Она выпрямилась.
– Я просто задумалась.
– Ну да, вижу, – неодобрительно сказал он. – Ну что ж, значит, мне придется сообщить вам самое плохое. Только взгляните вот на это и скажите, благородный ли человек этот герцог.
Обедайя порылся в кармане и сунул ей в руки небольшую тетрадь.
Мэри провела кончиками пальцев по гладкому переплету.
– Что это?
– Дневник вашей сестры. Я нашел его на днях, он был засунут за тумбочку в ее спальне.
Дрожащими руками Мэри прижала к себе нежданное сокровище.
– А я даже и не подумала искать дневник. Джо никогда не любила писать.
– Ну тогда вас ждет сюрприз. Прочтите, что она написала четырнадцатого мая.
Мэри застыла.
– Вы читали дневник моей сестры?
Лицо Обедайи покрылось румянцем.
– Ну да, ради вашей же пользы. Хоть кто-то здесь должен иметь голову на плечах!
Его уклончивое объяснение озадачило Мэри, но, прежде чем она успела задуматься над этим, Обедайя заковылял прочь.
У двери он остановился и посмотрел на нее из-под насупленных бровей.
– Раз уж вашего отца тут нет, чтобы посоветовать, то я сам предупрежу вас. Как только он наградит вас ублюдком, его и след простынет.
Дверь захлопнулась. Дождь продолжал барабанить по стеклу, нарушая тишину. Мзри в изумлении прижала руки к животу. Боже милостивый! У нее может быть ребенок.
Незаконнорожденный.
Ее бабушку соблазнил граф и потом бросил. Она растила отца Мэри в нищете и умерла от болезни легких, когда ей было чуть больше двадцати лет.
Нет, она не станет сравнивать Адама с жестоким, неизвестным ей дедом. Адам слишком порядочен для того, чтобы отказаться от собственного ребенка. И он не откажется от нее. Теперь, когда он сошел с пьедестала, когда они стали так близки, он наверняка понял, как много она для него значит.
Спи, любовь моя.
Улыбка коснулась ее губ. Обедайя не прав. Ничто не изменит ее мнения об Адаме. Ничто.
Открыв дневник, она начала читать.
Настроение Адама, шагавшего к дверям конюшни, было таким же мрачным, как и тяжелые тучи, затянувшие небо. Сапоги были забрызганы грязью. Дождь бил в лицо, струйки стекали за воротник. В любом другом случае он отправил бы с запиской слугу, а сам сидел у горящего камина. Но сегодня какая-то беспокойная энергия не давала ему покоя.
Дверь в конюшню была открыта и подперта деревянным ведром. Внутри стоял полумрак. Знакомый запах кожи, соломы и навоза напомнил Адаму детство, когда ему запрещали здесь играть. А ему так хотелось укрыться в конюшне от скучных занятий греческим языком, математикой и географией. Как-то весенним днем Сирил уговорил его ослушаться отца, и они целый час с восторгом карабкались на кареты, раскачивались на канатах, свисавших со стропил. Пока их не застал Джон-кучер и не отправил к герцогу. Хотя Сирил честно взял на себя вину, выпороли Адама. Он был старше, он был наследник, чье поведение должно служить всем примером. Тот урок он хорошо усвоил и руководствовался им всю жизнь. До недавнего времени. Он окликнул кучера.
Массивный мужчина вышел из чулана, где хранилась упряжь. Держа в руке тряпку, он уставился на герцога, раскрыв рот, а потом поспешно бросился к нему, сдернув с головы шапку и прижав ее к груди.
– Ваша светлость, – пророкотал он. – Мне никто не велел подавать карету.
– Я пришел не затем, чтобы отчитывать тебя. Мне нужен твой совет, вот и все.
– Мой… совет?
Адам кивнул.
– Завтра на рассвете мне понадобятся три кареты для путешествия: одна для меня, одна для Фенвика и еще одна для Дьюи. Вместе с тобой у нас два кучера, так что тебе нужно будет найти третьего. Знаешь ли ты надежного человека, которого можно было бы нанять?
Слуга нервно мял шапку.
– Не нужно никого нанимать. Есть юный Уитби, если вам не нужен будет форейтор. Он справится с лошадьми. А куда вы поедете?
Адам и сам бы хотел знать это.
– В несколько мест на побережье. Я смогу сказать тебе точнее утром.
Кучер поклонился.
– Можете положиться на Джона-кучера, ваша светлость.
– Очень хорошо. – Адам направился к выходу. У двери он остановился и повернулся к человеку, служившему Брентвеллам почти двадцать лет. А до него был его отец, которого тоже по традиции звали Джон-кучер. – Могу я спросить, как тебя зовут?
Кучер, нагнувшийся за тряпкой, выпрямился, и его густые брови взмыли вверх.
– Джордж Крукс.
– У тебя есть семья, Крукс?
– Жена и шестеро детишек в Дербишире. – Его широкое лицо засветилось гордостью. – За ними нужен глаз да глаз. Каждый раз, когда я вижу их, они становятся все больше и больше. Растут, как сорняки.
Адам никогда не задумывался о том, что то время, которое Брентвеллы проводили в Лондоне – а это составляло несколько месяцев, – Круксу приходилось жить вдали от семьи. И также в те периоды, когда Адам или его мать гостили у друзей, ездили на воды или ежегодно объезжали свои владения. Во всех приличных домах было принято, чтобы слуги были преданными, не жаловались на долгий рабочий день семь дней в неделю. А тех, кто жаловался, увольняли.
Выйдя снова под дождь, Адам направился к дому. Он нарушит традицию, наймет еще слуг, чтобы каждый мог время от времени иметь выходной. Светское общество, несомненно, придет в ужас, но Мэри будет в восторге от его плана.
Мэри. Его пальцы сжали ручку задней двери. Холодные капли блестели на его волосах, лице, одежде, а внутри полыхали воспоминания о ее нежной коже, восторженных возгласах, о невероятном моменте, когда он вонзился в нее и они соединились – душой и телом. При свете дня его действия стали казаться ему невероятно поспешными и необдуманными. Он овладел девственницей. Но словно и этого было мало, он еще и растоптал ее нежное сердце.
Адам, я тоже тебя люблю.
Громче голоса разума в его памяти звенел ее голос. Удивительно, но ему снова хотелось услышать, как она шепчет эти слова. Он хотел этого с яростным желанием, затмевавшим голос рассудка. Он вспомнил, каким замечательным было пробуждение, когда он увидел рядом с собой Мэри. Это была первая ночь за многие годы, когда он так крепко спал, первое утро, когда он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Ему хотелось лежать там целую вечность, целовать и ласкать ее, вновь овладеть ею еще до того, как она проснется.
Его остановило запоздалое чувство благоразумия. Никогда раньше он не совершал ошибки и не оставался с женщиной до рассвета. Чем дольше он задерживался, тем сильнее была вероятность того, что кто-нибудь из знакомых заметит его. Он не столько боялся за себя, сколько за Мэри. Сплетни больно заденут ее.
И поэтому с огромной неохотой он оделся, тихо спустился по лестнице и вышел через заднюю дверь. Адам собирался уйти через калитку, но когда он шел через небольшой сад позади дома, его вдруг одолела непривычная для него сентиментальность. Мэри проснется одна, ей будет обидно и больно, может, даже горько. И он, не задумываясь, нарвал букет ландышей и, вернувшись в дом, положил их на ее подушку.
Теперь он ругал себя за этот порыв. Это был жест безумного романтика, неподобающий для человека его положения. А Мэри, с ее неопытностью, воспримет этот дар как знак его вечной преданности.
Нет, ему не следовало оставлять цветы. Они и так уже стали причиной его неприятностей.
Уйди он сразу, ему бы не пришлось столкнуться с Обедайей. Целая гамма чувств промелькнула на лице старого слуги – удивление, понимание, ярость. Он обрушил на Адама поток ругательств: «Ах ты, негодяй с черной душонкой! Ты надругался над невинным ангелом, ты, который не стоит того, чтобы вытирать ее туфли! Убирайся отсюда, пока у меня не появилось желание самому отправить тебя в ад. Убирайся и будь ты проклят!»
Никогда раньше Адам не сталкивался с непочтительным отношением со стороны слуг. И самым унизительным было то, что он не мог наказать Обедайю, потому что понимал: он заслужил все эти резкие слова.
Он никогда не сможет сделать Мэри своей женой. Сама мысль об этом была недопустимой. Он не мог себе позволить той свободы, которую имел его брат, потому что его положение требовало строгого следования общепринятым нормам.
Но он может предложить Мэри заботу о ней. Конечно, сначала она станет протестовать. Но он поклянется хранить ей верность. Он купит ей дом в Дербишире, с прекрасным садом, недалеко от герцогских владений, чтобы время от времени навещать ее. Когда она станет его невесткой, их отношения могут привести к некоторой неловкости. Но если они будут осторожны, она сможет быть счастлива в качестве его любовницы.
Уже сейчас его семя могло зародить в ней новую жизнь. Мысль о Мэри, носящей его ребенка, кормящей его грудью, зажгла в нем огонь неистового желания, но он подавил это чувство холодной рассудительностью. Он познакомит ее с тем, как избежать беременности, это лучше, чем награждать ее своими бастардами. Так будет благороднее. Тогда почему же ему так тошно?
Этот новый жизненный план означал, что ему придется отложить свою женитьбу по меньшей мере на несколько лет. Мать будет недовольна, но переживет это огорчение. А если леди Камилла не захочет ждать, ей придется найти себе другого мужа. Наступит день, когда ему нужно будет выбрать жену из своего круга и зачать наследника. Этот долг сейчас стал представляться ему тяжким бременем. Хуже того, это казалось просто немыслимым.
– Адам, мне нужно поговорить с тобой.
Герцогиня плыла по коридору, словно роскошная бригантина – ее плечи были расправлены, шелк платья нежно шелестел. Теперь, когда Сирил пошел на поправку, она выглядела абсолютно здоровой и полной энергии.
Адам вошел в библиотеку, где царило непривычное оживление. Фенвик стоял в центре огромной комнаты, распоряжаясь вереницей слуг, расставлявших вдоль стен ящики. Целая армия клерков сидела за столами, работая над документами. Адам вспомнил, что у него есть еще одно дело. Этим утром его человек доложил, что граф Питерборн покинул Лондон и отправился в свои владения на востоке графства Суссекс. Адам собирался узнать, не владеет ли стареющий лорд землями на побережье.
Герцогиня подошла к Адаму.
– Боже мой, что здесь происходит?
Адам пригладил влажные волосы, гадая, известно ли матушке, что его не было всю ночь. Слуги, конечно, обсуждали между собой его вид – мокрый, измятый и небритый. Герцогиня вполне могла узнать об этом от своей горничной.
– Эти люди изучают документы, которые я получил от правительства.
– Но зачем? И почему здесь?
Предвидя ее ярость, он сказал:
– Давай поговорим наедине.
Он проводил мать в свой кабинет. Это была уютная комната в темно-зеленых и коричневых тонах, по-мужски сдержанная в отличие от роскоши остального дома. На столе красного дерева были аккуратно расставлены перья и чернильницы, рядом помещался запирающийся на ключ ящик для документов. У высокого окна стоял глобус в деревянном каркасе.
– Я бы, пришел на твою половину, если бы ты этого захотела.
– Я не потерплю, чтобы со мной нянчились! – Она отмахнулась, когда Адам попытался усадить ее в кожаное кресло у камина. – Ну, так расскажи мне о твоем деле, из-за которого дом полон людей и служанкам приходится постоянно убирать грязь с паркета.
Уже не в первый раз Адам задумался, не идет ли он по ложному следу. Может быть, эта особая связь – плод фантазий Мэри? Думать иначе – значит пренебрегать здравым смыслом, которым он руководствовался всю жизнь.
И все же он верил ей и не мог бездействовать.
– У меня есть основания полагать, что Джозефин Шеппард томится за решеткой где-то на побережье.
Герцогиня резко вздохнула.
– Наконец-то! Ну, расскажи же мне, кто ее задержал. Мы должны выплатить щедрое вознаграждение судье, арестовавшему ее.
– Ее держат незаконно. – Он пристально посмотрел на мать. – Ее похитили. В ночь, когда стреляли в Сирила.
Герцогиня покачала головой.
– Не может быть, чтобы и ты поверил этим сказкам. Послушай, ведь сыщики установили, что это сделала она, а потом убежала с новым любовником. Ты сам говорил, что она заслуживает виселицы за свое преступление.
Да, он говорил. До конца своих дней он не забудет, как Мэри стояла на пороге гостиной, и ее глаза были полны ужаса.
Найти Джозефин – вот меньшее из того, что он мог сделать, чтобы искупить этот грех.
– Позднее я установил, что в Сирила стрелял другой человек, и он же похитил мисс Шеппард. Сирил сказал мне, что она разорвала помолвку, чтобы не отрывать его от семьи. – Сцепив руки за спиной, Адам расхаживал по кабинету. Он не мог забыть то чувство вины, которое все еще преследовало его. – Она не захотела взять у нас деньги. Уже одно это доказывает, что она действительно любит Сирила.
– Мой дорогой сын, умная женщина может заставить мужчину поверить в то, что он сам Господь всемогущий. Именно так некоторые женщины получают то, что хотят.
Ее мудрый взгляд, казалось, пронзал его насквозь. Но она, конечно, не могла знать, с кем он провел эту ночь. Не мог же он выдать свое отношение к Мэри Шеппард!
Однако он испытывал обескураживающее его самого желание крикнуть на весь свет, что Мэри любит его. Скрывать правду оказалось намного больнее, чем он мог себе представить.
Испытывая неловкость, он повернулся к карте, висевшей на стене, и указал на протянувшееся на многие мили юго-восточное побережье.
– Я обнаружил, что мисс Шеппард содержат в каменном сооружении где-то здесь. Фенвик, изучая официальные документы, составляет список возможных мест. Завтра утром я уеду, чтобы начать предварительные поиски в этом районе. – Адам очертил восточную оконечность побережья, потом передвинул палец на запад. – Фенвик и Дьюи будут искать вот здесь. Я также воспользуюсь услугами Гарри Дэшвуда.
Герцогиня, шелестя шелками, подошла и остановилась рядом с ним. Адам не переставал поражаться хрупкости ее фигуры. Ее голова едва доставала ему до плеча. Однако, несмотря на хрупкость, он всегда считал мать сильной, несгибаемой, величавой.
– Каменное сооружение! – фыркнула она. – Откуда ты это взял?
Если бы только она знала!
– Достаточно сказать, что эта новость поступила не по обычным каналам. Но я намерен обыскать каждый дюйм побережья, пока не найду ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40