Локальная сеть между их лоцманами, постоянно поддерживавшая как мысленный обмен, так и визуальную информацию, поступавшую прямо из зрительных нервов обоих, не прервалась ни на секунду даже в момент аварии. И не придала этому значения:
– Наведу красоту, когда вернемся на корабль. За счет Кассида. Давай-ка займемся остальными.
Лайнус и не сомневался в ответе. Он очень хорошо знал характер своей компаньонки, жесткий и решительный, когда это необходимо, отбрасывающий любые несущественные мелочи ради главного.
– Один мертв, – ровно сообщил тавеллианец, оглядывая лежащие на дне туннеля тела. – Остальные живы.
– Надеюсь, не Семик нас покинул?
– Нет, пехотинец.
«Я помог ему уйти, – добавил Лайнус по лоцману, не желая, чтобы его признание услышали чужие уши. – Сломанная шея. Обуза. Госпиталя здесь нет, транспорт тоже накрылся. Избавил всех от необходимости тащить его на руках, а заодно от терзаний по поводу этики и морали.
«Передо мной можешь не оправдываться. То, что взял… как ты это называешь на своем языке? Плохо соображаю. Неважно. Потрать на себя, мне нужен здоровый компаньон, а ты что-то хромаешь, опять досталось ноге?».
«Мелочи. Уже привожу себя в порядок. Но чужое уже истрачено все».
Зайда внимательно посмотрела на него сумрачным взглядом, даже в призрачном свете тепловизора ее глаза сверкнули расплавленным золотом:
«Я живу… взаймы?»
«Да. И многие из выживших – тоже. Не было другого выхода».
Первым делом они вдвоем отыскали капитана Семика. Он втянул их в эти события, ему и выпутывать торговцев из передряги. А значит, живой он им гораздо полезнее, чем мертвый. Семик валялся рядом с перевернутым грузовозом ничком, и когда Лайнус тронул его за плечо, сам пришел в сознание. Тавеллианец помог ему прислониться спиной к покореженному корпусу грузовоза, самостоятельно у капитана это сразу не получилось, здоровой у него все еще была только левая рука, а правая, сломанная при крушении челнока, по-прежнему была зафиксирована от запястья до плеча в корсет из медпены, первоначально белоснежный, а сейчас изрядно запятнанный грязью. Мысли капитана Семика были мутные, сбивчивые, тот плохо понимал, что произошло, и тяжело дышал, ворочая налившимися кровью глазами и непонимающе переводя с взгляд с Лайнуса на силуэт бикаэлки, уже наклонившейся над следующим пострадавшим – сержантом Редсамой.
Лайнус почувствовал, как очнулся капитан Старфокс, лежавший по другую сторону разбитого «жука», бегло оценил его самочувствие и решил, что здесь помощь больше никому не требуется, поэтому вернулся к своему грузовозу. Хромота тавеллианца уже растворилась, он наступал на обе ноги уверенно. Чужая жизненная сила, впитанная вовремя, хорошо подлечивает повреждения. Угрызений совести тавеллианец не испытывал. По правде говоря, он с трудом понимал, что это такое – угрызения совести. Исключительно человеческое понятие, не имевшее смысла в культуре Тавеллы. Поступками должен руководить разумный рационализм, только при таком подходе существуют шансы выжить почти в любой ситуации. Тот человек все равно был уже не жилец, просто не осознавал этого. Лайнус избавил его от ложных иллюзий о своем будущем в тот самый момент, когда почуял, чья смерть станет первой при столкновении, первой в череде прочих. И забрал эту жизнь не колеблясь, втянул в себя, а затем распределил животворным щитом на тех, кто тоже должен был погибнуть.
Как энергетический вампир, он всегда хорошо чувствовал чужую смерть и мог предотвратить ее, если существовала такая возможность. Или убить, чтобы не истратить силу понапрасну. Мертвые уже не могли поделиться силой, на это способны только живые. Акт милосердия. Эти слова тоже не несли для него особого смысла, но он часто их слышал от людей в подобных ситуациях.
Вообще, то, что он проделал с этими людьми, спасая им жизнь за счет жизни их товарища – это непросто. Очень непросто, если приходится забирать и переопределять жизненную силу так стремительно – за считанные секунды. Так можно и надорваться. Лайнус потратил больше, чем взял, он даже потратил часть себя, почувствовав, что иначе не справиться. И ощущал себя постаревшим лет на десять. А может, и все двадцать. Он и так прожил больше отпущенного срока – благодаря людям, среди которых обитал большую часть жизни. Усталость, скованность суставов и вялость мышц, сознание, словно тонувшее в вязком клее опустошающей расслабленности… Но он не сомневался, что быстро погасит задолженность. Он помог им выжить, и теперь спокойно мог собирать дань, как пастырь добровольные пожертвования прихожан – для их же блага. Страх, беспокойство, злоба, агрессия, боль, любой сильный эмоциональный всплеск – все годилось в дело, для поправки собственного здоровья тавеллианца.
Тела обоих пехотинцев, выдранные из сидений ударом при крушении, сплелись валетом, мертвое тело поверх живого. Каждый в своей броне – свыше трехсот килограмм. Огромные и неповоротливые с виду силуэты. Бронированная лапа выжившего все еще стискивает рукоятку плазмогана – он так не разжал хватку, когда его, уже бесчувственного, Зайда тащила к «жуку», не разжал и сейчас. На бедрах крепились штатный игломет и вибронож, на встроенном в доспехи поясе разгрузки выпукло выделялись запасные обоймы для плазмогана, несколько увесистых цилиндров плазменных гранат, емкость фляги и пенал с сухпайком. Второй, теперь мертвец, остался без тяжелого вооружения, основное оружие пехотинца – плазмоган, осталось в кабинете прима-полковника. Если бы головы солдат были защищены так же, как и их тела, возможно, уцелели бы оба, но в шлемы были встроенные ментальные блокираторы, поэтому во время схватки на базе Зайде пришлось их сорвать, чтобы Лайнус мог атаковать. Так что попытка спасти обоих от взрыва базы бикаэлке не удалась, у Костлявой Старухи на их счет имелись свои планы. Лайнус подумал об этом довольно равнодушно, даже не пытаясь стащить одного громилу с другого – для этого у него не хватило бы сил. Он просто коснулся сознания выжившего. На себя потратить опять не удалось. Ничего, еще успеет. Насчет людской благодарности Лайнус никогда не обольщался, очень уж его способности специфичны, так что незнание для них о том, как он их использовал – благо.
Пока пехотинец приходил в себя, Лайнус нашел себе дело – отстегнул с бедра мертвеца вибронож, аккуратным росчерком взрезал корсет из медпены на своей руке и избавился от него. Так же неторопливо скатал рукав комбинезона, возвращая наконец его на место, застегнул манжету. Трещины в костях давно срослись, так что в корсете, наложенном еще в лазарете базы, не было необходимости. Честно говоря, он вообще не был нужен. Если бы доктор не вкатил им с Зайдой снотворное, Лайнус сумел бы и сам залечить себя. Попользовался бы, к примеру, сломанной рукой капитана Семика. Боль – это зачастую напрасно растрачиваемая живым организмом энергия, грех ее не забрать. Боль…
Тавеллианец учуял нечто странное, и повернул голову. Взгляд уперся в «жука», лежавшего на боку. Обломки трех манипуляторов с той стороны, которой грузовоз врезался в стену туннеля, рассыпались позади него веером, обтекатели антигравитационных толкателей большей частью смялись в гармошку. Но грузовоз все еще ощущался живым. Он страдал… от потери целостности? Это и было странно. Такое же ощущение у тавеллианца возникло, едва он увидел этого «жука» еще в ангаре, хотя до этого момента он никогда не воспринимал механизмы как живые существа. Лайнус снова подумал, что такие способности есть только у Сомахи – одушевлять технику. И только сейчас ему пришло в голову, что именно Сомаха как-то мог к этому приложить руку. То необычное предупреждение в кабинете базы «Зеро», свалившееся к ним в головы с Зайдой и по сути спасшее им жизнь… Неужели тоже он? Но Сомаха не был настолько силен, а ментальная сила того, кто заставил их действовать не раздумывая, ошеломляла и подавляла. Да и жив ли он? На базе парня в момент взрыва не было, это точно, дальность чутья тавеллианца невелика, но сквозь стены внутри базы он сумел бы его найти. Возможно, Сомаха все-таки еще жив. Иначе Зайда сильно расстроится, не говоря уже о шефе – Кассиде. Толстокожий кассиониец привязался к парню гораздо сильнее, чем полагал сам, и его желанием видеть Сомаху в составе своего экипажа двигали отнюдь не только соображения прибыли, которую обеспечивали его способности…
Фигура в броне шевельнулась, и Лайнус отвлекся от раздумий. Пехотинец заворочался, спихивая с себя тело товарища в боевом скафандре. Тот с глухим лязгом упал рядом, Лайнус едва успел отступить, уберегая ноги. Затем невозмутимо наклонился и защелкнул вибронож на бедре трупа. Он не любил оружие. Предпочитал рассчитывать на свои силы. Да и боевой вибронож штурмовика – тяжелая штуковина, около двух килограмм, чтобы спокойно таскать ее на себе, нужно обладать приличной физической силой, а этим хрупкий по телосложению тавеллианец похвастаться не мог.
Из темноты проступила и склонилась над пехотинцем бледная худощавая фигура в перепачканном медицинском халате. Старший лейтенант Старик. Тоже очухался, все про него забыли, а вот он про свои обязанности – нет. Чувствовал себя старлей неважно, лоб его блестел от пота, все тело покрывали многочисленные болезненные ушибы, он был испуган и растерян, но занялся в первую очередь пациентами, а не собой. Это вызывало уважение даже у тавеллианца. Нужно ему помочь. Лайнус впитал его страх, и доктор сразу начал дышать ровнее, а взгляд стал более осмысленным.
– Оставь его, – остановил эскулапа Лайнус, заметив, что тот деловито расстегивает медицинскую сумку, которую прихватил с собой из лазарета. – Ему не поможешь. Займись вторым.
– Что происходит? – просипел пехотинец пересохшим горлом. Пятна света на экране тепловизора плыли по его лицу – широкоскулый, большеглазый тип с короткими курчавыми волосами, со сломанной переносицей. Сочась из ноздрей, кровь залила его подбородок, блестела, словно жидкий огонь, стекая за ворот боевого скафандра. – Где мы находимся?
Лайнус не собирался вдаваться в объяснения, это не его забота. Пусть медик его просвещает. Молча поднялся, провел по телу пехотинца с головы до ног невидимой рукой, конвертируя энергию, затем, еще более уставший, вернулся к Зайде. Как оказалось, вовремя.
– Руки убери. И держи так, чтобы я их видел.
Очнувшийся капитан Старфокс, едва успев подняться на ноги с помощью бикаэлки, тут же развил бурную деятельность. Сорвав с бедра игломет, он наставил его на Зайду, заставив ее отступить. Его лицо было искажено напряжением. Но бикаэлка и не подумала выполнять его приказ, уперла руки в бедра и уставилась в ответ холодным пронизывающим взглядом.
– Капитан, я начинаю жалеть, что потратила драгоценные секунды на твое спасение. Не люблю неблагодарных болванов, не видящих дальше своего носа и не способных сопоставить элементарные факты.
Зайда погорячилась. Для Лайнуса понять, почему капитан схватился за оружие, было несложно. Последнее, что тот мог помнить – как собирался арестовать капитана Семика и торговцев возле мертвого тела командира базы. Вояка даже не видел схватки торговцев со своими людьми, Лайнус вырубил его раньше. А очнулся Старфокс уже здесь, в темноте туннеля, и пытался сориентироваться в ситуации, но получалось плохо. Его глаза застилала кровь, сочившаяся с разбитого лба, сознание было замутненным.
Все люди были повреждены. Так, или иначе. Мало убить одного, чтобы как следует защитить нескольких. Но они выжили, и это главное на данный момент.
«Зайда, аккуратнее с ним, – предостерег Лайнус компаньонку по лоцману. – Сдается мне, что у Старфокса серьезное сотрясение мозга. Не провоцируй его, быстро я могу только убивать, а ювелирная работа с мозгом требует времени и усилий. Он ведь еще нужен нам живым, не так ли?»
«Обойдется. Ты же не резиновый, мы не можем помочь всем, а этот хотя бы сам держится на ногах».
«Я не собираюсь с ним делиться силой, просто успокою его».
– Сильно сказано, – враждебно усмехнулся Старфокс. – Где я? Где мои люди? – Его глаза вдруг гневно расширились: – Ты посмела напасть на меня?!
– Ствол для начала убери, пока я тебе руку не оторвала, – тоном ниже посоветовала Зайда. – А то дернешься ненароком и наделаешь бед. Сам подумай, если бы я действительно напала на тебя, вояка, то оставила бы тебе оружие?
Вряд ли это заявление охладило бы пыл Старфокса, не вцепись в него Лайнус ментальными клещами, как паук в свою жертву. Поддавался на этот раз капитан тяжело. Некоторым людям свойственно приобретать иммунитет к влиянию тавеллианца, и капитан, похоже, оказался именно из таких. И все же, повинуясь, как марионетка кукловоду, нерешительно опустил игломет. Подозрительности в его взгляде при этом не убавилось. Дух этого человека, его воля и сила жизни были чрезвычайно сильны. Такими людьми трудно управлять. Их легче убить. Или вырубить, лишив сознания. Но сейчас этого не требовалось, поэтому пришлось повозиться. Чертова усталость. Пора собирать дань, иначе Лайнус скоро ничего не сможет.
– Тогда объясни мне, что происходит, – процедил капитан штурмовиков сквозь зубы.
Рослая бикаэлка пожала могучими плечами, потревожив движением распушенные кончики тугих кос, спускавшихся с головы от ушей по две с каждой стороны, перевела взгляд на капитана Семика, все еще сидевшего возле грузовоза с блуждающим взглядом:
– Пусть тебе «соска» объясняет, это его забота. Семик? Встряхнись!
«Лайнус, заставь его соображать. И побыстрее. Не люблю двусмысленных ситуаций, хватит с меня кровавой свалки в кабинете. Да и поговорить со Старфоксом не мешает по душам. Он может знать, куда делся наш Сомаха».
Лайнус мягко коснулся сознания особиста, подправляя его эмоциональное состояние, прошелся невидимыми руками по его ссадинам и ушибам, впитывая боль. Но не взял у него ничего, переплавил его собственный негатив и влил обратно в тело живительной бодростью.
1 2 3 4 5 6 7 8