Кези, тряся пораненными руками и ногами, начал сыпать такие отборные ругательства, что я сразу села на полу по-турецки.
— Интересно, а кого ты ждал? И что я тебе испортила?
— Я рассчитывал, что сюда войдет Ирма Бузен. Мне надо было видеть ее реакцию на труп. А ты вмешалась...
— При чем тут Ирма?!
— Но я же объяснял тебе... совсем недавно... — простонал Кези.
— Ну и что? Реакция Ирмы будет точно такой же, как у меня, как у любой нормальной женщины, — Ирма закричит и убежит! И я бы убежала, но только ты начал меня душить. Убийца! Вот кого подсунул мне Адлер! Хорош партнер!
Я набрала побольше воздуха, чтобы заорать на весь клуб о том, что здесь произошло.
— Мэвис, не надо, не делай этого, — Кези сразу стал, как шелковый. — Я не убивал Саломею, честное слово. Я зашел сюда за несколько минут до тебя, чтобы поговорить с Ирмой. Сначала я постучал, мне никто не ответил, я решил, что Ирмы нет в гримерке, но она скоро появится. Поэтому я вошел. Хотел подождать Ирму здесь... Увидел труп... Я не дотронулся до Саломеи... Она мертва, это ясно любому. Помочь ей я уже ничем не мог. Но мне хотелось увидеть, как отреагирует Ирма Бузен. Поэтому я прислонился к стене у двери... А тут вбежала ты и...
— Так я и поверю во весь этот бред! — Я поднялась на ноги и ощупала голову: на затылке ныла огромная шишка.
— Это правда — как и то, что ты сделала из меня калеку. Зачем мне убивать толстушку? Я даже не знал ее как следует...
— И в это я не верю. — Мои прищуренные глаза смотрели на Кези как два рентгеноскопа. — Ты сам сказал, что работаешь в клубе уже третий месяц. За это время ты мог влюбиться в Саломею, признаться ей, получить отказ и...
— Идиотка! — заорал Кези. — Если бы это было так, весь клуб был бы в курсе. Любовные интрижки нельзя скрыть: когда-нибудь они выплывают на свет... Ирма первая рассказала бы тебе обо всем!
Он надеялся провести меня. С виду его доводы были разумными: если бы Кези сох по Саломее, об этом, действительно, знали бы многие. А уж не рассчитывает ли Кези, что именно так я и буду думать? Дурочка Мэвис Циркус поверит всему... Ну уж нет! Кези невдомек, что в моем облике он столкнулся с мозговым центром «Рио инвестигейшн»!
Я почувствовала, что должна дать отпор подлому и коварному злодею.
— Ну что, мистер Джонс? Вот вы и попались! — Я смотрела на своего партнера в упор и заметила, что он испугался.
Кези пытался взять себя в руки. Он быстро произнес:
— Между мной и Саломеей Кёнигин ничего не было!
— Брось, Кези. Я тебя раскусила. Ты так говоришь, потому что это и вправду...
— Да, это правда! Не было никакой любовной истории!
— Ложь!
— Но ты только что сама сказала, что это правда.
Я расхохоталась прямо ему в лицо.
— Правда всегда правда, как бы ее не маскировали. И нечего думать, что кто-то примет за правду обман и хитрые уловки, тем более, что поверить в них может только слепой и глухой. — Я победно скрестила руки на груди и торжествующе закончила: — Ну что, прокол?
Кези настолько был сбит с толку, что хлопал ресницами, тряс рукой и переминался с ноги на ногу. Он надеялся вызвать у меня чувство жалости. Как бы ни так!
— Мэвис, — растерянно пробормотал он, — о чем ты говоришь? Какой еще прокол?
— Ты все понимаешь, мерзавец! Я словно вижу, как ты входишь сюда, нет, вбегаешь, у тебя нет времени рассмотреть, кто сидит у зеркала, ты вонзаешь нож и в то же мгновение понимаешь, что совершил ошибку. Но Саломея убита... Тебе надо что-то предпринять. И тогда ты остаешься здесь с одной мыслью — исправить ошибку.
Кези долго стоял молча. Глаза он закрыл, и у меня появилось ощущение, что Кези Джонс лихорадочно соображает, как ему выйти сухим из воды.
— Значит ты, Мэвис, считаешь, что я воткнул нож в спину Саломеи, а потом выяснил, что это ошибка, — он открыл глаза. — Но какая?
— Ты убил совсем не ту девушку, — я испытующе посмотрела на него. — Это комната Ирмы, и ты, очевидно, хотел убить Ирму. Я не знаю, как здесь оказалась Саломея, — наверное, это выяснится в процессе следствия. Совершив убийство, ты понял, что ошибся. И стал ждать Ирму, чтобы исправить ситуацию...
— Боже мой... — Кези обхватил голову руками. — И надо же было мне нарваться на эту сумасшедшую! Мэвис, все, что ты сейчас сказала, существует только в твоей больной голове! Поняла?!
Я слушала его со спокойствием статуи. Кези, по мере того, как уговаривал меня, заводился все больше и больше. Он уже почти кричал:
— Мэвис, я надеюсь, что ты опомнишься! Кретинка! Я не убивал! Пойми ты это, наконец!
— Хватит! Будет лучше, если ты во всем признаешься, мерзкий убийца!
— Бред! Отстань от меня! Вот навязалась!
Я вспомнила, что именно так бесновался один из героев русского романа... Как же назывался этот роман? Вроде бы «Братья Карамазофф». У меня одно время был знакомый поэт, который на свиданиях изводил меня своими стихами, а когда мне становилось совсем невмоготу, зачитывал отрывки из разных и, как ему казалось, хороших книг. Но кто же из братьев так колотился?
— Кези, если ты признаешься, тебе сразу станет легче, — вкрадчиво сказала я.
— Наверное, ты права.
Исчерпав все доводы, использовав все аргументы, Кези понял, что со мной ему не справиться. Плечи Кези поникли, и он прошептал:
— Хорошо, я все расскажу... Иначе я сойду с ума.
— Что ты там шепчешь? Не могу ничего разобрать. Говори громче!
— Мэвис... У меня пересохло во рту... Извини, но ты не могла бы подойти поближе?
И он снова что-то прошептал.
Ага, все же я сломила его сопротивление! Отлично! Я предвкушала, как утру копам носы, когда предъявлю им не только свежий труп, но и тепленького убийцу, размазывающего по лицу сопли и слезы. А Джонни... Да у него глаза на лоб полезут, когда он откроет утренние газеты!
Я подбежала к своему кровожадному партнеру и вызывающе уперла руки в бока:
— Ну, Кези, колись! Так это было предательство любви? Или она обозвала тебя импотентом?
— Еще ближе, Мэвис... Мне трудно вот так сразу... вслух произнести...
— А теперь?
— Хорошо.
Глазки Кези то умоляли, то беспокойно бегали.
— Мэвис, я хочу сообщить тебе кое-что на ухо... Только не смотри на меня... мне тяжело...
— Понимаю.
Я глянула в сторону несчастной Саломеи, которой уже никогда не выйти на сцену, и бритоголовые мальчики уже никогда не взвизгнут, увидев, как Саломея вертит задницей...
Страшной силы удар обрушился на мою голову, и тут же в ней словно взорвалась атомная бомба, ослепив меня адским пламенем.
* * *
...Моя огромная голова тяжело качалась на тонком стебельке шеи. Было темно, и только порой в глазах пролетали какие-то искорки. Я громко застонала, и этот звук заставил меня приподнять веки — створки склепа. Меня мутило.
Господи, кто это передо мной? Какая отвратительная мегера: волосы дыбом, язык вывалился, взгляд жуткий.
— И где ты так нализалась, милочка? — прохрипела я. — И чего ты от меня хочешь? Пива? Его здесь нет.
Шла бы ты, дорогая... Слушай, а где ты сделала такую прическу? Как назывался этот салон? «Невеста Франкенштейна»?
Мегера, вроде бы, что-то отвечала мне, но ее голоса я не слышала. Она открывала рот каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Черт побери! Она просто дразнит меня! Вот я ей сейчас как наподдам!
Я наклонилась и что есть силы врезала чертовке по щеке. Ай! Руку мою словно обожгло. Нет, не обожгло, — я разбила всю кисть о зеркало.
О зеркало?
Значит, «пьяная мегера» — это я. И волосы дыбом — у меня. И мутные глаза, и перекошенное лицо... Где же щетка для волос? И, вообще, что происходит? Неяркий свет торшера, скорее, затушевывал, чем прояснял ситуацию.
Я глубоко вздохнула, встала и включила верхний свет. Пока ясно только одно: я нахожусь в собственной гримерке.
И тут я вспомнила все: Кези, нож, Саломею... Но как же я здесь оказалась? Наверное, этот ублюдок оглушил меня и перенес сюда. А Ирма?.. За то время, пока я была без сознания, Кези запросто мог убить ее! А может, он все еще стоит под дверью с ножом и готов ударить Ирму, едва только она переступит порог?
Нет! Я должна сделать все, что в моих силах, и спасти ее!
Я кое-как причесалась, одернула свои одежки и, выйдя за дверь, побрела к гримерке Ирмы Бузен. Ноги мои были деревянными, голова раскалывалась, как будто двадцать юных танцовщиц плясали канкан прямо под черепной коробкой.
«Господи, сделай так, чтобы Ирма где-нибудь задержалась, — молила я. — Помоги ей и мне...»
Гримерка Ирмы была закрыта. Я потопталась и едва не повернула назад, проявив малодушие. Но мысль о том, что за дверью — труп невесты мистера Хетчика, заставила меня подналечь плечом на дверь и... Я чуть не упала, но каким-то чудом сохранила равновесие.
Ирма тщательно проверяла свою экипировку, состоявшую из ярко-желтого атласного бюстгальтера и черных с желтым атласных трусиков. С одного взгляда я поняла, что моя красотка жива и здорова. Более того — готовится к выступлению.
— Ирма! Ты жива! Какое счастье! — я действительно была счастлива.
— Да, Мэвис... Этот эпилятор кого хочешь сведет в могилу.
— А я так боялась, что убийца прикончит тебя раньше, чем я успею притащиться...
Ирма смотрела ничего не понимающими глазами. Ноги совсем перестали меня держать. Я нащупала стул и шлепнулась на него.
— Мэвис, о чем ты, объясни...
— Здесь произошло убийство, — задыхаясь, сказала я. — Она сидела вот на этом...
И тут я взвилась и заорала что есть мочи: мне показалось, что по моей ноге стекает со стула струйка крови. Мамочка! Да я, наверное, вся в крови!
Я сиганула с проклятого стула так, словно кто-то нажал на стартер над самым ухом, и сбила Ирму, которая в этот момент, очевидно, хотела подойти ко мне. Мы с Ирмой завертелись, цепляясь за мебель. В это время раздался стук, быстрым шагом вошел Макс Штайнер и попал в наше вращение тел. Ирме первой удалось вырваться из порочного круга. Оттолкнув Штайнера, она прыгнула назад, а я отлетела к стенке.
Я видела: Штайнер испугался. Наверняка ему не приходилось попадать в такую переделку.
Мы трое стояли и молчали, переживая только что происшедшее. Все тяжело дышали и сопели. Вдруг я заметила, что глаза Штайнера медленно вылезают из орбит. Я проследила за его взглядом, и от удивления открыла рот. Дело в том, что... Даже не знаю, как это описать.
Во время столкновения бюстгальтер Ирмы расстегнулся, но не упал, а держался за счет — скажем так — объема груди. Кстати, об этой самой груди — она выполнила роль амортизатора, когда Ирма врезалась в Штайнера. Недаром же бюст у нас называют буфером! Эта часть тела Ирмы была не только прекрасной, но и выдающейся и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Но вот эти качества сыграли коварную роль. Короче, грудь Ирмы продолжала колебаться, хотя сама Ирма стояла на месте.
Это надо было видеть!
Вначале две мощных молочных железы вздымались вверх, и Ирма инстинктивно откидывалась назад. Потом они торжественно опускались, и Ирма наклонялась вперед. Подобное движение могло продолжаться очень долго и... Тут моя память услужливо подсказала пример, который приводила на уроках то ли физики, то ли гимнастики мисс Тернболл. Она объясняла, почему солдатам нельзя маршировать по мосту. Я не помню всех деталей, но, кажется, из-за какого-то резонанса (с чем его едят?) мост мог раскачаться и развалиться на части.
Неужели это же произойдет с Ирмой? Мне стало жаль бедняжку: судя по всему, она и сама не знала, как справиться с собственной грудью.
Мистер Штайнер оказался сообразительнее меня — увы, я вынуждена это признать, хотя мне и не хочется. Громила со шрамом спас Ирму от судьбы моста: он быстренько засучил рукава, вытянул обе руки и ухватил Ирму за оба конуса. Ему удалось удержать их на месте, хотя это было и не так уж просто.
Бюст еще подрагивал какое-то время и затих.
— Спасибо, — прошелестела Ирма Бузен (все-таки недаром она получила такое имя!).
— Не за что, — ответил Штайнер.
Его голос был обычным мужским голосом, лишенным тех жутких обертонов, которые я хорошо помнила. Мне даже в голову не могло прийти, что этот монстр может говорить по-человечески.
— Спасибо, — повторила Ирма более холодно.
— Всегда готов, — почти пропел Штайнер.
— Да отпустите же меня! — закричала Ирма. — Цирк, который устроила Мэвис, закончился. А ну, убирайте свои лапы!
— Извините, я просто хотел, чтобы наверняка...
Голос Штайнера снова стал убийственно скрипучим и противным. Руки он, естественно, убрал и сразу же потребовал объяснений.
— Что это было?
— Я бы тоже хотела это знать, — сказала Ирма и повернулась ко мне. — Мэвис! Ты случайно не помешалась?
Я затрясла головой, всячески показывая, что нахожусь в своем уме. В глазах Ирмы я уловила какие-то злобные огоньки, но красотка быстро опустила взгляд.
— Мэвис ввалилась в мою комнату с криком: «Тебя еще не убили?» Потом, наверное, решила сама прикончить меня и прыгнула... Тут вошли вы... Дальше — понятно.
— Прости, Ирма, я не хотела тебя толкать. — Признаюсь, поведение подруги меня слегка озадачило. — Просто неожиданно для себя я открыла, что сижу на стуле смерти...
— Стул смерти? — Ирма подняла голову и часто-часто заморгала.
— Вот он! — я указала пальцем. — На нем сидела убитая Саломея.
— Мэвис! Что ты сочиняешь?!
Если бы у Ирмы был под рукой кувшин с холодной водой, она, несомненно, опрокинула бы мне его на голову. И Штайнер смотрел на меня, как на полоумную. Его холодные глаза действовали так же, как стальные клинки.
— Ну... — я не знала, что говорить.
— Начнем все по порядку. — Штайнер был чертовски зол. — Мэвис сидела на стуле смерти, а потом прыгнула на Ирму. Так?
— Я ничего не знаю про стул! — взвизгнула Ирма.
— Мэвис утверждает, что именно на этом стуле сидела Саломея... До того, как ее убили, или после того?
Он задал вопрос, который мог свалить даже слона.
— Этого Мэвис не пояснила, — облизав губы, жалобно сказала Ирма.
— Что за спектакль вы устраиваете! — закричала я. — Кто убрал труп? Полиция? Я, конечно, была без сознания и, возможно, очень долго, но вижу, что полицейские даже смыли кровь со стула. Это они смыли ее или кто-то другой?
Ирма Бузен и Макс Штайнер многозначительно переглянулись.
— Я всегда в таких случаях обращаюсь в клинику на Шестой авеню, — сказала Ирма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18