Я поднялся на ноги. Впереди — прилив, отодвинувший горизонт, позади — равнина, где сливались голубое и зеленое, до самых колоколен, отсюда высотой в палец. Там мой дом. Силы, несравнимые с моей, тянули меня в разные стороны. Мириам права. Я потерявшийся ребенок, который всего боится.
Глава 4
На этот раз мне достало сил устоять перед искушением. А может, не хватило духу вновь выслушивать упреки. Возможно, мне надоели поездки на остров. Но так ли уж, в сущности, важна причина? Когда я мысленно возвращаюсь к этим событиям, то у меня такое ощущение, что три или четыре дня я пребывал в анабиозе.
На моем участке началась эпидемия ящура, и во время работы мне некогда было размышлять. Я приходил домой, перекусывал, иногда даже не присаживаясь, а затем засыпал мертвым сном. Время от времени передо мной вставал образ Мириам. Я тут же прогонял его, полный решимости не уступать. Как она будет реагировать? Посмеет ли написать? Нет, конечно. Коли она такая гордая, что ж, я — не меньше. Может, она найдет лазейку, чтобы спасти свою гордость и мое самолюбие, и через Мильсана, водителя автобуса, передаст, что Ньете болеет? Я был уверен, что кризис разрешится именно таким образом. Поэтому каждый день, прежде чем зайти в табачную лавку в Бовуаре, изучал расписание автобуса. Затем покупал пачку табаку и газету, что позволяло мне дождаться прибытия Мильсана. Он был точен как часы, поэтому я не терял и пяти минут. Медленно проходил вдоль автобуса, уткнувшись в газету, в ожидании оклика водителя — нет, не сегодня — и уходил с облегчением. Вот скоро минет неделя нашего обоюдного упрямства. По-прежнему ничего. У меня возникли подозрения. Мириам не из тех женщин, что покоряются безропотно. Она что-то задумала. Но что? Я знал, что первый, кто не выдержит, должен будет принять условия другого. Следовательно, о капитуляции не могло быть и речи. В субботу я, как обычно, отправился в Нант. Мое расписание не менялось. Утром — покупки. В полдень — завтрак в небольшом ресторане в центре, затем — кино, любое. Я определял по афише. Лучше вестерн. Однако в эту субботу мне не хотелось сидеть в помещении и смотреть кино. Если по правде, то мне ничего не хотелось. Я бродил по площади Коммерс, сожалея о том времени, когда был обыкновенным мужчиной, свободным от мучительных проблем. На витрине магазина увидел книгу и от нечего делать купил ее — «Загадочная Африка». Чтение меня мало прельщает, но это заглавие привлекло, так же как и обложка, — кривой топорный набросок черного тотема — камень стесать и то можно аккуратней, — но зловещий в своей устрашающей динамике, если можно так сказать. Вот, значит, к чему привязана Мириам! Во мне возросла решимость сопротивляться. Я отмечаю все эти подробности потому, что, если взглянуть издалека, когда все уже произошло и обозначилась перспектива, группирующая и выстраивающая эти подробности, они обретают поразительный смысл, всплывая в памяти, как по воле таинственной силы, чтобы пролить свет на трагедию.
Я бросил книжку на сиденье машины, раскрыл же ее значительно позднее. Слишком поздно, увы! Внезапно город с его весельем опостылел. На башенных часах площади Руаяль было чуть больше четырех. Предчувствие? Как знать! Неожиданно я решил вернуться. Зачем предвосхищать события? Беспокойства я не испытывал. Напротив, я решил ехать не спеша, чтобы насладиться солнышком, началом лета. И это была приятная, мирная прогулка. Я сидел и, как это часто бывает, смотрел на себя со стороны — эдакий растроганный, утративший иллюзии зритель — и думал о Мириам, не испытывая внутреннего возмущения. Неплохое любовное похождение. Благодаря ей я познал страсть. Теперь я ощущал себя мудрым и напишу обо всем Мириам, объясню ей как смогу. Но эти мысли, такие разумные, отдавали солоноватым привкусом слез.
Я возвращался в Бовуар, в реальный мир. Завтра мне ехать в Гро-Кайу, там больна кобыла. Гнусная работенка. Я заметил, что владелец табачной лавки делает мне знаки, но я был не в настроении останавливаться. А потом, не знаю, по какой ассоциации, я вспомнил, что забыл купить Элиан одну из тех мелочей, что всегда привозил из Нанта. Она меня, конечно, не упрекнет, нет, только вечером, замученный угрызениями совести, я рта не раскрою. Я еще сбавил скорость. Имей я мужество — повернул бы назад. Мне хотелось исчезнуть, но вот уже дом, придется продолжать жить, лгать и всех обманывать. Я хотел свернуть в гараж и тут узнал «пежо» доктора Малле. Доктор? У меня? Мне вспомнились знаки, которые подавал мне Курийо, хозяин табачной лавки, и я понял, что произошло что-то серьезное… В это время из дома вышел человек и крикнул, увидев меня:
— Вот он!
Я тут же остановил машину, и затем все смешалось. Помню только удивление и испуг, когда кто-то сказал:
— Она внизу, во врачебном кабинете.
На крыльце и в вестибюле стояли люди, я отстранил их рукой и увидел, что Малле склонился над Элиан. Он тяжело распрямился, вытер лоб.
— Она упала в колодец, — пробормотал он и, продолжая делать искусственное дыхание, добавил, не оборачиваясь: — Кажется, приходит в сознание. Но если бы еще чуть-чуть…
Какая-то женщина плакала, я узнал Матушку Капитан. Том тоже скулил; у входа были слышны разговоры. Оторопь прошла: я привык к необычным ситуациям, тихонько проводил Матушку Капитан и закрыл дверь. Затем сменил доктора. Внешне я был хладнокровен, но в ушах, как звон колокола в тумане, непрестанно звучало: «Колодец… колодец…» Элиан еще не пришла в себя: жалкая, мертвенно-бледная, с обвисшими волосами, выпачканная в земле и тине. Никогда еще я не был так уверен, что люблю ее, а мои руки не были такими нежными и ловкими. Малле устало закурил сигарету.
— Теперь опасность миновала, — сказал он. — Но в какой-то момент я подумал, что все кончено. Еще каких-нибудь три минуты… Вытащить ее оказалось не просто, это Гарри, каменщик, спустился в колодец. Элиан обвязали веревкой. Я приехал, когда он ее поднимал… Минут сорок, несмотря на все мои усилия, она не подавала признаков жизни. Я уже пал духом…
— Но как такое могло произойти? — спросил я. Этот вопрос не давал мне покоя.
— Понятия не имею. Подняла тревогу ваша собака. Пес выл так, что прибежала соседка. Он крутился у края колодца и лаял. Тогда она наклонилась и увидела вашу жену, та еще билась в конвульсиях… Соседка расскажет вам лучше, чем я; впрочем, она так растерялась, что не воспользовалась телефоном, и никого к тому же поблизости не было. Тогда она побежала к дому Паюсо… Их сын на мотоцикле помчался за мной. А время шло, вы понимаете, к тому же я был занят с больным, которого так сразу не бросишь. Все оборачивалось против нас. К счастью, в табачной лавке Паюсо-младший нашел помощь. Малле подошел к Элиан, и мы перевернули ее на живот.
— Дело идет на лад, — продолжил он. — Самое страшное позади. Он напереживался и теперь говорил без умолку.
— Приготовьте грелки. Еще не хватало, чтобы она у нас подхватила бронхит. Икота сотрясала тело Элиан.
— Поторопитесь! — крикнул мне Малле.
Я вышел, поблагодарил всех, кто находился здесь. Я хотел поскорее остаться один, чтобы расспросить Элиан. Раз уж я решил сказать все, то должен подчеркнуть эту деталь. Несмотря на потрясение, у меня засела одна мысль: узнать, что произошло. При чем тут колодец?.. Меня бы не так поразило, если бы ее сбил автомобиль. Но колодец! Все случившееся казалось таким необъяснимым и страшным. Я утверждаю, что Элиан была уже в тот момент вне опасности. Симпатия всех этих славных людей была мне бесконечно дорога, но их любопытство меня раздражало. Я подумал о том, как обрадуется Мириам, когда узнает, что та, другая, которую она так и называла «другая», чуть не умерла. И здесь, в этом вестибюле, где все говорили разом, я понял, что Мириам действительно имела на меня права и что, если бы Элиан умерла… Отвращение и стыд в головокружительном озарении открыли мне, кем же я был. Виновником! Я вернулся назад. Элиан, поддерживаемая доктором, открыла глаза. Она смотрела на меня. Я заплакал навзрыд. Я отдаю себе отчет, насколько неубедительно могут прозвучать мои слова, но других не нахожу. Спазмы сдавили грудь. Я перестал терзаться, вновь мог выдержать ее взгляд; жизнь возвращалась к ней, глаза ее смотрели с недоверием, как будто она еще не узнавала мир, в котором пробуждалась. Я не смел ее поцеловать, неотрывно следил за ее, казалось, что-то ищущими глазами.
— Это ваш муж, — сказал Малле. Я встал рядом с ней на колени, ее голова повернулась ко мне.
— Франсуа! — прошептала она. — Как я испугалась… Не уходи.
— Быстро в постель! Не до сантиментов, — проворчал доктор. — Вам помочь?
Я приподнял ее. Она была ледяной. Мне подумалось вдруг, что я несу собственный грех. Я сказал «грех», не зная, что еще придумать. Не будучи человеком религиозным, я в этом происшествии увидел знак, нечто вроде предупреждения. Не познакомься я с Мириам — случилось бы что-либо подобное? Бредовые, в сущности, мысли. Мне было настолько не по себе от жалости, угрызений совести, что на лестнице я поклялся покончить с собой, если Элиан умрет. Впрочем, я знал, что она вне опасности, но это мне не мешало разглагольствовать о собственной смерти. Может, это лишь способ заставить себя страдать, подняться до уровня Элиан. Чем большим страдальцем она меня увидит, тем скорее поверит мне. Не принимал ли я чрезвычайных мер предосторожности как человек совестливый, но неискренний? А может, это только сейчас мне так кажется? Я укладывал Элиан в постель. Малле тем временем готовил шприц и ампулы. Я не способен передать, о чем говорили те, кто суетился внизу, забыл и то, что сказал позже им сам. Сознаю, что в моем рассказе не все ясно. Впоследствии я мог бы заполнить пробелы, придав событиям характер хроники происшествий, но предпочитаю рассказывать их, как самому себе, так как именно во мне они обрели свою истинную значимость. Любовь к Мириам до настоящего времени была страстной игрой. С сегодняшнего вечера я знал, что наша связь таинственным образом превратилась во что-то большее. Пока я бодрствовал у изголовья Элиан, эти мысли, чувства, мечты захватили меня целиком. Врач ушел. Дом опустел. Элиан спала. Я бесшумно ходил по комнате, время от времени посматривая на нее. Я жил с ней многие годы и никогда ее не видел. Она казалась пугающе спокойной, исполненной необычайного достоинства в своей отрешенности; руки вытянуты вдоль тела поверх одеяла ладонями вниз. Я заметил энергичную складку ее рта, морщинку озабоченности между бровями. Она не обладала ни красотой, ни элегантностью Мириам. Ее чистота и одновременно упорство вызывали мое бесконечное уважение. Она была моей женой. Я чуть не потерял свою жену. Мириам украшала мою жизнь, Элиан была самой этой жизнью. Я до утра перебирал эти скудные истины, их очевидность меня удручала. В конце концов я сел в кресло у кровати и уснул. Когда проснулся, Элиан, опершись на локоть, глядела на меня. Я вскочил.
— Элиан!
Она печально улыбнулась. На этот раз я долго сжимал ее в объятиях, не в силах говорить. Насколько мне было легко сказать Мириам, что я ее люблю, настолько невозможно было выразить словами свою нежность к Элиан. Мне не хотелось даже ее ласкать. Но, прижавшись к ней щекой, я ощутил облегчение. Я чувствовал, как растворяется горечь, душившая меня. Элиан была здесь, со мной. Казалось, мне стоит раскрыть рот — и все будет испорчено. Однако наступил момент, когда молчание вот-вот потеряло бы свою прелесть. Она нарушила его первой.
— Франсуа, ты видишь… для меня все кончилось благополучно.
Я отступил, чтобы лучше ее видеть. Она была еще бледной, голубые глаза выглядели тусклыми, поблекшими, взгляд их казался одновременно сосредоточенным и рассеянным, как если бы ее преследовало необъяснимое видение.
— Как ты себя чувствуешь?
— Теперь хорошо.
Она нежным жестом протянула ко мне руку и пригладила мои взлохмаченные волосы. И мгновенная мысль: Мириам не сделала бы такого жеста. Мне хотелось остановиться на этой мысли: какой бы лживой она ни была, в этот момент она стоила истины. Я взял ее за руки, чтобы изгнать образ Мириам.
— Сожми, — сказал я. — Крепче.
Я смотрел на наши сплетенные пальцы, на блеск обручальных колец и вновь заплакал, но уже умиротворенно, не сдерживая слез, так как они принадлежали Элиан, ими я был обязан ей.
— Франсуа… Франсуа, дорогой, — прошептала Элиан.
— Мы глупые существа, — сказал я. Она притянула меня к себе.
— Ты сожалеешь об этом? В кабинете зазвонил телефон. Я не двинулся с места!
— Ты не пойдешь? — спросила Элиан. — Это клиент.
— Тем лучше. Обойдутся сегодня без меня. Я остаюсь с тобой…
Я почувствовал, что сделал ей неожиданный подарок. Я ждал, что Элиан мне расскажет, как она упала. Вопреки моему нетерпению и тревоге, я не смел затронуть эту тему. Элиан выглядела еще совсем разбитой, обессиленной. Я спустился, чтобы приготовить еду для Тома и сварить кофе, подал Элиан завтрак и уселся рядом, грызя ломтики поджаренного хлеба. Трогательная семейная трапеза: всевозможные знаки внимания — и каждый доставляет радость. Лицо Элиан постепенно обретало прежние краски, температура уже спала, но вставать ей я запретил, да и доктор вот-вот нагрянет.
— Ты ему очень обязана, — сказал я.
— Да, конечно. Я убрал поднос и сел на кровать. Терпение мое лопнуло.
— Однако, Элиан, теперь, когда ты отдохнула, скажи, что же все-таки произошло?.. Со вчерашнего дня я непрестанно размышляю об этом, но не в силах разобраться. Она устало откинулась на подушки.
— Я не могу, — призналась она.
— Ты хотела набрать воды?
— Совсем нет. Я вышла в сад, для чего, не помню… Странно, но я забыла… может, нарвать цветов… трудно сказать… Вдруг почувствовала большую усталость… Никогда такого не ощущала. Не представляю, что это было. Голова кружилась… Я разглядела колодец. Я не хотела к нему подходить и все же подошла, вопреки своей воле. Уселась на край и свалилась.
— Подожди. Не торопись. Сначала усталость. Откуда она взялась?
— Понятия не имею.
— Может, съела что-нибудь не то?
— Нет.
— И у тебя даже не было времени вернуться в дом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20