Олег. Этот парень появился у нас месяц назад. Когда-то его отчислили из ин
ститута с третьего курса, а теперь вот зачислили к нам на первый. Олег был
очень заметным, ярким человеком и сразу развил бурную деятельность. С ег
о появлением наше женское царство будто ожило. Но дело было даже не в этом
. Олег, в отличие от нас с Ди, например, по-настоящему любил заниматься с дет
ьми. Они, в свою очередь, обожали его. Только потом, много месяцев спустя, я п
оняла, что именно в этом Олег нуждался. Мы, восемнадцатилетние девчонки, в
черашние школьницы, для него, двадцатитрехлетнего, познавшего жизнь, был
и тоже кем-то вроде пионерок.
Олег организовал на факультете театр под названием «Зазеркалье». Почти
все теперь ходили на репетиции, ловили каждое его слово и были готовы вып
олнить любое указание.
Я готовилась к летней сессии, много занималась и, кажется, упустила что-то
важное в жизни Ди. Она влюбилась в Олега.
Я держала в руках цилиндрический сверток, смотрела на растерянную Ди и о
тчетливо понимала, что именно это произошло с ней.
Ч Репетиция... Можно прийти посмотреть?
Ч Теперь уж и не знаю. Он отобрал актеров, роли розданы. Наверное, поздно. О
лег не разрешает посторонним присутствовать на репетициях.
Ч Понятно. Посторонним вход воспрещен.
Когда я впервые увидела Олега, столкнулась с ним взглядом? Прекрасно пом
ню этот момент. Отчетливо помню, он выделил меня из толпы и даже хотел заго
ворить, но я почему-то жутко смутилась и сделала вид, что не замечаю его. Во
обще, смущение мне было не свойственно. Мама с детства научила держаться
с достоинством, мгновенно овладевать ситуацией и всегда быть хозяйкой п
оложения. Точно! Именно это неприятное, незнакомое чувство робости, заме
шательства заставило отвернуться от Олега и впоследствии держаться от
него подальше. Я не умела жить без твердой почвы под ногами. Зато Ди не име
ла понятия, что это такое. В точности как мой папа до встречи с моей мамой.

...Вечером я зашла к нему в «кабинет», чтобы отдать подарок от Ди и Елены Сте
пановны. Он заканчивал вытачивать главного Коэна Ч Первосвященника.
Развернул газету, потом темно-коричневый прямоугольный свиток с черным
и отрывистыми знаками. Водил пальцем по этим знакам, шевелил губами.
Папа забыл обо мне и вообще обо всем на свете. Я не мешала. Просто сидела ря
дом на маленьком табурете, обтянутом зеленым сукном, и смотрела на его ре
акцию. Ди ведь сказала, что он будет счастлив. Наконец папа спросил:
Ч Где ты взяла это, Эвээма?
Ч Елена Степановна подарила Ди, а Елене Степановне передала ее мама, а ма
ме Ч Зиновий Александрович, еврей, который помогал им в блокаду и умер от
голода. Он просил это беречь. Ди сказала, что ты будешь счастлив.
Папа поднял на меня глаза. Оторвал их от черных знаков и перевел на меня. Г
лаза сверкали от слез.
Ч Именно сегодня... Когда я заканчиваю делать Первосвященника! И после эт
ого кто-то посмеет убеждать меня, что Всевышний не существует! Знаешь, что
тут написано?
Ч Ты понимаешь?
Ч Я помню. Оказывается, помню! Меня учил в детстве дедушка. Это иврит. Ты с
твоими математическими способностями могла бы выучить этот язык довол
ьно быстро. Им управляют логика и законы математики.
Ч А что там написано?
Ч Не поверишь... В это действительно трудно поверить, но там написано то, ч
то было написано на экране главного Коэна.
Ч На экране?
Ч Да. Больше двух тысяч лет назад, когда еще не был разрушен еврейский Хр
ам, Первосвященник выходил к народу, а на груди его висел экран. Что-то тип
а компьютерного монитора, который я видел в Москве на ВДНХ, только совсем
тонкий, такие скоро изобретут люди. Помнишь, я сказал тебе, что на ВДНХ мен
я осенила идея.
Ч Ага...
Ч На экране Первосвященника были перечислены названия двенадцати евр
ейских колен. Все вместе эти названия содержат двадцать две буквы еврейс
кого алфавита. В главные еврейские праздники весь народ, несколько милли
онов человек, собирался у Храма. Первосвященник выходил к народу, вставл
ял в экран пластину, и на экране загорались разные буквы. Евреи складывал
и их в слова. Так Всевышний говорил со своим народом.
Ч А почему не вслух?
Ч Смертный не может вынести голоса Всевышнего Ч умирает.
Я взяла в руки деревянную статуэтку Первосвященника Ч впервые видела г
отовую работу. Табличка на его груди была ровной и гладкой.
Ч Ты не успел написать названия колен?
Ч Я собирался сделать это сегодня, но очень переживал... очень.
Ч Почему?
Ч В священных текстах нельзя допустить ошибку. Я не писал на иврите лет с
орок. А спросить не у кого.
Ч Теперь не ошибешься.
Папа молчал, он снова углубился в текст, а я опять смотрела на него. Наконе
ц он произнес:
Ч Жаль, что Ди не пришла к нам сегодня... Почему?
Ч Она... втрескалась в Олега и репетирует сейчас какую-то дурацкую роль, к
оторую он ей поручил в своем театре «Зазеркалье». Хотя нужно готовиться
к сессии. Ч И я рассказала папе об этом парне и его театре.
Апрель и половина мая промелькнули незаметно. Ди совершенно забросила у
чебу. Иногда появлялась на лекциях, но сидела, как зомби, глухонемая, засты
вшая. Я пыталась всовывать ей в руку шариковую ручку, но она больше не рисо
вала.
Пару раз я не смогла сдержать любопытства Ч заходила в актовый зал на ре
петицию театра. Олег не обращал внимания на Ди, лишь иногда делал какие-то
идиотские, ужасно унизительные замечания, типа «ты не актриса, а театрал
ьная крыса». Потом глубокомысленно сообщал, что актера необходимо разоз
лить, тогда из него попрет. Однако из Ди ничего не перло. Она молчала.
Я также заметила, что с двумя девочками, репетирующими главные роли, очен
ь красивыми девочками, Олег говорил совсем другим тоном, вкрадчивым, мяг
ким. Видимо, из них уже все необходимое Олегу выперло.
Короче, двух раз мне хватило. Я с трудом сдерживала желание вытащить Ди со
сцены, схватить в охапку и спрятать подальше от этого изверга. Мое любопы
тство обернулось пыткой, и я больше не посещала «Зазеркалье».
Прошла еще неделя. Сессия приближалась. Я ненавидела наверстывать упуще
нное в последние четыре дня перед экзаменами, как это делали большинство
студенток. Меня раздражала эта предэкзаменационная суматоха, бессонны
е ночи, стучание по дереву, постоянные сплевывания через плечо, исписанн
ые подсказками бедра, жеваный серпантин шпаргалок и бесконечные мольбы,
обращенные непонятно к кому. Мама с детства научила меня держаться с дос
тоинством, владеть ситуацией, а для этого нужно было сидеть в библиотеке
и заниматься. Что я и делала. Регулярно.
В тот день я задержалась в институте позже обычного. Медленно шла от оста
новки к дому, вдыхая терпкий аромат сирени, разносимый легким майским ве
терком по всем сторонам света. Окна нашей квартиры были темными. Открыла
дверь своим ключом. Увидела полоску света из папиного «кабинета» и однов
ременно услышала напряженный голос Ди. Странный голос, словно и не ее. Или
я отвыкла от голоса Ди?
Ч Зяма! Олег должен увидеть! Ты же сам только что сказал, что это совершен
но, как само Божество. Ты же сказал!
Что должен увидеть Олег? Я поспешила в «кабинет».
Увиденное привело меня в такое замешательство, что я потеряла дар речи. П
апа и Ди сидели напротив друг друга. Папа, как всегда, за верстаком, а Ди Ч н
а моем месте, на маленьком мягком табурете. Рядом с верстаком стояла почт
и пустая бутылка водки. Оба были пьяны вдрабадан. И плакали. Но самое невер
оятное Ч Ди сидела напротив папы абсолютно голая до пояса! Совершенным,
как само Божество, была ее обнаженная грудь. Ди убеждала папу: если Олег ув
идит это, то обязательно полюбит Диану. А папа убеждал Ди, что она погибнет
окончательно, если позволит извергу прикоснуться к своей груди.
Да, именно грудь Ди лишила меня дара речи. Я видела ее впервые. И это было по
-настоящему прекрасно. Два полных облака с нежными розовыми сосками. Пыш
ные и высокие одновременно. Идеально круглые. Это была грудь Дианы, той на
стоящей красавицы, которая вышла из морских волн. Или нет: это была грудь Х
авы Ч первой и самой красивой женщины на Земле.
Папа и Ди не заметили моего появления. Они всегда ничего и никого не замеч
али, когда были вдвоем, теперь же, пьяные до соплей, окончательно раствори
лись в своем сумасшедшем мире.
Я не могла оторвать глаз от груди Ди, но в то же время меня охватило жуткое
волнение и смущение, и кто-то очень сильный и властный требовал немедлен
но отвести глаза в сторону. Может, Первосвященник? Именно его я увидела пе
рвым после груди Дианы. Главный Коэн стоял на верстаке возле бутылки из-п
од водки, и четкие буквы деревянной таблички на его груди каким-то непоня
тным образом отражались в стекле, располагаясь ровно над буквами этикет
ки «Водка Столичная».
Мысли мои метались. Какой уж тут контроль над ситуацией! Мама никогда не у
ходила по вечерам из дома, разве что раз в три месяца Ч к портнихе, и никог
да не возвращалась от нее позже девяти. Значит, она войдет с минуты на мину
ту, и ей вряд ли будет приятно видеть совершенную грудь Ди, сверкающую роз
овыми сосками перед глазами собственного мужа, слушать их пьяный бред и
рассматривать отражение двенадцати еврейских колен в бутылке из-под во
дки. Нужно было каким-то образом немедленно заставить их умыться и лечь с
пать.
Не знаю, кто подсказал мне тогда единственно верное действие. Может быть,
женская интуиция. Я обняла Диану за голые плечи, прижала ее голову к своей
груди, подобрала кофточку, валявшуюся на полу среди стружек, легонько вс
тряхнула одной рукой, накинула на Ди и сказала самым спокойным голосом, н
а который только была способна в этот момент:
Ч Привет, папа. Уже поздно. Мама звонила от портнихи, она идет домой. Ложис
ь спать. Я скажу: ты устал...
Ди не шевелилась в моих объятиях. Замерла, словно раненая птичка. Я помогл
а ей подняться, отвела в свою комнату, усадила на стул. Достала из шкафа лю
бимую ночнушку, белую, в мелких васильках, надела на подругу. Она покорно с
идела на стуле, пока я стелила постель, потом так же покорно легла. Я укрыл
а ее, и Ди мгновенно уснула.
Несмотря на вызывающее поведение в обществе, в быту Ди была невероятно с
теснительной. Однажды она задержалась у нас допоздна, и мама долго угова
ривала ее остаться ночевать, даже постелила на тахте в гостиной. Моя кров
ать была односпальной. Ди ни за что не соглашалась остаться, а потом призн
алась, что не могла спать при всех в гостиной. Ди ночевала у нас впервые.
Я приготовила постель для мамы с папой. Он вернулся из ванной, но выглядел
не покорным, как Ди, а подавленным и очень несчастным.
Ч Спасибо, дочка... Она просто погибнет из-за этого изверга. И, похоже, нет н
икакого выхода...
Ч Может, мама найдет выход. Мама всегда находит выходы.
Эта мысль странным образом успокоила Зяму. Успокоила на тот короткий миг
, который требовался ему сейчас, чтобы уснуть.
Я вернулась в «кабинет», убрала с верстака рюмки, бутылку из-под водки, ос
татки вылила в унитаз, а бутылку спрятала в свою сумку с тетрадями. Не хоте
ла, чтобы к приходу мамы остались даже малейшие следы пиршества. Открыла
форточку в гостиной, побрызгала духами папу и Ди.
Через несколько минут вернулась мама. Она принесла от портнихи новое пла
тье к лету и была в прекрасном настроении. Мы пошли на кухню пить чай. Мне б
ыло особенно хорошо в тот вечер с мамой. Наверное, я очень нуждалась в ее о
птимизме, твердости, в ее убежденности, что главное Ч быть всем вместе и з
доровыми. Рассказала об Олеге и Ди. О том, что они с папой искали выход и не м
огли найти, а потом устали искать и легли спать. Умолчала только о водке и
совершенстве, как само Божество. Это навсегда осталось нашей тайной.
Мама внимательно слушала, улыбалась каким-то своим мыслям, шутила, смеял
ась, когда я описывала две репетиции «Зазеркалья», потом энергично заклю
чила:
Ч Важно, что Ди вовремя пришла к нам. До того, как произошло непоправимое.
Мы найдем выход.
Мама всегда говорила «мы», хотя выходы находила только она.
Ч Главное Ч сейчас мы вместе и все здоровы. Утро вечера мудренее.
Самое потрясающее, что утро действительно оказалось мудренее вечера, по
тому что, когда мы с Ди пришли утром в институт, на доске объявлений красов
ался большой белый плакат, на котором красными буквами, выведенными в ст
арославянском стиле, сообщалось: «Дорогие актрисы „Зазеркалья“! Меня за
гребли в армию, поэтому наш театр закрывается на неопределенный срок. Но
не навсегда! Удачной сессии. Олег».
Слова «удачной сессии» были выведены более жирным шрифтом и выглядели я
вной насмешкой. Все актрисы «Зазеркалья» давно забросили занятия, а тепе
рь, кажется, собирались устраивать массовые рыдания по Олегу. Просто кол
лективный «плач Ольги». Поинтересовалась у Ди, не намеревается ли и она п
рисоединиться к коллективному соплепусканию. Я издевалась над ней, но то
лько для того, чтобы вывести ее из состояния оцепенения, и вдруг в конце по
следней лекции Ди подняла на меня глаза. Взгляд ее был решительным, огнен
ным, как у человека, принявшего твердое решение, от которого ни за что не о
тступит, и она сказала:
Ч Это к лучшему! Теперь он точно будет мой!
Естественно, в тот момент я абсолютно не поняла, что имела в виду Ди, а она в
зялась за учебу и через две недели начала бойко сдавать экзамены. Не намн
ого хуже меня.
По большому счету, Ди нечего было делать на филологическом факультете. П
оложенное для чтения по программе она проглотила лет в четырнадцать-пят
надцать. Литературоведческие исследования, от которых многие студентк
и покрывались испариной и тупели на глазах, ею производились виртуозно.
По поводу педагогических изысканий Ди спорила с преподавателями до хри
поты, из-за чего ей снижали оценки. Учительница по старославянскому, наоб
орот, обожала Диану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33