогда другой говорит: «Ну чего с ней разговаривать, отведем к нам в офис, там она быстро заговорит». Они взяли маму под руки и вывели из квартиры.
— И мама не сопротивлялась?
— Нет, абсолютно спокойненько пошла.
— А ты, значит, так и сидела в этой потайной комнате?
— А чего мне было делать! Я там от ужаса пошевелиться боялась. И вообще я больше барабашку боялась, чем этих мужиков, — повела плечами девушка. — Как они ушли, я в милицию позвонила, а потом к вам вот спустилась, как мама велела.
Пока Марина рассказывала, я вспоминал мою последнюю встречу с ее матерью, случившуюся три дня назад на лестничной площадке. Тогда Татьяна Владимировна, женщина лет пятидесяти пяти, выглядела действительно растерянной. Она сказала, что у нее имеются сведения, которые меня как литератора могут заинтересовать. Обещала зайти, но, как видно, не успела.
— А что сказали милиционеры?
— Чего они могут сказать? Сказали, что будут искать.
— Слушай, Марина. Я, конечно, понимаю, что тебе мамины дела до фени, — начал я. — Но, может быть, она говорила что-нибудь тебе о них в последнее время?
— Меня и милиционер спрашивал то же. Да нет, ничего не говорила.
Все произошедшее было довольно странно. Скорее всего, похищение Татьяны Владимировны связано с ее служебной деятельностью. В то же время было совершенно очевидно, что Марине возвращаться домой и ночевать одной нельзя. Она видела этого Шнура и теперь становилась опасной свидетельницей. Неясно, какая роль в этом спектакле была отведена мне. Может быть, Татьяна Владимировна, хватаясь за любую соломинку, назвала первого попавшегося, кто пришел в голову. Во всяком случае, я человек более или менее благонадежный, и ехать далеко не нужно — на лифте две остановки… И все же что-то настораживало меня в рассказе девушки…
— Ну и что мы будем делать? — спросил я, не ожидая ответа от Марины, скорее самого себя.
Марина пожала плечами.
— Я выкурю еще сигаретку, дядя Сережа?
— Кури.
Я посмотрел на девушку внимательнее. Личико у нее могло быть симпатичное, если бы не портил его весь этот выпендреж: эти торчащие перьями разноцветные, как у попугая, волосы, немыслимые с блестками тени над глазами, лак на ногтях… Ну что это за лак?! Марина была среднего роста и сложена пропорционально. Если бы не болезненное желание выделиться из общества и наплевать на него своим видом. Вот я какая! Смерть попсе! А я из своего ретро выглядываю с некоторым ужасом… я ведь даже Шнура не знаю.
Не-ет! Мы такими все-таки не были!!
Марина курила молча, иногда поглядывая на меня. Я тоже молчал.
— Ну, значит, так, — когда она потушила сигарету в пепельнице, начал я. — Дома тебе появляться нельзя, это ясно, ты теперь свидетельница…
— Свидетельница Иеговы?
— Ты, наверное, не совсем понимаешь всю серьезность, — проговорил я, сверля Марину строгим взглядом. Мне было даже приятно, что я, такой серьезный человек, поучаю эту молоденькую неразумную девушку. — Тебе как свидетельнице запросто твой любимый Шнур может отрезать голову и отправить вместе с ней к Иегове.
— А где я жить буду? — спросила Марина с каким-то вызовом, как мне показалось.
— Ну поживешь пока у меня, у меня две комнаты. Я в кабинете спать буду, а ты здесь ляжешь. Тем более ты здесь накурила — тебе и дышать. Завтра утром будем думать, что делать дальше. Тебя такой вариант устраивает?
— Устраивает. А у вас жена когда приедет?
— Только через неделю, к сожалению, — сказал я.
— Значит, целую неделю вы совершенно свободны. А вы не боитесь с женщиной в одной квартире? — Она как-то ехидно посмотрела мне в глаза.
— Что?!! Я тебе дам с женщиной!
Мне и в голову не приходило, что неформалка Марина может считать себя женщиной… Странно, а почему не приходило? Наверное, есть молодые люди с серьгами в носу, кислотники со спущенными для понта штанами, как сейчас модно, в бесовских татуировках, которые видят в ней женщину.
— Иди мойся, я постелю тебе на диване, а сам еще немного поработаю, мне роман нужно через три месяца сдавать, а у меня конь не валялся… Да не расстраивайся. — Я обнял Марину за плечи. — Найдем мы завтра твою маму. Я в милицию позвоню — у меня начальник отделения знакомый.
Глава 3
В МОРГЕ ВСЕХ БРЕЮТ
Последние слова:
— Зажгите свет, я не хочу возвращаться домой в темноте.
О. Генри
Человек висел, широко расставив руки в стороны, как будто нарочно желая объять весь необъятный простор за окном. Голова его была чуть наклонена в сторону, и со спины казалось, что он просто так, временно, подвесился на тоненькую веревочку к потолочному крюку, чтобы быть немного повыше и получше разглядеть изумительный открывающийся за окном вид.
А как увидел, так и развел руками от удивления.
Вид за окном и вправду был изумителен. Отсюда с горы хорошо просматривался весь поселок и все море до горизонта. Иногда оно сливалось с небом, иногда отделялось четкой полосой и было то голубым, то серым, а то лазурным, как сейчас. Ночью поселок загорался десятками огней, а небо — миллионами звезд, деревья и кусты выглядели загадочно, и каменистая дорожка вдоль дома словно бы светилась изнутри. В такие минуты пред этим бесконечным небом с миллиардами звезд, пред этим вечным раскинувшимся под ногами морем вся человеческая жизнь и судьба, о которой замкнувшийся сам в себе каждый человек думает как о чем-то большом и значительном, вдруг становилась ничтожной песчинкой в необъятной пустыне вечности, бесчисленности и бесконечности… Но особенно красивым вид становился, когда из-за горизонта всходило солнце. Огромный красный шар поднимался из-за моря медленно, в такие минуты природа словно застывала, ожидая нового дня, воздух становился прозрачным и не хотелось говорить — хотелось слушать и смотреть… Сейчас был день, и солнце стояло высоко.
Нет! Прекрасный все-таки был вид!
Висящий человек чуть качнулся и медленно стал поворачиваться на тоненькой веревочке — это потянуло из окна сквозняком. Лежавший на столе белый лист бумаги, на котором было что-то написано, вдруг под воздействием сквозняка вспорхнул, словно ожив, и, перевернувшись в воздухе, лег вниз текстом под ноги повешенного так, что увидеть написанное на нем стало невозможно. Полежав некоторое время, бумажка вздрогнула и, прошелестев по полу, у самой двери перевернулась, и стало можно прочесть то, что на ней было написано.
Но читать оказалось некому.
Ночь надвинулась как-то особенно стремительно, мелкий моросящий дождь усилился, грозя перерасти в ливень. Двое молодых людей с рюкзаками и девушка, закутанная в одеяло так, что трудно было разглядеть ее внешность, на разъезжающихся в мокрой грязи ногах, медленно спускались с горы. Они только что вышли из леса, покрывавшего самую вершину горы, надеясь найти где-нибудь поблизости убежище. Далеко внизу, у моря, виднелись огоньки поселка, но до него было слишком далеко. Тропинка размокла, на ногах путников наросли огромные блины грязи. Каждый шаг давался с трудом, тем более сегодня они прошли уже километров десять, и все по горам. Напрасно они все ж таки не послушались старушки, у которой ночевали сегодняшней ночью, и не остались у нее хотя бы еще на ночь.
Путешествуя по горам Крыма, молодые люди заблудились; кроме того, у девушки поднялась температура, и она еле переставляла ноги. Тропа свернула в темную аллею между деревьями, здесь совсем стало ничего не видно. Батарейки в фонаре сели еще прошлой ночью, и сейчас приходилось двигаться наудачу. Но удача, как видно, от них отвернулась.
— Вот проклятие! — воскликнул шедший впереди Антон. — В колючки влез.
— Антоша, я больше не могу, — слабо проговорила девушка, и по голосу стало понятно, что силы ее на пределе.
— Давайте передохнем, — донесся из темноты голос Антона.
Кругом была темнота. И хотя внизу виднелся поселок, но впотьмах, не зная дороги, добраться до него было немыслимо. Дождь веселее забарабанил по листьям.
— И костер не разведешь, — сказал Антон, оглядывая тьму вокруг себя. — Положение безнадежно.
Сзади раздался хруст ветвей.
— Ребята, здесь забор, похоже, — донесся из темноты голос Максима. — Точно, забор!
— Ну и что, — пессимистически проговорила Даша и закашлялась.
— Значит, тут дом за забором, просто его во тьме не видно, — пояснил Антон.
Сзади послышалось шуршание веток.
— Давай калитку искать, — проговорил Максим откуда-то со стороны.
— Сейчас попробую фонарь оживить, — сказал Антон, сбрасывая со спины рюкзак. — Иначе ничего не найдем.
На ощупь достав из рюкзака фонарь, он вынул из него батарейки, постучал их друг о друга и снова вставил на место. Фонарь загорелся, хотя и тускло. Он вырвал из тьмы бледное лицо девушки с мокрыми слипшимися на лбу волосами.
— Да, выглядишь ты не очень, безнадежно выглядишь, — пошутил Антон.
— Дурак, — проговорила Даша и откинула со лба мокрые волосы.
Антон поцеловал ее в губы.
— Потерпи, девочка, сейчас что-нибудь найдем.
— Ну где ты там, я дыру в заборе нащупал! — донесся из темноты голос Максима.
— Сейчас иду! — ответил Антон и, освещая себе дорогу слабым лучом света, двинулся на голос.
— Эй, ребята! — слабо позвала во тьму Даша. — Вы за мной-то вернуться не забудьте.
Продираясь сквозь колючий кустарник, Антон с Максимом наконец выбрались на полянку. К счастью, стемнело еще не полностью, так что они смогли разглядеть большой дом. На чердаке у него была выбита рама, и, судя по всему, в нем давно никто не жил. Таких заброшенных разграбленных домов стоит во множестве в горах Крыма.
— Ну вот и дошли, — сказал Антон. — Тут хоть сможем от дождя укрыться.
— Крыша вроде цела, — проговорил Максим как-то не очень уверенно. — Ну раз идти больше некуда, пойду вход искать, а ты за Дашей сходи, а то она там от страха умрет.
Когда Антон с Дашей подошли к дому, Максим уже нашел входную дверь и безуспешно пытался ее открыть.
— Я пойду поищу что-нибудь, — шепотом сказал Антон из темноты.
Конечно, если бы их за вскрытием дома застали местные жители, ребятам бы не поздоровилось, но другого выхода у них не было.
Максим на ощупь рылся в рюкзаке. Топор они потеряли, остался только нож с костяной ручкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30