— Доказательств того, что Центральная бригада готовит акцию против принца. Если бы у меня были хоть какие-нибудь факты, я бы действовал решительно. Я бы им показал, что такое «Интеллидженс сервис»!
— А Тино и Марти? Если найти их и заставить говорить, то...
— Нет. Найти их, боюсь, невозможно. Только два человека могут обезопасить пребывание Гаруна аль-Самана в Италии. Это — я и вы, Мэвис.
— Мы?! Вы с ума сошли! Я завтра же отправляюсь в Америку!
— Вы забыли, что я вам пообещал в таком случае? — Брук снова оскалился по-волчьи. — Мэвис, никогда в жизни я не шантажировал такую прелестную блондинку, как вы. Честное слово!
Глядя в его смеющиеся глаза, я горестно произнесла:
— Подумать только: еще утром я думала только о том, как избавиться от «щипунов» и липких взглядов итальяшек!
Пит похлопал меня по руке. Надо сказать, что я не почувствовала от его прикосновений отвращения.
— Мэвис, нам пора переходить от слов к делу. А именно: закажем шампанское!
— Сменили шантаж на подкуп? Чем еще вы будете меня терроризировать?
Питер Брук взял в руки меню и впился в него так, как если бы это был последний номер «Плейбоя». Потом щелкнул пальцами. Подскочил официант и вытащил свой блокнот. В голубых глазах Пита появилось мечтательное выражение.
— Простота... Во всем простота. Но не упрощенность! — он поднял вверх указательный палец.
Надо отметить, что я не поняла, о чем он говорит. Официант на всякий случай записал в блокнот слово «простота» и озадаченно спросил:
— Простота на двоих?
— Идиот! — выругался Пит. — Я имел в виду пищу, в которой нет никаких добавок и которая готовится без кулинарных выкрутасов.
Он назвал блюда, слова звучали очень красиво, и я решила, что нам подадут нечто необыкновенное. Но на столе появилось банальное спагетти. Соус отдавал анчоусами, а вино было кислым, как уксус. Я лениво ковыряла вилкой в тарелке и оживилась только тогда, когда явился десерт: ромовый кекс с клубничной прослойкой и со взбитыми сливками. Он просто таял во рту и исчез в мгновение ока в моем желудке. Я не отношусь к тем девицам, которые боятся потолстеть (и с неизбежностью толстеют!). Я доверяю своему организму, и он меня пока ни разу не подвел.
— Шампанское хоть и было приятным, но мало походило на божественное игристое вино. Очевидно, итальянцы не знают его настоящего вкуса, а между тем Италия куда ближе к родине шампанского — Франции, чем Америка. Потягивая сладкий кофе, Пит опять погладил меня по руке и сказал:
— Я всегда предпочитаю занимать активную позицию. А вы, Мэвис?
— Сверху или снизу — меня это не волнует, потому что вы все равно не войдете в мою спальню!
Пит Брук захохотал. Отсмеявшись, он хрюкнул:
— Я имел в виду совсем не секс. Сексом мы займемся тогда, когда все будет позади. А пока... Если мы намерены помешать ребятам из Центральной бригады, надо действовать активно. Я так считаю.
— Вы можете считать все, что угодно, но Марти и Тино исчезли. Что будете делать?
— Не я, а вы, Мэвис. Завтра вы встретитесь с графиней Карлой Риенци. Она друг Его высочества принца Гаруна аль-Самана.
— Но... Почему...
— Не волнуйтесь, Мэвис, графиня и мой друг.
Уж не с этим ли «другом» Пит Брук проводит время, которое он обозначил словами «когда все позади»? Во всяком случае, я заметила, что его глаза засверкали, когда он вспомнил эту чертовку с таким труднопроизносимым именем.
— А что дальше? — спросила я, понимая, что безнадежно проваливаюсь в шпионское болото.
— Я уверен, вы понравитесь ей, и графиня пригласит вас к себе на Капри. Там у нее чудесная вилла.
— Значит, я буду развлекаться, а гангстеры — охотиться за принцем?
— А вот я думаю, — улыбнулся Пит, — что вы с принцем будете развлекаться вместе. Его высочество очень любит остров Капри и почти все свои каникулы проводит именно там.
Глава 3
Взглянув с балкончика на площадь, я увидела у тротуара красную машину. Она дожидалась меня. Мы с Питом договорились встретиться утром в одиннадцать, и теперь я с удовольствием убедилась, что мистер Брук слов на ветер не бросает. Он стоял возле машины и смотрел на мой балкончик. Синий спортивный пиджак, белоснежная рубашка и небрежно повязанный шейный платок — Пит Брук был просто великолепен. Брюнет с голубыми глазами — мечта многих девушек. Надо ли говорить, что сердечко мое забилось часто-часто, и я, как птичка, выпорхнула из отеля прямо к «альфа-ромео». Пит оглядел меня с головы до ног и причмокнул, выражая восторг. Еще бы! Мой брючный костюм какой-то известной фирмы был ярко-оранжевым, как апельсин. Пиджак выгодно подчеркивал бюст, а брюки туго обтягивали бедра. Когда я потряхивала своими локонами, длинные блестящие серьги так приятно колыхались в моих ушах, что я чувствовала себя самой красивой девушкой в Риме. Боюсь, что так оно и было на самом деле.
Я уселась рядом с Питом, и «альфа-ромео» влилась в поток машин.
— Как спалось? — спросил Пит, чудовищными усилиями протискиваясь между автомобилями и даже обгоняя их.
— В общем, неплохо. Но я должна вам сказать: вечером, когда мы ужинали в ресторане, полиция обыскала мой номер.
— Вот как?
— Портье извинился, хотя он тут ни при чем.
— Как он объяснил обыск?
— Сказал, что в соседнем номере горничная обнаружила труп, а поскольку меня в это время в отеле не было, то полиция, проверив мои апартаменты, успокоилась и больше мной не интересуется.
— Хм... Как видите, я не промахнулся с идеей поужинать в ресторане. — Брук бросил на меня торжествующий взгляд. — Ну, а теперь — о деле, — он посерьезнел. — Не говорите графине ничего лишнего. Она убеждена, что я — повеса, прожигатель жизни...
— Все поняла. А как вы представите ей меня? Мэвис Зейдлиц, частный детектив? Девушка из Лос-Анджелеса?
Пит задумался. Он глядел на дорогу и покусывал нижнюю губу.
— Ладно, говорите ей все, что хотите, только скажите, что я сыта по горло приключениями в духе сицилийской мафии.
Мой спутник пробормотал нечто невразумительное. Он мастерски вел машину. Езда успокаивала, и я положилась на судьбу: будь что будет.
Неожиданно Пит свернул в узкую улочку, где не было тротуара, пешеходы жались к стенам домов и только чудом увертывались от машин.
Прищурив глаза, Пит сказал:
— Графине скажем следующее: вы, Мэвис, — моя давняя приятельница, которая приехала в Рим в отпуск.
Намекну, что вы — девушка находчивая, легкая в общении, веселая, любит приключения... Ну, а то, что вы еще и очаровательны, графиня увидит сама, глаза у нее есть. После этого, я думаю, она поймет, что вы можете стать украшением компании, и пригласит вас на Капри. Надо же ей кем-то потчевать своих гостей. Так что вы вполне сойдете за оригинальный калифорнийский пудинг.
— С чем его едят? — фыркнула я. — Мне кажется, ваша графиня решит, что я авантюристка. А авантюристки, в основном, ищут легких заработков...
— Но вслух она скажет, что вы обаятельны до неприличия. Я уверен! Графиня будет рада принять в своем доме такую американскую штучку, — заверил Брук.
— Бог с ней, с этой вашей графиней. Пусть старая обезьяна думает, что хочет. Ее мнение меня не интересует.
— Старая обезьяна? — От удивления брови Пита взлетели вверх. — Очень смелое заявление. Вы даже не видели фотографии графини...
— Я и без фотографии очень хорошо ее представляю: важная, чопорная, надутая величием...
— Хм...
Левой рукой Пит достал портсигар, ногтем открыл его и даже умудрился достать сигарету. Правая рука крепко сжимала руль. Пит предложил сигарету мне, но я отказалась: от никотина сужаются сосуды и портится цвет лица. А мое лицо — моя визитная карточка.
— Жаль, что вы не можете оценить вкус этого табака!
Пит щелкнул зажигалкой.
— А что такого в вашем табаке?
— Эти сигареты изготовляет вручную один старичок с Олдбенд-стрит. Кстати, по моей собственной технологии. Минимум вреда, максимум удовольствия.
— Знаете, Пит, хотела бы я выйти замуж за человека, который любил бы меня так, как вы любите себя.
— Мэвис, а вы ко всем своим достоинствам еще и остроумны! — И он хлопнул меня по бедру, как будто оно стало его собственностью.
Я отодвинулась.
— Но-но!
— Не дуйтесь, Мэвис. Мы ведь партнеры.
— Партнеры по принуждению, если говорить обо мне.
Я искоса взглянула на Пита и пожалела, что нагрубила ему. Его профиль был таким красивым, что у меня засосало под ложечкой.
— Пит, извините, если мой вопрос покажется вам бестактным... Вы женаты?
С замиранием сердца ожидала я ответа.
— Женат? — он криво усмехнулся. — Моя жена — мое дело, моя профессия. Я ясно говорю?
Мне пришлось сдержать себя, иначе бы я замурлыкала. В мыслях я уже представляла, как будет развиваться наш роман, а заигрывать с женатыми — не в моих правилах. Меня устраивало даже то, что Пит считал свою работу лучшей из «жен» и, по-видимому, не собирался обзаводиться семьей. Я тоже не лезу в этот капкан раньше времени (девушке перепадает больше удовольствий, чем замужней даме).
Пит поколесил по лабиринту узеньких улочек и остановил машину на какой-то площади, размеры которой были вполне сопоставимы с моей спальней в Лос-Анджелесе. Выйдя из автомобиля, мы подошли к высокой стене, там оказалась маленькая дверца, через которую мы попали во внутренний дворик, уставленный статуями римских патрициев. Статуи напоминали мне скучных чопорных гостей, лениво перекидывающихся ничего не значащими фразами. В центре дворика журчал фонтан.
Я огляделась и поняла, что дворик образовался из-за того, что кто-то выстроил особняк в виде скобы, с трех сторон ограждающей пространство от нескромных взглядов. На месте четвертой стороны высилась стена, сквозь которую мы прошли.
Окна особняка были большими — от пола до потолка. Я заметила, что веселье в разгаре...
Черноволосая элегантная леди вышла из дома и поспешила к нам.
— Пит! Каро амиго! Как я рада тебя видеть! — быстро-быстро заговорила она.
— Карла, твоему цвету лица могут позавидовать все беззаботные женщины мира! — ответил Пит, широко улыбаясь.
Он поцеловал брюнетку отнюдь не по-дружески, а, я бы сказала, страстно. Черт побери! Я вспомнила, как и что экскурсовод рассказывал о развратниках времен Римской империи. Неужели эти времена возвращаются?
Пит, наверное, почувствовал мой недобрый взгляд, оторвался от брюнетки, повернулся и улыбнулся мне:
— Познакомься, Мэвис. Это хозяйка дома графиня Риенци.
Потом повернулся к графине.
— Карла, позволь представить тебе мою добрую приятельницу из Америки Мэвис Зейдлиц.
— Добро пожаловать, — сказала брюнетка. Она улыбалась мне краешками губ, а сама внимательно оглядывала мою фигуру.
Честно скажу: я делала то же самое. Я была неправа, когда за глаза назвала эту особу старой обезьяной. Это была дама того золотого возраста, который называют элегантным. Красивые блестящие черные волосы обрамляли мраморное лицо и ниспадали на плечи. Неожиданно для брюнетки у графини были зеленые глаза — я, во всяком случае, еще не встречала такого сочетания. Прямой нос римлянки и широкий рот, который кто-то назвал бы чувственным, а мне он казался безобразным, — все это говорило о своеобразии натуры. Дама была необычна. Ее наряд состоял из зеленых шелковых брюк, расширявшихся книзу, и блузки, которая, как я успела рассмотреть представляла комбинацию двух широких платков, узлом завязанных под высокой грудью.
Мне не показалось, что мы понравились друг другу с первого взгляда.
— Ну что, войдем в дом? — улыбнулась графиня. — Пара человек вас, несомненно, заинтересует. А остальные... Так себе, гарнир.
Она говорила по-английски безупречно. Я невольно позавидовала ей, ее дому, образованности, раскованности, знакомствам, связям... Почему же мне в этой жизни перепадает так мало?!
Графиня провела нас в комнату, которая была наполнена светом и радостью, как бокал шампанским. Моя зависть крепла. Кстати, едва я подумала о шампанском, как невесть откуда появился дворецкий с подносом, уставленным бокалами. Пит взял мартини, я — шампанское, и мы, пригубив, пошли следом за хозяйкой дальше.
— Хочу познакомить вас со своими друзьями. — Голос графини звенел серебряными колокольчиками. — Знакомьтесь — Амальфи. — Она коснулась лысого мужчины лет сорока пяти с хвостиком. Потом подошла к худой женщине. — Памела Уоринг. Высокородная Памела.
Эта Памела была еще молода, лет тридцать, не более, но уже успела высохнуть и потрескаться. Несмотря на обилие солнца и тепла, она напялила на себя шерстяной костюм. Не причесанная и не накрашенная, она производила отталкивающее впечатление. А может, я слишком привередлива? Но что делать, если мистер Амальфи толст и лыс как колено, а мисс Уоринг — тоща и сухопара?
И только я перевела свой взгляд на гостей, как графиня изящно просунула руку под локоть Пита и утащила его, что-то воркуя на ухо. Я злобно посмотрела вслед этой парочке.
Не зная, о чем говорят в этом обществе, я решила не рисковать и осторожно произнесла:
— Как в Риме тепло!
— Не то слово, — Высокородная Памела еще больше сморщилась. — Отвратительно жарко.
— Позвольте облегчить ваши страдания! — сказал лысый толстячок каким-то музыкальным голоском, как из оперетки.
Он вытянул руку, помахал кистью — и тут же в руке оказался маленький изящный веер. Мистер Амальфи протянул его мне.
— Трюкачество, — процедила Высокородная и отвернулась.
Толстячок расстроился. Мне захотелось даже погладить его по блестящей лысине.
— Как это у вас получилось? — спросила я, сделав круглые глаза.
— Ловкость рук! Одним словом иллюзия.
Он посмотрел на меня так, что и я была вынуждена заглянуть в эти темные непроницаемые глаза. И обнаружила там такие глубины и такие тайны, что чуть не утонула.
— Вы — иллюзионист? — тихо спросила я.
— Ну, если исходить из того, что вся наша жизнь — сплошная иллюзия, то да.
— Наша жизнь — один кошмар! — закаркала Высокородная.
Иллюзионист щелкнул пальцами, веер исчез. Я смотрела на мистера Амальфи во все глаза. Заметив это, он усмехнулся, допил мартини, подбросил бокал и — бокал исчез. Это было невероятно! Бокал словно растворился в воздухе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18